В кошомной юрте сидели на корточках девять человек киргиз чугунного цвета; семеро из них с великой силой дули в длинные трубы из какого-то глухого к музыке дерева; юноша, с невероятно широким переносьем и черными глазами где-то около ушей, дремотно
бил в бубен, а игрушечно маленький старичок с лицом, обросшим зеленоватым мохом, ребячливо колотил руками по котлу, обтянутому кожей осла.
Неточные совпадения
В то же время послышался звон
бубна,
в который
бил кожаною плетью, или вощагой, передовой холоп, чтобы разгонять народ и очищать дорогу господину.
Тишину прервал отдаленный звон
бубен и тулумбасов, который медленно приближался к площади. Показалась толпа конных опричников, по пяти
в ряд. Впереди ехали бубенщики, чтобы разгонять народ и очищать дорогу государю, но они напрасно трясли свои
бубны и
били вощагами
в тулумбасы: нигде не видно было живой души.
Окно
в его комнате было открыто, сквозь кроны лип, подобные прозрачным облакам, тихо сияло лунное небо, где-то далеко пели песни,
бубен бил, а
в монастыре ударяли
в колокол печально ныла медь.
Город, похожий на старую гравюру, щедро облит жарким солнцем и весь поет, как орган; синие волны залива
бьют в камень набережной, вторя ропоту и крикам гулкими ударами, — точно
бубен гудит.
Такой красивый, такой молодец и струсил. С
бубном стоит! Ха, ха, ха! Вот когда я обижена. Что я? Что я? Он плясун, а я что? Возьмите меня кто-нибудь! Я для него только жила, для него горе терпела. Я, богатого купца дочь, солдаткой хотела быть,
в казармах с ним жить, а он!… Ах, крестный! Трудно мне… духу мне!., духу мне надо… а нет.
Била меня судьба,
била… а он… а он… добил. (Падает к Аристарху на руки).
А вечером мы опять
в кофейной. По заливу плавают лодки с татарской музыкой:
бубен и кларнет. Гнусаво, однообразно, бесконечно-уныло всхлипывает незатейливый, но непередаваемый азиатский мотив… Как бешеный,
бьет и трепещется
бубен.
В темноте не видать лодок. Это кутят старики, верные старинным обычаям. Зато у нас
в кофейной светло от ламп «молния», и двое музыкантов: итальянец — гармония и итальянка — мандолина играют и поют сладкими, осипшими голосами...
На посох опершись дорожный,
Старик лениво
в бубны бьет,
Алеко с пеньем зверя водит,
Земфира поселян обходит
И дань их вольную берет...
Поднимаю
бубен над головой и, вертя его так, чтобы все звонкие колокольчики разом запели серебряную песнь звенящего ручья, пускаюсь
в пляску. Ноги бесстрашно скользят на зеркале паркета… Воздушное платье стелется облаком… Тяжелые косы
бьют меня по плечам и спине… Темп лезгинки нарастает.
Маха пел и
в то же время
бил тихонько колотушкой
в свой
бубен.