Неточные совпадения
И Дунька и Матренка бесчинствовали несказанно. Выходили на
улицу и кулаками сшибали проходящим головы, ходили в одиночку на кабаки и разбивали их, ловили молодых парней и прятали их в подполья, ели младенцев, а у женщин вырезали груди и тоже ели. Распустивши волоса
по ветру, в одном утреннем неглиже, они
бегали по городским
улицам, словно исступленные, плевались, кусались и произносили неподобные слова.
Когда вдалеке, из пасти какой-то
улицы, на Театральную площадь выползла красная голова небывало и неестественно плотного тела процессии, он почувствовал, что
по всей коже его спины
пробежала холодноватая дрожь; он не понимал, что вызвало ее: испуг или восхищение?
Зимними вечерами приятно было шагать
по хрупкому снегу, представляя, как дома, за чайным столом, отец и мать будут удивлены новыми мыслями сына. Уже фонарщик с лестницей на плече легко
бегал от фонаря к фонарю, развешивая в синем воздухе желтые огни, приятно позванивали в зимней тишине ламповые стекла. Бежали лошади извозчиков, потряхивая шершавыми головами. На скрещении
улиц стоял каменный полицейский, провожая седыми глазами маленького, но важного гимназиста, который не торопясь переходил с угла на угол.
Толпа прошла, но на
улице стало еще более шумно, — катились экипажи, цокали
по булыжнику подковы лошадей, шаркали
по панели и стучали палки темненьких старичков, старушек, бежали мальчишки. Но скоро исчезло и это, — тогда из-под ворот дома вылезла черная собака и, раскрыв красную пасть, длительно зевнув, легла в тень. И почти тотчас мимо окна бойко
пробежала пестрая, сытая лошадь, запряженная в плетеную бричку, — на козлах сидел Захарий в сером измятом пыльнике.
Самгин шагал в стороне нахмурясь, присматриваясь, как
по деревне
бегают люди с мешками в руках, кричат друг на друга, столбом стоит среди
улицы бородатый сектант Ермаков. Когда вошли в деревню, возница, сорвав шапку с головы, закричал...
Ветер нагнал множество весенних облаков, около солнца они были забавно кудрявы, точно парики вельмож восемнадцатого века.
По улице воровато
бегали с мешками на плечах мужики и бабы, сновали дети, точно шашки, выброшенные из ящика. Лысый старик, с козлиной бородой на кадыке, проходя мимо Самгина, сказал...
Да только какой у нас, окромя фабрики, заработок; там полы вымоет, там в огороде выполет, там баньку вытопит, да с ребеночком-то на руках и взвоет; а четверо прочих тут же
по улице в рубашонках
бегают.
По улицам бегали черномазые, кудрявые мальчишки, толпились черные или коричневые женщины, малайцы в высоких соломенных шляпах, похожих на колокола, но с более раздвинутыми или поднятыми несколько кверху полями.
Среди шумной толпы он проходит брезгливо, точно пробирается
по грязной
улице; глаза его
бегают сердито и чутко: ищут Дитяткевича, чтобы тот проложил ему дорогу.
Потом ему пришла уже совсем смешная мысль. Он расхохотался до слез. Эти люди, которые
бегают под окном
по улице и стучат во все двери, чтобы выпустить Бубнова, не знают, что стоило им крикнуть всего одну фразу: «Прасковья Ивановна требует!» — и Бубнов бы вылетел. О, она все может!.. да!
Когда все деревья были наконец свезены на дачу и расставлены, Лебедев несколько раз в тот день
сбегал по ступенькам террасы на
улицу и с
улицы любовался на свое владение, каждый раз мысленно надбавляя сумму, которую предполагал запросить с будущего своего дачного жильца.
Но я не докончил. Она вскрикнула в испуге, как будто оттого, что я знаю, где она живет, оттолкнула меня своей худенькой, костлявой рукой и бросилась вниз
по лестнице. Я за ней; ее шаги еще слышались мне внизу. Вдруг они прекратились… Когда я выскочил на
улицу, ее уже не было.
Пробежав вплоть до Вознесенского проспекта, я увидел, что все мои поиски тщетны: она исчезла. «Вероятно, где-нибудь спряталась от меня, — подумал я, — когда еще сходила с лестницы».
Все эти удобства обязаны своим существованием местному трактирщику, человеку предприимчивому и ловкому, которого старожилы здешние еще помнят, как он мальчиком
бегал на босу ногу
по улицам, и который вдруг как-то совсем неожиданно из простого полового сделался «хозяином».
На
улицах быстро темнело.
По шоссе
бегали с визгом еврейские ребятишки. Где-то на завалинках у ворот, у калиток, в садах звенел женский смех, звенел непрерывно и возбужденно, с какой-то горячей, животной, радостной дрожью, как звенит он только ранней весной. И вместе с тихой, задумчивой грустью в душе Ромашова рождались странные, смутные воспоминания и сожаления о никогда не бывшем счастье и о прошлых, еще более прекрасных вёснах, а в сердце шевелилось неясное и сладкое предчувствие грядущей любви…
Жену бил пуще прежнего, из окошка, сударь, прыгал,
по улицам в развращенном виде
бегал.
Глаза Ионы тревожно и мученически
бегают по толпам, снующим
по обе стороны
улицы: не найдется ли из этих тысяч людей хоть один, который выслушал бы его?
— Вы заранее смеетесь, что увидите «наших»? — весело юлил Петр Степанович, то стараясь шагать рядом с своим спутником
по узкому кирпичному тротуару, то
сбегая даже на
улицу, в самую грязь, потому что спутник совершенно не замечал, что идет один
по самой средине тротуара, а стало быть, занимает его весь одною своею особой.
Шатова и отчасти его историю у Титовых несколько знали; поражены были ужасом, что она,
по ее словам всего только сутки родивши,
бегает в такой одеже и в такой холод
по улицам, с едва прикрытым младенцем в руках.
— Та-та-та, если бы не был в вас влюблен как баран, не
бегал бы
по улицам высуня язык и не поднял бы
по городу всех собак. Он у меня раму выбил.
Арестант пускается бежать что есть силы
по «зеленой
улице», но, разумеется, не
пробегает и пятнадцати рядов; палки, как барабанная дробь, как молния, разом, вдруг, низвергаются на его спину, и бедняк с криком упадает, как подкошенный, как сраженный пулей.
А в это время
по улице, через которую только что прошел лозищанин, опять
пробежал молодой Джон, совсем встревоженный и огорченный.
— Элдар, — прошептал Хаджи-Мурат, и Элдар, услыхав свое имя и, главное, голос своего мюршида, вскочил на сильные ноги, оправляя папаху. Хаджи-Мурат надел оружие на бурку. Элдар сделал то же. И оба молча вышли из сакли под навес. Черноглазый мальчик подвел лошадей. На стук копыт
по убитой дороге
улицы чья-то голова высунулась из двери соседней сакли, и, стуча деревянными башмаками,
пробежал какой-то человек в гору к мечети.
Жители
бегали взад и вперед
по улицам, как на пожаре.
Между тем ночь уже совсем опустилась над станицей. Яркие звезды высыпали на темном небе.
По улицам было темно и пусто. Назарка остался с казачками на завалинке, и слышался их хохот, а Лукашка, отойдя тихим шагом от девок, как кошка пригнулся и вдруг неслышно побежал, придерживая мотавшийся кинжал, не домой, а
по направлению к дому хорунжего.
Пробежав две
улицы и завернув в переулок, он подобрал черкеску и сел наземь в тени забора. «Ишь, хорунжиха! — думал он про Марьяну: — и не пошутит, чорт! Дай срок».
На дворе уже совсем засумерчило, и
по улицам только изредка кое-где
пробегали запоздалые чуйки; бродить
по улицам стало совсем неловко.
Мороз
пробежал по всем суставчикам приемыша, и хмель, начинавший уже шуметь в голове его, мгновенно пропал. Он круто повернул к двери и шмыгнул на
улицу. Захар, больше владевший собою, подошел к Герасиму, успевшему уже сменить батрака за прилавком, потом прошелся раза два
по кабаку, как бы ни в чем не бывало, и, подобрав штофы под мышки, тихо отворил дверь кабака. Очутившись на крыльце, он пустился со всех ног догонять товарища.
Саша
бегала по всем комнатам и звала, но во всем доме не было никого из прислуги, и только в столовой на сундуке спала Лида в одеже и без подушки. Саша, как была, без калош выбежала на двор, потом на
улицу. За воротами на лавочке сидела няня и смотрела на катанье. С реки, где был каток, доносились звуки военной музыки.
Спустясь
по осклизшим трехпогибельным ступеням с империала, Долинский торопливо
пробежал две
улицы и стал подниматься на свою лестницу. Он очень озяб в своем сильно поношенном пальтишке и дрожал; под мышкой у него было несколько книг и брошюр, плохо увернутых в газетную бумагу.
На другой день,
по приезде в Ниццу, Долинский оставил Дашу в гостинице, а сам до изнеможения
бегал, отыскивая квартиру. Задача была немалая. Даша хотела жить как можно дальше от людных
улиц и как можно ближе к морю. Она хотела иметь комнату в нижнем этаже, с окнами в сад, невысоко и недорого.
Пули с визгом летали
по улице, свистели над его головою, но ему было не до них; при свете пожара он видел, как неприятельские стрелки
бегали взад и вперед, стреляли
по домам, кололи штыками встречающихся им русских солдат, а рота не строилась… «К ружью! выходи! — кричал во все горло Зарядьев, стараясь высунуться как можно более.
— Господи!.. В Париже спать?.. — воскликнула Мерова, припоминая, как она, бывши там с Янсутским,
бегала по красивым парижским
улицам в каком-то раже, почти в сумасшествии.
Мы с Александром Панаевым, прицепив свои шпаги, целое воскресенье
бегали по всем городским
улицам, и как тогда это была новость, то мы имели удовольствие обращать на себя общее внимание и любопытство.
— А ежели на меня напущено было? Да ты, Тарас Григорьич, зубов-то не заговаривай… Мой грех, мой и ответ, а промеж мужа и жены один бог судья. Ну, согрешил, ну, виноват — и весь тут… Мой грех не
по улице гуляет, а у себя дома. Не
бегал я от него, не прятался, не хоронил концов.
«Куда торопишься? чему обрадовался, лихой товарищ? — сказал Вадим… но тебя ждет покой и теплое стойло: ты не любишь, ты не понимаешь ненависти: ты не получил от благих небес этой чудной способности: находить блаженство в самых диких страданиях… о если б я мог вырвать из души своей эту страсть, вырвать с корнем, вот так! — и он наклонясь вырвал из земли высокий стебель полыни; — но нет! — продолжал он… одной капли яда довольно, чтоб отравить чашу, полную чистейшей влаги, и надо ее выплеснуть всю, чтобы вылить яд…» Он продолжал свой путь, но не шагом: неведомая сила влечет его: неутомимый конь летит, рассекает упорный воздух; волосы Вадима развеваются, два раза шапка чуть-чуть не слетела с головы; он придерживает ее рукою… и только изредка поталкивает ногами скакуна своего; вот уж и село… церковь… кругом огни… мужики толпятся на
улице в праздничных кафтанах… кричат, поют песни… то вдруг замолкнут, то вдруг сильней и громче
пробежит говор
по пьяной толпе…
Ее материнское сердце сжалось, но вскоре мысль, что он не вытерпит мучений до конца и выскажет ее тайну, овладела всем ее существом… она и молилась, и плакала, и
бегала по избе, в нерешимости, что ей делать, даже было мгновенье, когда она почти покушалась на предательство… но вот сперва утихли крики; потом удары… потом брань… и наконец она увидала из окна, как казаки выходили один за одним за ворота, и на
улице, собравшись в кружок, стали советоваться между собою.
Множество невест успело выйти замуж; в Миргороде пробили новую
улицу; у судьи выпал один коренной зуб и два боковых; у Ивана Ивановича
бегало по двору больше ребятишек, нежели прежде: откуда они взялись, бог один знает!
В этот час спокойствие Хохла не понравилось мне, — он вел себя так, как будто глупая затея нимало не возмущает его. А
по улице бегали мальчишки, звенели голоса...
Это было похоже на то, что бывает иногда у курящих людей, которым случайная затяжка папиросой на
улице вдруг воскресит на неудержимое мгновение полутемный коридор со старинными обоями и одинокую свечу на буфете или дальнюю ночную дорогу, мерный звон бубенчиков и томную дремоту, или синий лес невдалеке, снег, слепящий глаза, шум идущей облавы, страстное нетерпение, заставляющее дрожать колени, — и вот на миг
пробегут по душе, ласково, печально и неясно тронув ее, тогдашние, забытые, волнующие и теперь неуловимые чувства.
А однажды боров вырвался на
улицу и мы, шестеро парней, два часа
бегали за ним
по городу, пока прохожий татарин не подбил свинье передние ноги палкой, после чего мы должны были тащить животное домой на рогоже, к великой забаве жителей. Татары, покачивая головами, презрительно отплевывались, русские живо образовывали вокруг нас толпу провожатых, — черненький, ловкий студентик, сняв фуражку, сочувственно и громко спросил Артема, указывая глазами на верещавшую свинью...
Несмотря на то, он на каждой станции
бегал по комнатам и даже
улицам во все время, пока перекладывали лошадей, или просто ставил ноги в печку.
— Что будто бы, братец ты мой, Катюшка
бегала без меня к матке на праздник; весь народ
по улице гулял, а они с Гришкой ушли в лес
по черницу.
Меншиков,
по прекрасному выражению поэта, этот «полудержавный властелин» при Петре, мальчиком
бегал но
улицам, продавая пирожки…
Вот
по улице в тени акаций, играя хлыстиками, прошли два офицера в белых кителях. Вот на линейке проехала куча евреев с седыми бородами и в картузах. Гувернантка гуляет с директорскою внучкой…
Пробежал куда-то Сом с двумя дворняжками… А вот в простеньком сером платье и в красных чулочках, держа в руке «Вестник Европы», пошла Варя. Была, должно быть, в городской библиотеке…
Выйдя из дому, он тотчас хватился Муму; он еще не помнил, чтоб она когда-нибудь не дождалась его возвращения, стал повсюду
бегать, искать ее, кликать по-своему… бросился в свою каморку, на сеновал, выскочил на
улицу, туда-сюда…
В это время
по всем казанским
улицам и особенно около Булака толпы мальчишек и девчонок, все вооруженные новыми игрушками, купленными на лодках, с радостными лицами и каким-то бешеным азартом
бегают, свистят, пищат или пускают фонтанчики из брызгалок, обливая водою друг друга и даже гуляющих, и это продолжается с месяц.
Вместе с подмастерьями он
бегал на соседнюю
улицу посмотреть крупную драку, и, когда возвращался оттуда, счастливый и смеющийся, Осип Абрамович давал ему две пощечины:
по одной на каждую щеку.
И такая теперь бедность, что я как-то
по весне заезжал к нему в эту его маленькую усадебку, так и не глядел бы; но больше всего надсадили мое сердце эти трое несчастных сироток:
бегают без всякого присмотра
по улице с ребятишками, оборванные, неумытые.
— В суде что-с? Все эти суды, я вам доложу, пустое дело; ежели
по правде теперь сказать, так ведь только мы, маленькие чиновники, которые
по улицам-то вот
бегаем да
по проселкам ездим, — дело-то и делаем-с, а прочие только ведь и есть, что предписывают, — поверьте, что так!
Ребятишки босиком, в одних рубашонках, по-летнему, кишат на
улице,
бегают по всполью — обедать даже не скоро домой загонишь их… Стоном стоят тоненькие детские голоса… Жмурясь и щурясь, силятся они своими глазенками прямо смотреть на солнышко и, резво прыгая, поют ему весеннюю песню...
Принцесса возбудила в ливорнском населении общее любопытство и даже симпатию. Народ
бегал за нею
по улицам. Вечером она была в опере, и взоры всех обратились на красавицу, сиявшую счастием и довольством [Castera, 86.]. Но это был канун тюрьмы.