Неточные совпадения
Чувство гнева на жену, не хотевшую
соблюдать приличий и исполнять единственное постановленное ей условие ― не принимать у
себя своего любовника, не давало ему покоя.
— Отчего же и не пойти, если весело. Ça ne tire pas à conséquence. [Это не может иметь последствий.] Жене моей от этого не хуже будет, а мне будет весело. Главное дело —
блюди святыню дома. В доме чтобы ничего не было. А рук
себе не завязывай.
— Щи, моя душа, сегодня очень хороши! — сказал Собакевич, хлебнувши щей и отваливши
себе с
блюда огромный кусок няни, известного
блюда, которое подается к щам и состоит из бараньего желудка, начиненного гречневой кашей, мозгом и ножками. — Эдакой няни, — продолжал он, обратившись к Чичикову, — вы не будете есть в городе, там вам черт знает что подадут!
— Есть у меня, пожалуй, трехмиллионная тетушка, — сказал Хлобуев, — старушка богомольная: на церкви и монастыри дает, но помогать ближнему тугенька. А старушка очень замечательная. Прежних времен тетушка, на которую бы взглянуть стоило. У ней одних канареек сотни четыре. Моськи, и приживалки, и слуги, каких уж теперь нет. Меньшому из слуг будет лет шестьдесят, хоть она и зовет его: «Эй, малый!» Если гость как-нибудь
себя не так поведет, так она за обедом прикажет обнести его
блюдом. И обнесут, право.
Что до того, как вести
себя,
соблюсти тон, поддержать этикет, множество приличий самых тонких, а особенно наблюсти моду в самых последних мелочах, то в этом они опередили даже дам петербургских и московских.
Насыщенные богатым летом, и без того на всяком шагу расставляющим лакомые
блюда, они влетели вовсе не с тем, чтобы есть, но чтобы только показать
себя, пройтись взад и вперед по сахарной куче, потереть одна о другую задние или передние ножки, или почесать ими у
себя под крылышками, или, протянувши обе передние лапки, потереть ими у
себя над головою, повернуться и опять улететь, и опять прилететь с новыми докучными эскадронами.
При этом всегда они брали с
собой кутью на белом
блюде, в салфетке, а кутья была сахарная из рису и изюму, вдавленного в рис крестом.
Она молча приняла обязанности в отношении к Обломову, выучила физиономию каждой его рубашки, сосчитала протертые пятки на чулках, знала, какой ногой он встает с постели, замечала, когда хочет сесть ячмень на глазу, какого
блюда и по скольку съедает он, весел он или скучен, много спал или нет, как будто делала это всю жизнь, не спрашивая
себя, зачем, что такое ей Обломов, отчего она так суетится.
Нет, не такие нравы были там: гость там прежде троекратного потчеванья и не дотронется ни до чего. Он очень хорошо знает, что однократное потчеванье чаще заключает в
себе просьбу отказаться от предлагаемого
блюда или вина, нежели отведать его.
Счастье их слишком молодо и эгоистически захватывало все вокруг. Они никого и ничего почти не замечали, кроме
себя. А вокруг были грустные или задумчивые лица. С полудня наконец и молодая чета оглянулась на других и отрезвилась от эгоизма. Марфенька хмурилась и все льнула к брату. За завтраком никто ничего не ел, кроме Козлова, который задумчиво и грустно один съел машинально
блюдо майонеза, вздыхая, глядя куда-то в неопределенное пространство.
От него я добился только — сначала, что кузина твоя — a pousse la chose trop loin… qu’elle a fait un faux pas… а потом — что после визита княгини Олимпиады Измайловны, этой гонительницы женских пороков и поборницы добродетелей, тетки разом слегли, в окнах опустили шторы, Софья Николаевна сидит у
себя запершись, и все обедают по своим комнатам, и даже не обедают, а только
блюда приносятся и уносятся нетронутые, — что трогает их один Николай Васильевич, но ему запрещено выходить из дома, чтоб как-нибудь не проболтался, что граф Милари и носа не показывает в дом, а ездит старый доктор Петров, бросивший давно практику и в молодости лечивший обеих барышень (и бывший их любовником, по словам старой, забытой хроники — прибавлю в скобках).
— Боже мой! — говорил Райский, возвращаясь к
себе и бросаясь, усталый и телом и душой, в постель. — Думал ли я, что в этом углу вдруг попаду на такие драмы, на такие личности? Как громадна и страшна простая жизнь в наготе ее правды и как люди остаются целы после такой трескотни! А мы там, в куче, стряпаем свою жизнь и страсти, как повара — тонкие
блюда!..
Она принимала гостей, ходила между ними, потчевала, но Райский видел, что она, после визита к Вере, была уже не в
себе. Она почти не владела
собой, отказывалась от многих
блюд, не обернулась, когда Петрушка уронил и разбил тарелки; останавливалась среди разговора на полуслове, пораженная задумчивостью.
Все мяса, живность, дичь и овощи — все это без распределений по дням, без соображений о соотношении
блюд между
собою.
И они позвали его к
себе. «Мы у тебя были, теперь ты приди к нам», — сказали они и угощали его обедом, но в своем вкусе, и потому он не ел. В грязном горшке чукчанка сварила оленины, вынимала ее и делила на части руками — какими — Боже мой! Когда он отказался от этого
блюда, ему предложили другое, самое лакомое: сырые оленьи мозги. «Мы ели у тебя, так уж и ты, как хочешь, а ешь у нас», — говорили они.
Сзади всех подставок поставлена была особо еще одна подставка перед каждым гостем, и на ней лежала целая жареная рыба с загнутым кверху хвостом и головой. Давно я собирался придвинуть ее к
себе и протянул было руку, но второй полномочный заметил мое движение. «Эту рыбу почти всегда подают у нас на обедах, — заметил он, — но ее никогда не едят тут, а отсылают гостям домой с конфектами». Одно путное
блюдо и было, да и то не едят! Ох уж эти мне эмблемы да символы!
Веревкин только вздохнул и припал своим красным лицом к тарелке. После ботвиньи Привалов чувствовал
себя совсем сытым, а в голове начинало что-то приятно кружиться. Но Половодов время от времени вопросительно посматривал на дверь и весь просиял, когда наконец показался лакей с круглым
блюдом, таинственно прикрытым салфеткой. Приняв
блюдо, Половодов торжественно провозгласил, точно на
блюде лежал новорожденный...
Каждое
блюдо имело само по
себе глубокий внутренний смысл, и каждый кусок отправлялся в желудок при такой торжественной обстановке, точно совершалось какое-нибудь таинство.
Но он действительно держал
себя так, как, по мнению Марьи Алексевны, мог держать
себя только человек в ее собственном роде; ведь он молодой, бойкий человек, не запускал глаз за корсет очень хорошенькой девушки, не таскался за нею по следам, играл с Марьею Алексевною в карты без отговорок, не отзывался, что «лучше я посижу с Верою Павловною», рассуждал о вещах в духе, который казался Марье Алексевне ее собственным духом; подобно ей, он говорил, что все на свете делается для выгоды, что, когда плут плутует, нечего тут приходить в азарт и вопиять о принципах чести, которые следовало бы
соблюдать этому плуту, что и сам плут вовсе не напрасно плут, а таким ему и надобно быть по его обстоятельствам, что не быть ему плутом, — не говоря уж о том, что это невозможно, — было бы нелепо, просто сказать глупо с его стороны.
На свои деньги он не покупал ничего подобного; «не имею права тратить деньги на прихоть, без которой могу обойтись», — а ведь он воспитан был на роскошном столе и имел тонкий вкус, как видно было по его замечаниям о
блюдах; когда он обедал у кого-нибудь за чужим столом, он ел с удовольствием многие из
блюд, от которых отказывал
себе в своем столе, других не ел и за чужим столом.
Выпросит, бывало,
себе рублей пятьсот месяца на два и за день до срока является в переднюю с каким-нибудь куличом на
блюде и с пятьюстами рублей на куличе.
Докладывают, что ужин готов. Ужин представляет
собой повторение обеда, за исключением пирожного, которое не подается. Анна Павловна зорко следит за каждым
блюдом и замечает, сколько уцелело кусков. К великому ее удовольствию, телятины хватит на весь завтрашний день, щец тоже порядочно осталось, но с галантиром придется проститься. Ну, да ведь и то сказать — третий день галантир да галантир! можно и полоточком полакомиться, покуда не испортились.
— Я знаю, Марья Маревна, что ты не для
себя берешь, а деток побаловать хочешь, — сказал он, — так я после обеда велю полную коробьюшечку ягод набрать, да и отправлю к тебе домой. А те, что взяла, ты опять на
блюдо положи.
Года два назад за ужином, когда каждый заказывал
себе блюдо по вкусу, захотел и Паша щегольнуть своим гурманством.
Чтобы слиться с народом и его верой, он одно время принуждал
себя считать православным,
соблюдал все предписания православной церкви, но не в силах был смириться, взбунтовался и начал проповедовать свою веру, свое христианство, свое Евангелие.
Лесные, моховые болота обязаны своим происхождением близости глиняного грунта, не пропускающего сквозь
себя дождевую воду: она стоит на нем, как на глиняном
блюде, и верхний пласт земли, плотно лежащий на глине, постоянно размокая, разбухая, лишенный солнечных лучей от навеса древесных ветвей, производит мох.
—
Себя соблюдаешь, — решил Петр Васильич. — А Шишка, вот погляди, сбрендит… Он теперь отдохнул и первое дело за бабой погонится, потому как хоша и не настоящий барин, а повадку-то эту знает.
Нехорошая слава про фабричных девок, а над Наташкой никто не смел посмеяться:
соблюдала она
себя.
— А сама виновата, — подтягивал Антип. — Ежели которая девка
себя не
соблюдает, так ее на части живую разрезать… Вот это какое дело!.. Завсегда девка должна
себя соблюдать, на то и званье у ней такое: девка.
— Бахарева может наливать чай, — говорил он, сделав это предложение в обыкновенном заседании и стараясь, таким образом, упрочить самую легкую обязанность за Лизою, которой он стал не в шутку бояться. — Я буду месть комнаты, накрывать на стол, а подавать
блюда будет Бертольди, или нет, лучше эту обязанность взять Прорвичу. Бертольди нет нужды часто ходить из дому — она пусть возьмет на
себя отпирать двери.
Лихонин прочитал также о том, что заведение не должно располагаться ближе чем на сто шагов от церквей, учебных заведений и судебных зданий, что содержать дом терпимости могут только лица женского пола, что селиться при хозяйке могут только ее родственники и то исключительно женского пола и не старше семи лет и что как девушки, так и хозяева дома и прислуга должны в отношениях между
собою и также с гостями
соблюдать вежливость, тишину, учтивость и благопристойность, отнюдь не позволяя
себе пьянства, ругательства и драки.
Флигель, в котором мы остановились, был точно так же прибран к приезду управляющего, как и прошлого года. Точно так же рыцарь грозно смотрел из-под забрала своего шлема с картины, висевшей в той комнате, где мы спали. На другой картине так же лежали синие виноградные кисти в корзине, разрезанный красный арбуз с черными семечками на
блюде и наливные яблоки на тарелке. Но я заметил перемену в
себе: картины, которые мне так понравились в первый наш приезд, показались мне не так хороши.
Мать, щегольски разодетая, по данному ей от меня знаку, выбегала из гостиной, надевала на
себя высокий белый фартук, снимала бережно ножичком чудное пирожное с железного листа, каждую фигурку окропляла малиновым сиропом, красиво накладывала на большое
блюдо и возвращалась к своим гостям.
Видимо, что Плавин и Абреев с первого же
блюда начали блаженствовать и только по временам переглядывались между
собой и произносили немногосложные похвалы каждому почти
блюду; Марьеновский ел совершенно равнодушно; Живин — очень робко и даже некоторые кушанья не умел как взять и решительно, кажется, не знал — что такое он ест; зато Замин вкушал все с каким-то омерзением.
То есть заплачу за тебя; я уверен, что он прибавил это нарочно. Я позволил везти
себя, но в ресторане решился платить за
себя сам. Мы приехали. Князь взял особую комнату и со вкусом и знанием дела выбрал два-три
блюда.
Блюда были дорогие, равно как и бутылка тонкого столового вина, которую он велел принести. Все это было не по моему карману. Я посмотрел на карту и велел принести
себе полрябчика и рюмку лафиту. Князь взбунтовался.
А попал туда раз — и в другой придешь. Дома-то у мужика стены голые, у другого и печка-то к вечеру выстыла, а в кабак он придет — там и светло, и тепло, и людно, и хозяин ласковый — таково весело косушечками постукивает. Ну, и выходит, что хоть мы и не маленькие, а в нашем сословии одно что-нибудь: либо в кабак иди, либо, ежели
себя соблюсти хочешь, запрись дома да и сиди в четырех стенах, словно чумной.
Плешивцев молча ходил взад и вперед по комнате, ерошил
себе волосы, как бы соображая, нельзя ли и «подоплеку»
соблюсти, и рейхстагу германскому букетец преподнести.
По этой самой причине родитель наш меня с
собой и не держал, а
соблюдал больше на кухне с рабочими людьми.
Ну, купцам-то это и любо: этакую, говорят, мать и не уважить невозможно, потому как она и
себя соблюдает строго.
Так вы бы на нее, матушка, не смотрели, а внушали бы ей, что на родителей надеяться нечего, потому как сама
себя соблюсти не умела, стало быть, и надеяться не на кого.
Однажды даже, когда подавали Василью Николаичу
блюдо жареной индейки, он сказал очень громко лакею: «Э, брат, да у вас нынче индейка-то, кажется, кормленая!» — и вслед за тем чуть ли не половину ее стащил к
себе на тарелку.
Люберцев не держит дома обеда, а обедает или у своих (два раза в неделю), или в скромном отельчике за рубль серебром. Дома ему было бы приятнее обедать, но он не хочет баловать
себя и боится утратить хоть частичку той выдержки, которую поставил целью всей своей жизни. Два раза в неделю — это, конечно, даже необходимо; в эти дни его нетерпеливо поджидает мать и заказывает его любимые
блюда — совестно и огорчить отсутствием. За обедом он сообщает отцу о своих делах.
— Котлеты совсем холодные! — заметил Петр Иваныч с неудовольствием, отодвигая от
себя блюдо.
Мы позволяли
себе опаздывать, приходить ко второму
блюду, пить вино в стаканах (чему подавал пример сам St.-Jérôme), разваливаться на стуле, вставать не дообедав и тому подобные вольности.
Тулузов на это только поклонился и в десять часов был уже в большом доме: не оставалось почти никакого сомнения, что он понимал несколько по-французски. Ужин был накрыт в боскетной и вовсе не являл
собою souper froid, а, напротив, состоял из трех горячих
блюд и даже в сопровождении бутылки с шампанским.
Дамы того времени, сколько бы ни позволяли
себе резвостей в известном отношении, посты, однако,
соблюдали и вообще были богомольны, так что про Екатерину Петровну театральный жен-премьер рассказывал, что когда она с ним проезжала мимо Иверской, то, пользуясь закрытым экипажем, одной рукой обнимала его, а другой крестилась.
— То, да не то. В сущности-то оно, конечно, так, да как ты прямо-то это выскажешь? Нельзя, мой друг, прямо сказать — перед иностранцами нехорошо будет — обстановочку надо придумать. Кругленько эту мысль выразить. Чтобы и ослушник знал, что его по голове не погладят, да и принуждения чтобы заметно не было. Чтобы, значит, без приказов, а так, будто всякий сам от
себя благопристойность
соблюдает.
— Вишь, как господь тебя
соблюл, боярыня, — сказал незнакомый старик, любопытно вглядываясь в черты Елены, — ведь возьми конь немного левее, прямо попала бы в плёс; ну да и конь-то привычный, — продолжал он про
себя, — место ему знакомо; слава богу, не в первый раз на мельнице!
Несмотря ни на какие отговорки, Дружина Андреевич принудил своего гостя отведать многочисленных
блюд: студеней разного роду, жарких, похлебок, кулебяк и буженины. А когда поставили перед ними разные напитки, Морозов налил
себе и князю по стопе малвазии, встал из-за стола, откинул назад свои опальные волосы и сказал, подняв высоко стопу...
— А я все об том думаю, как они
себя соблюдут в вертепе-то этом? — продолжает между тем Арина Петровна, — ведь это такое дело, что тут только раз оступись — потом уж чести-то девичьей и не воротишь! Ищи ее потом да свищи!