Высшее правительство огромного христианского государства, 19 веков после Христа, ничего не могло придумать более полезного, умного и нравственного для противодействия нарушениям законов, как то, чтобы людей, нарушавших законы, взрослых и иногда старых людей, оголять, валить на пол и
бить прутьями по заднице [И почему именно этот глупый, дикий прием причинения боли, а не какой-нибудь другой: колоть иголками плечи или какое-либо другое место тела, сжимать в тиски руки или ноги или еще что-нибудь подобное?].
Неточные совпадения
Были оборваны, — будете голы вы,
Били вас палками, розгами, кнутьями,
Будете биты железными
прутьями!..
—
Попер, идол! — завистливо сказал хромой и вздохнул, почесывая подбородок. — А колокольчик-то этот около, слышь, семнадцати пудов, да — в лестницу нести. Тут, в округе, против этого кузнеца никого нет. Он всех
бьет. Пробовали и его, — его, конечно, массыей народа надобно
бить — однакож и это не вышло.
Последний раз я видел Мишу Хлудова в 1885 году на собачьей выставке в Манеже. Огромная толпа окружила большую железную клетку. В клетке на табурете в поддевке и цилиндре сидел Миша Хлудов и пил из серебряного стакана коньяк. У ног его сидела тигрица,
била хвостом по железным
прутьям, а голову положила на колени Хлудову. Это была его последняя тигрица, недавно привезенная из Средней Азии, но уже прирученная им, как собачонка.
— Да ведь всему же, братец, есть мера; я сам человек печный, а ведь уж у них — у него вот и у покойницы, — если заберется что в голову, так словно на
пруте их
бьет.
Мембрана все еще дрожала. Молот
бил там — внутри у меня — в накаленные докрасна
прутья. Я отчетливо слышал каждый удар и… и вдруг она это тоже слышит?
Каждый день, в хлопотливой суете утра, в жаркой тишине полудня, в тихом шуме вечера, раздавался визг и плач — это
били детей. Им давали таски, потасовки, трёпки, выволочки, подзатыльники, плюхи и шлепки, секли берёзовыми
прутьями, пороли ремнями. Кожемякин, не испытавший ничего подобного, вспоминал отца с тёплой благодарностью и чувством уважения к нему.
Он был рыбаком с
Прута, и потом, когда мать узнала про всё и
побила меня, уговаривал всё меня уйти с ним в Добруджу и дальше, в дунайские гирла.
Надо приготовлять детей к жизни сообразно ожидающим их условиям, а так как жизнь на Руси чаще всего самых лучших людей ни зб что ни
пру что
бьет, то в виде сюрприза можно только разве
бить и наилучших детей и то преимущественно в те дни, когда они заслуживают особой похвалы.
Говорили, что там прогимназистов обучают различным ремеслам простые кузнецы, слесари и плотники, которым предоставлено право
бить своих учеников; говорили также, что там по субботам обязательно дерут всех учеников: виноватых — в наказание, а правых в поощрение, на что будто бы каждую субботу истребляются целые воза ивовых
прутьев.
Приходилось то и дело переходить речонки вброд или по лавам, которые представляют из себя не что иное, как два или три тонких деревца, связанных лыком или
прутьями, переброшенных поперек реки и крепленных несколькими парами шатких кольев, вколоченных в дно. Но всего неприятнее были переходы по открытым местам, совсем голубым от бесчисленных незабудок, от которых так остро, травянисто и приторно пахло. Здесь почва ходила и зыбилась под ногами, а из-под ног, хлюпая,
била фонтанчиками черная вонючая вода.
Я было ей, чтобы поужинала: молочка было налила, яишенку сделала, — только головкой мотает, а самое так и
бьет, как на
пруте.
Верно ты не знаешь, чего нам стоит ученье, сколько побоев перенес я прежде, чем стать скрибой. Учитель каждый день говорил мне: «Вот тебе сто ударов. Ты для меня осел, которого
бьют. Ты — неразумный негр, который попался в плен. Как орла заставляют садиться на гнездо, как кобчика приучают летать, так я делаю из тебя человека, а ты меня благодари!» При каждом слове он ударял меня палкой; а бывали дни, когда меня клали на пол и колотили камышевыми
прутьями без счета, точно хотели превратить в телятину.
Две из них, Таора и Фотина, велели прогнать меня с одним только напоминанием, что я стоил бы хороших ударов, но Сильвия-дева, та повелела
бить меня перед ее лицом, и слуги ее
били меня медным
прутом до того, что я вышел от нее с окровавленным телом и с запекшимся горлом.
— А другим я мирволить буду… Бить-то можно так, что с виду умрет под
прутьями, а на деле щекочет только… Меня еще как полюбят на дворне… Погоди… А барыня довольна будет, пусть наказанный-то три-четыре дня и ночи поваляется — все отдых.
— Ух, как нынче
прет прекрасно! — говорили клубисты, наблюдая, как расшатавшееся дышло
бьет и давит едва успевающих убирать свои подорванные ноги лошадей.