Неточные совпадения
А потом, первые дни начинающейся новой жизни, в которых дорога каждая минута, в которые следовало бы
бежать куда-нибудь вдаль, в уединение, проводятся за
бесконечными обедами, за утомительными балами, в толпе, точно на смех.
Так
бежал он по узкому коридору, образованному с одной стороны — высокой стеной, с другой — тесным строем кипарисов,
бежал, точно маленький обезумевший от ужаса зверек, попавший в
бесконечную западню. Во рту у него пересохло, и каждое дыхание кололо в груди тысячью иголок. Топот дворника доносился то справа, то слева, и потерявший голову мальчик бросался то вперед, то назад, несколько раз пробегая мимо ворот и опять ныряя в темную, тесную лазейку.
Майзель торжественно разостлал на траве макинтош и положил на нем свою громадную датскую собаку. Публика окружила место действия, а Сарматов для храбрости выпил рюмку водки. Дамы со страху попрятались за спины мужчин, но это было совершенно напрасно: особенно страшного ничего не случилось. Как Сарматов ни тряс своей головой, собака не думала
бежать, а только скалила свои вершковые зубы, когда он делал вид, что хочет взять макинтош. Публика хохотала, и начались
бесконечные шутки над трусившим Сарматовым.
Дом — ее дом. Открытая настежь, растерянная дверь. Внизу, за контрольным столиком, — пусто. Лифт застрял посередине шахты. Задыхаясь, я
побежал наверх по
бесконечной лестнице. Коридор. Быстро — как колесные спицы — цифры на дверях: 320, 326, 330… I-330, да!
Те сглупа подходят, думая сначала, что им корму дадут, а вместо того там ладят кого-нибудь из них за хвост поймать; но они вспархивают и улетают, и вслед за ними ударяется
бежать бог знает откуда появившийся щенок, доставляя тем
бесконечное удовольствие всем, кто только видит эту сцену.
Дух замирает, предметы
бегут назад; в лицо веет свежесть; грудь едва выносит ощущение неги… или как человек, предающийся беспечно в челноке течению волн: солнце греет его, зеленые берега мелькают в глазах, игривая волна ласкает корму и так сладко шепчет, забегает вперед и манит все дальше, дальше, показывая путь
бесконечной струей…
Барка быстро плыла в зеленых берегах, вернее, берега
бежали мимо нас, развертываясь причудливой цепью
бесконечных гор, крутых утесов и глубоких логов. Это было глухое царство настоящей северной ели, которая лепилась по самым крутым обрывам, цеплялась корнями по уступам скал и образовала сплошные массы по дну логов, точно там стояло стройными рядами целое войско могучих зеленых великанов.
Он видел, как все, начиная с детских, неясных грез его, все мысли и мечты его, все, что он выжил жизнию, все, что вычитал в книгах, все, об чем уже и забыл давно, все одушевлялось, все складывалось, воплощалось, вставало перед ним в колоссальных формах и образах, ходило, роилось кругом него; видел, как раскидывались перед ним волшебные, роскошные сады, как слагались и разрушались в глазах его целые города, как целые кладбища высылали ему своих мертвецов, которые начинали жить сызнова, как приходили, рождались и отживали в глазах его целые племена и народы, как воплощалась, наконец, теперь, вокруг болезненного одра его, каждая мысль его, каждая бесплотная греза, воплощалась почти в миг зарождения; как, наконец, он мыслил не бесплотными идеями, а целыми мирами, целыми созданиями, как он носился, подобно пылинке, во всем этом
бесконечном, странном, невыходимом мире и как вся эта жизнь, своею мятежною независимостью, давит, гнетет его и преследует его вечной,
бесконечной иронией; он слышал, как он умирает, разрушается в пыль и прах, без воскресения, на веки веков; он хотел
бежать, но не было угла во всей вселенной, чтоб укрыть его.
Говорилось в десятую тысячу раз о
побеге Сони Кузьменко, строились
бесконечные предположения на этот счет да проектировали предстоящий спектакль. До сих пор приютки видели только два зрелища, часто повторяемые в праздничные дни: туманные картины с пояснениями да пресловутый кинематограф. Теперь же предстояло нечто совершенно новое и захватывающе интересное — спектакль…
«Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я
бежал», подумал князь Андрей: «не так, как мы
бежали, кричали и дрались; совсем не так ползут облака по этому высокому,
бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! Все пустое, все обман, кроме этого
бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава богу!..»
Над
бесконечными столами конвейеров наклонялись и поднимались девичьи головы, быстро двигались руки и локти, а в середине, на ленте,
бежали и
бежали вперед все обраставшие частями колодки.
Дитя взяло дрожащею рукою мел и почувствовало, что рука его
бежит,
бежит,
бежит неудержимо и чертит одну за другою
бесконечные буквы. Во всю доску тянется Константинтинтинтинтинтин… и все нет ему конца, нет заключения, нет предела. Ребенок чувствует, что это что-то не то, что это что-то неладно, — он млеет, дрожит и все ведет слог за слогом: «тинтинтимтинтин»…
Дитя взяло дрожащею рукою мел и почувствовало, что рука его
бежит,
бежит,
бежит неудержимо и чертит одну за другою
бесконечные буквы. Во всю доску тянется Константин-тинтинтинтинтин… и все нет ему конца, нет заключения, нет предела. Ребенок чувствует, что это что-то не то, что это что-то неладно, — он млеет, дрожит и все ведет слог за слогом: «тинтинтинтинтин»…
«Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я
бежал, — подумал князь Андрей, — не так, как мы
бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, — совсем не так ползут облака по этому высокому
бесконечному небу.