Неточные совпадения
— Наш повар утверждает, что
студенты бунтуют — одни от голода, а другие из дружбы к ним, — заговорила Варвара, усмехаясь. — «Если б, говорит, я был министром, я бы посадил всех на казенный паек, одинаковый для
богатых и бедных, — сытым нет причины бунтовать». И привел изумительное доказательство: нищие — сыты и — не бунтуют.
Она говорила о
студентах, влюбленных в актрис, о безумствах
богатых кутил в «Стрельне» и у «Яра», о новых шансонетных певицах в капище Шарля Омона, о несчастных романах, запутанных драмах. Самгин находил, что говорит она не цветисто, неумело, содержание ее рассказов всегда было интереснее формы, а попытки философствовать — плоски. Вздыхая, она произносила стертые фразы...
Фактами такого рода Иван Дронов был богат, как еж иглами; он сообщал, кто из
студентов подал просьбу о возвращении в университет, кто и почему пьянствует, он знал все плохое и пошлое, что делали люди, и охотно
обогащал Самгина своим «знанием жизни».
Было поучительно и даже приятно слышать, как безвольно, а порою унизительно барахтаются в стихийной суматохе чувственности знаменитые адвокаты и
богатые промышленники, молодые поэты, актрисы, актеры,
студенты и курсистки.
Так жила она до 16-ти лет. Когда же ей минуло 16 лет, к ее барышням приехал их племянник —
студент,
богатый князь, и Катюша, не смея ни ему ни даже себе признаться в этом, влюбилась в него. Потом через два года этот самый племянник заехал по дороге на войну к тетушкам, пробыл у них четыре дня и накануне своего отъезда соблазнил Катюшу и, сунув ей в последний день сторублевую бумажку, уехал. Через пять месяцев после его отъезда она узнала наверное, что она беременна.
В третьем, четвертом часу усталое вставанье с грязной постели, зельтерская вода с перепоя, кофе, ленивое шлянье по комнатам в пенюарах, кофтах, халатах, смотренье из-за занавесок в окна, вялые перебранки друг с другом; потом обмывание, обмазывание, душение тела, волос, примериванье платьев, споры из-за них с хозяйкой, рассматриванье себя в зеркало, подкрашивание лица, бровей, сладкая, жирная пища; потом одеванье в яркое шелковое обнажающее тело платье; потом выход в разукрашенную ярко-освещенную залу, приезд гостей, музыка, танцы, конфеты, вино, куренье и прелюбодеяния с молодыми, средними, полудетьми и разрушающимися стариками, холостыми, женатыми, купцами, приказчиками, армянами, евреями, татарами,
богатыми, бедными, здоровыми, больными, пьяными, трезвыми, грубыми, нежными, военными, штатскими,
студентами, гимназистами — всех возможных сословий, возрастов и характеров.
Она, изволите видеть, вздумала окончательно развить, довоспитать такую, как она выражалась,
богатую природу и, вероятно, уходила бы ее, наконец, совершенно, если бы, во-первых, недели через две не разочаровалась «вполне» насчет приятельницы своего брата, а во-вторых, если бы не влюбилась в молодого проезжего
студента, с которым тотчас же вступила в деятельную и жаркую переписку; в посланиях своих она, как водится, благословляла его на святую и прекрасную жизнь, приносила «всю себя» в жертву, требовала одного имени сестры, вдавалась в описания природы, упоминала о Гете, Шиллере, Беттине и немецкой философии — и довела наконец бедного юношу до мрачного отчаяния.
Пестрая молодежь, пришедшая сверху, снизу, с юга и севера, быстро сплавлялась в компактную массу товарищества, общественные различия не имели у нас того оскорбительного влияния, которое мы встречаем в английских школах и казармах; об английских университетах я не говорю: они существуют исключительно для аристократии и для
богатых.
Студент, который бы вздумал у нас хвастаться своей белой костью или богатством, был бы отлучен от «воды и огня», замучен товарищами.
Вообще среди учащихся немногие были обеспечены — большинство беднота. И
студенты, и ученики Училища живописи резко делились на
богачей и на многочисленную голь перекатную.
Чуть свет являлись на толкучку торговки, барахольщики первой категории и скупщики из «Шилова дома», а из желающих продать — столичная беднота: лишившиеся места чиновники приносили последнюю шинелишку с собачьим воротником, бедный
студент продавал сюртук, чтобы заплатить за угол, из которого его гонят на улицу, голодная мать, продающая одеяльце и подушку своего ребенка, и жена обанкротившегося купца, когда-то
богатая, боязливо предлагала самовар, чтобы купить еду сидящему в долговом отделении мужу.
Во-первых, Лаврецкий должен был немедленно оставить университет: кто же выходит за
студента, да и что за странная мысль — помещику,
богатому, в двадцать шесть лет брать уроки, как школьнику?
Князь Иван Иваныч был генерал-аншеф, старик,
богач и один; стало быть, я, шестнадцатилетний
студент, должен был иметь с ним прямые отношения, которые, я предчувствовал, не могли быть для меня лестны.
— Вот! Что тебе? Ты новенький и
богатый, — с
богатых учитель-то не взыскивает… А я — бедный объедон, меня он не любит, потому что я озорничаю и никакого подарка не приносил ему… Кабы я плохо учился — он бы давно уж выключил меня. Ты знаешь — я отсюда в гимназию уйду… Кончу второй класс и уйду… Меня уж тут один
студент приготовляет… Там я так буду учиться — только держись! А у вас лошадей сколько?
Галкина поймала его на этом и пристроила к
богатой купчихе лет сорока, сын ее был уже
студент на третьем курсе, дочь — кончала учиться в гимназии. Купчиха была женщина тощая, плоская, прямая, как солдат, сухое лицо монахини-аскетки, большие серые глаза, скрытые в темных ямах, одета она в черное платье, в шелковую старомодную головку, в ее ушах дрожат серьги с камнями ядовито-зеленого цвета.
Весь город взволнован: застрелилась, приехав из-под венца, насильно выданная замуж дочь
богатого торговца чаем. За гробом ее шла толпа молодежи, несколько тысяч человек, над могилой
студенты говорили речи, полиция разгоняла их. В маленьком магазине рядом с пекарней все кричат об этой драме, комната за магазином набита
студентами, к нам, в подвал, доносятся возбужденные голоса, резкие слова.
Это было больше чем простая кража, когда нуждающийся крадет у
богатого: тут и нарушенное доверие, и отнятие денег именно у голодного, да еще товарища, да еще
студента, и притом человеком со средствами (почему мне и поверили).
Фриденсон и Гершович были два
студента, обещавшие явиться в качестве свидетелей. Это были сыновья местных
богачей, и мы выбрали их нарочно, считая, что их свидетельство будет иметь большую силу. К нашему кружку они не принадлежали, но оба были под некоторым обаянием обоих Менделей, особенно Фроима, и согласились участвовать в заговоре, с условием, что потом, когда дело дойдет до подтверждения свидетельства, — они заявят, что были при этом случайными именинными гостями…
— Арисштократы, вон! — ретиво подхватил с подоконника сын очень
богатых еврейских родителей, во что бы то ни стало стремившийся быть «студентом-волком», ибо «волки» составляли антарктический полюс «беложилетников».
По его костюму, которому он тщательно старался придать демократическую небрежность, все-таки ясно можно было видеть, что
студент этот — сын очень
богатых родителей.
В первом из них Бодростин опять извинялся пред женой, что он ей за недосугом не пишет; говорил о своих обширных и выгодных торговых предприятиях, которые должны его
обогатить и, наконец, удивлялся жене, чего она сидит в Париже и еще, вдобавок, в этом отвратительном квартале гризет и
студентов.
Но Телепнева нельзя отождествлять с автором. У меня не было его романической истории в гимназии, ни романа с казанской барыней, и только дерптская влюбленность в молодую девушку дана жизнью. Все остальное создано моим воображением, не говоря уже о том, что я,
студентом, не был
богатым человеком, а жил на весьма скромное содержание и с 1856 года стал уже зарабатывать научными переводами.
Наружность Ледрю казалась в молодости эффектной, а тут передо мной был плотный, пожилой француз, с лицом и повадкой, я сказал бы,
богатого рантье. Узнав, что я долго жил среди парижской учащейся молодежи, он стал говорить, что
студенты, вместо того чтобы ходить по балам и шантанам, готовились бы лучше к революционному движению.
Жил он сравнительно
богаче, чем мы, другие
студенты.
Когда он был еще молодым
студентом,
богатый дядюшка, умирая, завещал выплачивать ему по двести рублей в месяц «до окончания университетского курса».
Встретился он с одним знакомым
студентом из очень
богатых купчиков. Тот зазвал его к себе обедать. Женат, живет барином, держит при себе товарища по факультету, кандидата прав, и потешается над ним при гостях, называет его"ярославским дворянином". Позволяет лакею обносить его зеленым горошком; а кандидат ему вдалбливает в голову тетрадки римского права… Постоянная мечта — быть через десять лет вице-губернатором, и пускай все знают, что он из купеческих детей!
Щелоков остался все с тем же умышленным говором московских рядов. Он привык к этому виду дурачества и с товарищами. С Заплатиным он был однокурсник, на том же факультете. Но в конце второго курса Щелоков — сын довольно
богатого оптового торговца ситцем — "убоялси бездны", — как он говорил, а больше потому вышел из
студентов, что отец его стал хронически хворать и надо было кому-нибудь вести дело.