Неточные совпадения
Стародум(целуя сам ее руки). Она в твоей душе.
Благодарю Бога,
что в самой тебе нахожу твердое основание твоего счастия. Оно не будет зависеть ни от знатности, ни от богатства. Все это прийти к тебе может; однако для тебя есть счастье всего этого больше. Это
то, чтоб чувствовать себя достойною всех благ, которыми ты можешь наслаждаться…
Во время градоначальствования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще больше
благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая приходилась ему внучатной сестрой. В начале 1766 года он угадал голод и стал заблаговременно скупать хлеб. По его наущению Фердыщенко поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы с хлебом и гнали их прямо на двор к скупщику. Там Козырь объявлял,
что платит за хлеб"по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения,
то недоумевающих отправлял в часть.
Я же, с своей стороны, изведав это средство на практике, могу засвидетельствовать,
что не дальше, как на сих днях
благодаря оному раскрыл слабые действия одного капитан-исправника, который и был вследствие
того представлен мною к увольнению от должности.
Однако к утру следующего дня Ираидка начала ослабевать, но и
то благодаря лишь
тому обстоятельству,
что казначей и бухгалтер, проникнувшись гражданскою храбростью, решительно отказались защищать укрепление.
После помазания больному стало вдруг гораздо лучше. Он не кашлял ни разу в продолжение часа, улыбался, целовал руку Кити, со слезами
благодаря ее, и говорил,
что ему хорошо, нигде не больно и
что он чувствует аппетит и силу. Он даже сам поднялся, когда ему принесли суп, и попросил еще котлету. Как ни безнадежен он был, как ни очевидно было при взгляде на него,
что он не может выздороветь, Левин и Кити находились этот час в одном и
том же счастливом и робком, как бы не ошибиться, возбуждении.
За чаем продолжался
тот же приятный, полный содержания разговор. Не только не было ни одной минуты, чтобы надо было отыскивать предмет для разговора, но, напротив, чувствовалось,
что не успеваешь сказать
того,
что хочешь, и охотно удерживаешься, слушая,
что говорит другой. И всё,
что ни говорили, не только она сама, но Воркуев, Степан Аркадьич, — всё получало, как казалось Левину,
благодаря ее вниманию и замечаниям, особенное значение.
Он не думал уже о
том, как этот ливень испортит гипподром, но теперь радовался
тому,
что,
благодаря этому дождю, наверное застанет ее дома и одну, так как он знал,
что Алексей Александрович, недавно вернувшийся с вод, не переезжал из Петербурга.
— Я и сам не знаю хорошенько. Знаю только,
что она за всё
благодарит Бога, зa всякое несчастие, и за
то,
что у ней умер муж,
благодарит Бога. Ну, и выходит смешно, потому
что они дурно жили.
Алексей Александрович, так же как и Лидия Ивановна и другие люди, разделявшие их воззрения, был вовсе лишен глубины воображения,
той душевной способности,
благодаря которой представления, вызываемые воображением, становятся так действительны,
что требуют соответствия с другими представлениями и с действительностью.
Теперь ему ясно было,
что он мог жить только
благодаря тем верованиям, в которых он был воспитан.
Она нашла это утешение в
том,
что ей,
благодаря этому знакомству, открылся совершенно новый мир, не имеющий ничего общего с её прошедшим, мир возвышенный, прекрасный, с высоты которого можно было спокойно смотреть на это прошедшее.
Но искушение это продолжалось недолго, и скоро опять в душе Алексея Александровича восстановилось
то спокойствие и
та высота,
благодаря которым он мог забывать о
том,
чего не хотел помнить.
— Но, друг мой, не отдавайтесь этому чувству, о котором вы говорили — стыдиться
того,
что есть высшая высота христианина: кто унижает себя,
тот возвысится. И
благодарить меня вы не можете. Надо
благодарить Его и просить Его о помощи. В Нем одном мы найдем спокойствие, утешение, спасение и любовь, — сказала она и, подняв глаза к небу, начала молиться, как понял Алексей Александрович по ее молчанию.
И,
благодаря этому обстоятельству, она не исполнила сказанного мужу,
то есть не забыла,
что приедет золовка.
— Я очень
благодарю вас за ваше доверие, но… — сказал он, с смущением и досадой чувствуя,
что то,
что он легко и ясно мог решить сам с собою, он не может обсуждать при княгине Тверской, представлявшейся ему олицетворением
той грубой силы, которая должна была руководить его жизнью в глазах света и мешала ему отдаваться своему чувству любви и прощения. Он остановился, глядя на княгиню Тверскую.
Она улыбалась
тому,
что, хотя она и говорила,
что он не может узнавать, сердцем она знала,
что не только он узнает Агафью Михайловну, но
что он всё знает и понимает, и знает и понимает еще много такого,
чего никто не знает, и
что она, мать, сама узнала и стала понимать только
благодаря ему.
Княжна подошла к своей матери и рассказала ей все;
та отыскала меня в толпе и
благодарила. Она объявила мне,
что знала мою мать и была дружна с полдюжиной моих тетушек.
— Да уж само собою разумеется. Третьего сюда нечего мешать;
что по искренности происходит между короткими друзьями,
то должно остаться во взаимной их дружбе. Прощайте!
Благодарю,
что посетили; прошу и вперед не забывать: коли выберется свободный часик, приезжайте пообедать, время провести. Может быть, опять случится услужить чем-нибудь друг другу.
Хозяин, казалось, сам чувствовал за собою этот грех и
тот же час спросил: «Не побеспокоил ли я вас?» Но Чичиков
поблагодарил, сказав,
что еще не произошло никакого беспокойства.
Он насильно пожал ему руку, и прижал ее к сердцу, и
благодарил его за
то,
что он дал ему случай увидеть на деле ход производства;
что передрягу и гонку нужно дать необходимо, потому
что способно все задремать и пружины сельского управленья заржавеют и ослабеют;
что вследствие этого события пришла ему счастливая мысль: устроить новую комиссию, которая будет называться комиссией наблюдения за комиссиею построения, так
что уже тогда никто не осмелится украсть.
Точно ли так велика пропасть, отделяющая ее от сестры ее, недосягаемо огражденной стенами аристократического дома с благовонными чугунными лестницами, сияющей медью, красным деревом и коврами, зевающей за недочитанной книгой в ожидании остроумно-светского визита, где ей предстанет поле блеснуть умом и высказать вытверженные мысли, мысли, занимающие по законам моды на целую неделю город, мысли не о
том,
что делается в ее доме и в ее поместьях, запутанных и расстроенных
благодаря незнанью хозяйственного дела, а о
том, какой политический переворот готовится во Франции, какое направление принял модный католицизм.
Пошли приветы, поздравленья:
Татьяна всех
благодарит.
Когда же дело до Евгенья
Дошло,
то девы томный вид,
Ее смущение, усталость
В его душе родили жалость:
Он молча поклонился ей;
Но как-то взор его очей
Был чудно нежен. Оттого ли,
Что он и вправду тронут был,
Иль он, кокетствуя, шалил,
Невольно ль, иль из доброй воли,
Но взор сей нежность изъявил:
Он сердце Тани оживил.
Когда maman вышла замуж, желая чем-нибудь
отблагодарить Наталью Савишну за ее двадцатилетние труды и привязанность, она позвала ее к себе и, выразив в самых лестных словах всю свою к ней признательность и любовь, вручила ей лист гербовой бумаги, на котором была написана вольная Наталье Савишне, и сказала,
что, несмотря на
то, будет ли она или нет продолжать служить в нашем доме, она всегда будет получать ежегодную пенсию в триста рублей.
Остап, сняв шапку, всех
поблагодарил козаков-товарищей за честь, не стал отговариваться ни молодостью, ни молодым разумом, зная,
что время военное и не до
того теперь, а тут же повел их прямо на кучу и уж показал им всем,
что недаром выбрали его в атаманы.
—
Благодарю! — Грэй сильно сжал руку боцмана, но
тот, сделав невероятное усилие, ответил таким пожатием,
что капитан уступил. После этого подошли все, сменяя друг друга застенчивой теплотой взгляда и бормоча поздравления. Никто не крикнул, не зашумел — нечто не совсем простое чувствовали матросы в отрывистых словах капитана. Пантен облегченно вздохнул и повеселел — его душевная тяжесть растаяла. Один корабельный плотник остался чем-то недоволен: вяло подержав руку Грэя, он мрачно спросил...
На кухне Грэй немного робел: ему казалось,
что здесь всем двигают темные силы, власть которых есть главная пружина жизни замка; окрики звучали как команда и заклинание; движения работающих,
благодаря долгому навыку, приобрели
ту отчетливую, скупую точность, какая кажется вдохновением.
— Вы видите, как тесно сплетены здесь судьба, воля и свойство характеров; я прихожу к
той, которая ждет и может ждать только меня, я же не хочу никого другого, кроме нее, может быть, именно потому,
что благодаря ей я понял одну нехитрую истину.
— Я-с вами так облагодетельствована, и сироты-с, и покойница, — заторопилась Соня, —
что если до сих пор я вас мало так
благодарила,
то… не сочтите…
Потом мне тоже подумалось,
что вы хотите ее испытать,
то есть придет ли она, найдя,
благодарить!
Я до
того не ошибаюсь, мерзкий, преступный вы человек,
что именно помню, как по этому поводу мне тотчас же тогда в голову вопрос пришел, именно в
то время, как я вас
благодарил и руку вам жал.
— Ich danke, [
Благодарю (нем.).] — сказала
та и тихо, с шелковым шумом, опустилась на стул. Светло-голубое с белою кружевною отделкой платье ее, точно воздушный шар, распространилось вокруг стула и заняло чуть не полкомнаты. Понесло духами. Но дама, очевидно, робела
того,
что занимает полкомнаты и
что от нее так несет духами, хотя и улыбалась трусливо и нахально вместе, но с явным беспокойством.
Судите же, до какой степени я обязан после
того благодарить покойницу Марфу Петровну за
то,
что она наговорила вашей сестрице обо мне столько таинственного и любопытного.
Лариса.
Благодарю тебя… Но пусть там и дико, и глухо, и холодно; для меня после
той жизни, которую я здесь испытала, всякий тихий уголок покажется раем.
Что это Юлий Капитоныч медлит, я не понимаю.
Карандышев. Не обижайте! А меня обижать можно? Да успокойтесь, никакой ссоры не будет: все будет очень мирно. Я предложу за вас тост и
поблагодарю вас публично за счастие, которое вы делаете мне своим выбором, за
то,
что вы отнеслись ко мне не так, как другие,
что вы оценили меня и поверили в искренность моих чувств. Вот и все, вот и вся моя месть!
Мне было досадно, однако ж,
что не мог
отблагодарить человека, выручившего меня если не из беды,
то по крайней мере из очень неприятного положения.
«Да, да, — говорил он какой-нибудь бабе в мужском армяке и рогатой кичке, вручая ей стклянку гулярдовой воды или банку беленной мази, — ты, голубушка, должна ежеминутно бога
благодарить за
то,
что сын мой у меня гостит: по самой научной и новейшей методе тебя лечат теперь, понимаешь ли ты это?
— Я теперь уже не
тот заносчивый мальчик, каким я сюда приехал, — продолжал Аркадий, — недаром же мне и минул двадцать третий год; я по-прежнему желаю быть полезным, желаю посвятить все мои силы истине; но я уже не там ищу свои идеалы, где искал их прежде; они представляются мне… гораздо ближе. До сих пор я не понимал себя, я задавал себе задачи, которые мне не по силам… Глаза мои недавно раскрылись
благодаря одному чувству… Я выражаюсь не совсем ясно, но я надеюсь,
что вы меня поймете…
— Лекарская? — повторила Фенечка и повернулась к нему. — А знаете
что? Ведь с
тех пор, как вы мне
те капельки дали, помните? уж как Митя спит хорошо! Я уж и не придумаю, как мне вас
благодарить; такой вы добрый, право.
— Германия не допустит революции, она не возьмет примером себе вашу несчастную Россию. Германия сама пример для всей Европы. Наш кайзер гениален, как Фридрих Великий, он — император, какого давно ждала история. Мой муж Мориц Бальц всегда внушал мне: «Лизбет, ты должна
благодарить бога за
то,
что живешь при императоре, который поставит всю Европу на колени пред немцами…»
«
Благодарят борца за
то,
что он жил, за его подвиг, за жертву».
И, право, я
благодарю бога за
то,
что он, не мешая вам говорить, не позволяет ничего делать.
Евреи молятся: «Господи,
благодарю тебя за
то,
что ты не создал меня женщиной».
— Знакома я с ним шесть лет, живу второй год, но вижу редко, потому
что он все прыгает во все стороны от меня. Влетит, как шмель, покружится, пожужжит немножко и вдруг: «Люба, завтра я в Херсон еду». Merci, monsieur. Mais — pourquoi? [
Благодарю вас. Но — зачем? (франц.)] Милые мои, — ужасно нелепо и даже горестно в нашей деревне по-французски говорить, а — хочется! Вероятно, для углубления нелепости хочется, а может, для
того, чтоб напомнить себе о другом, о другой жизни.
«Именно — так: здесь молча и торжественно
благодарят человека за
то,
что он умер…»
Только когда приезжал на зиму Штольц из деревни, она бежала к нему в дом и жадно глядела на Андрюшу, с нежной робостью ласкала его и потом хотела бы сказать что-нибудь Андрею Ивановичу,
поблагодарить его, наконец, выложить пред ним все, все,
что сосредоточилось и жило неисходно в ее сердце: он бы понял, да не умеет она, и только бросится к Ольге, прильнет губами к ее рукам и зальется потоком таких горячих слез,
что и
та невольно заплачет с нею, а Андрей, взволнованный, поспешно уйдет из комнаты.
Он усвоил только
то,
что вращалось в кругу ежедневных разговоров в доме Ольги,
что читалось в получаемых там газетах, и довольно прилежно,
благодаря настойчивости Ольги, следил за текущей иностранной литературой. Все остальное утопало в сфере чистой любви.
— Мучились! Это страшное слово, — почти шепотом произнес он, — это Дантово: «Оставь надежду навсегда». Мне больше и говорить нечего: тут все! Но
благодарю и за
то, — прибавил он с глубоким вздохом, — я вышел из хаоса, из
тьмы и знаю, по крайней мере,
что мне делать. Одно спасенье — бежать скорей!
Илья Иванович простер свою заботливость даже до
того,
что однажды, гуляя по саду, собственноручно приподнял, кряхтя и охая, плетень и велел садовнику поставить поскорей две жерди: плетень
благодаря этой распорядительности Обломова простоял так все лето, и только зимой снегом повалило его опять.
Если приказчик приносил ему две тысячи, спрятав третью в карман, и со слезами ссылался на град, засухи, неурожай, старик Обломов крестился и тоже со слезами приговаривал: «Воля Божья; с Богом спорить не станешь! Надо
благодарить Господа и за
то,
что есть».
Но он сухо
поблагодарил ее, не подумал взглянуть на локти и извинился,
что очень занят. Потом углубился в воспоминания лета, перебрал все подробности, вспомнил о всяком дереве, кусте, скамье, о каждом сказанном слове, и нашел все это милее, нежели как было в
то время, когда он наслаждался этим.