Цитаты из русской классики со словом «рабий»
Есть мораль слабости и мораль силы; мораль сострадания, блага людей, альтруизма и мораль ценностей, творческого повышения; мораль рабьей обиды и мораль свободной вины; мораль аристократического благородства духа и мораль духа рабски-плебейского.
Рабье учение о смирении исключает возможность бунта и восстания, оно требует послушания и покорности даже злу.
Человеческое достоинство есть освобождение от рабства, освобождение и от рабьего понимания религиозной жизни и отношений между человеком и Богом.
Но рабьи теории, искажающие христианство, кладут в основу не благодать и свободу, а господство и рабство, тиранию общества, семьи, государства.
То, что переживается нами как рабье принуждение в церкви, то есть лишь наша слабость, наша религиозная незрелость или человеческий грех иерархии и быта, слишком о себе возомнившего.
Жажда абсолютной свободы во Христе (Великий Инквизитор) мирится с рабьей покорностью.
Воинствующее безбожие есть расплата за рабьи идеи о Боге, за приспособление исторического христианства к господствующим силам.
Боязнь вдохновения и творчества связана с извращением и рабьим пониманием греха и сама есть грех.
В прессе, рядом с «рабьим языком», народился язык холопский, претендовавший на смелость, но, в сущности, представлявший смесь наглости, лести и лжи.
— Вы посмотрите, какой ужас! Кучка глупых людей, защищая свою пагубную власть над народом, бьет, душит, давит всех. Растет одичание, жестокость становится законом жизни — подумайте! Одни бьют и звереют от безнаказанности, заболевают сладострастной жаждой истязаний — отвратительной болезнью рабов, которым дана свобода проявлять всю силу рабьих чувств и скотских привычек. Другие отравляются местью, третьи, забитые до отупения, становятся немы и слепы. Народ развращают, весь народ!
Нужна необычайная свобода духа, подвиг свободной веры, свободного обличения «невидимых вещей», чтобы за рабьим образом Иисуса увидеть своего Бога.
И протест против рабьего подчинения церкви старому царству кесаря никак не может вести к требованию рабьего подчинения церкви новому царству кесаря, хотя бы оно именовало себя коммунистическим.
— Я ничей, а божий, обшит рабьей кожей, а живу под рогожей.
В действительности же этого не было: заводские рабочие хотя и ждали воли с часу на час, но в них теперь говорила жестокая заводская муштра, те рабьи инстинкты, которые искореняются только годами.
Скучное время, скучная литература, скучная жизнь. Прежде хоть «рабьи речи» слышались, страстные «рабьи речи», иносказательные, но понятные; нынче и «рабьих речей» не слыхать.
— Дал бы я твоей барыне леща промеж лопаток… Давай туфлю-то, рабья душа.
— Ой, девоньки, девоньки! Не сладка доля рабья, а того горше — бабья! Пожить бы годок хоть без работы!
— Я вам это скажу! — угрожающе, поднимая голос, крикнул Саша. — Я скоро издохну, мне некого бояться, я чужой человек для жизни, — я живу ненавистью к хорошим людям, пред которыми вы, в мыслях ваших, на коленях стоите. Не стоите, нет? Врёте вы! Вы — раб, рабья душа, лакей, хотя и дворянин, а я мужик, прозревший мужик, я хоть и сидел в университете, но — ничем не подкуплен…
Но ведь как ни говори, а рабий язык все-таки рабий язык, и ничего больше.
— Отныне довольно говорить рабьим языком!
— Бога мне, дураку, не замолить за Галактиона Михеича, — повторял Вахрушка, задыхаясь от рабьего усердия. — Что я такое был?.. Никчемный человек, червь, а тетерь… Ведь уродятся же такие человеки, как Галактион Михеич! Глазом глянет — человек и сделался человеком… Ежели бы поп Макар поглядел теперь на меня. Х-ха!.. Ах, какое дело, какое дело!
В груди что-то растет и душит, как будто сердце пухнет, наливаясь нестерпимой жалостью к человеку, который не знает, куда себя девать, не находит себе дела на земле — может быть, от избытка сил, а не только от лени и «рекрутского», рабьего озорства?
Лились тихие рабьи слезы, слышались глубокие рабьи воздыхания.
— Побывайте в степях, посмотрите, — молвил Василий Борисыч. — Да… Вот что я вам, Михайло Васильич, скажу, — продолжал он, возвыся голос, — когда Христос сошел на землю и принял на себя знак рабий, восхотел он, Владыко, бедность и нищету освятить. Того ради избрал для своего рождества самое бедное место, какое было тогда на земле. И родился Царь Небесный в тесном грязном вертепе среди скотов бессловесных… Поди теперь в наши степи — что ни дом, то вертеп Вифлеемский.
Рабье сердце Родиона Антоныча было теперь преисполнено блаженным трепетом: барин был в двух шагах — он сейчас выйдет.
— С матросиком-то? Уж и не знаю, Саша. Берегу я его, как клад, того-этого, драгоценнейший, на улицу не выпускаю. Вот, Саша, чистота! Пожалуй, и тебе не уступит. Я б и тебя тревожить не стал, одним бы матросиком обошелся, да повелевать он, того-этого, не умеет. О, проклятое рабье племя — даже и тут без генеральского сына не обойдешься! Не сердись, Саша, за горькие слова.
Рассказал он мне однова, как прославился перед барином верностью своей рабьей: старого Бубнова наложница стала Лексея на грех с ней склонять, девица молодая была она, скучно ей со стариком…
Все это сосало и грызло рабье сердце без конца, и Мишка страдал день и ночь.
Вот мерзких дел не надо, да ведь, пожалуй, и солгут: а ты с дочками любишь слушать рабьи сплетни!» После таких слов долго ничего не говорили Степану Михайловичу.
Тетерев. Не хочу захотеть, ибо — противно мне. Мне благороднее пьянствовать и погибать, чем жить и работать на тебя и подобных тебе. Можешь ли ты, мещанин, представить себе меня трезвым, прилично одетым и говорящим с тобою рабьим языком слуги твоего? Нет, не можешь… (Поля входит и при виде Тетерева пятится назад. Он, заметив ее, широко улыбается и, кивая головой, говорит, протягивая ей руку.) Здравствуйте и не бойтесь… Я ничего не скажу вам больше… ибо всё знаю!
Эгоцентрик есть раб, его отношение ко всему, что «не-я», есть рабье отношение.
Но бунт этот — рабий бунт, он порожден поверхностным сознанием.
Высшую ценность — человеческую личность не хотели признавать, ценность же низшую — государство с его насилием и ложью, с шпионажем и холодным убийством почитали высшей ценностью и рабьи поклонялись ей.
И он может это делать потому, что он двойственное и противоречивое существо, существо в высшей степени поляризованное, богоподобное и звероподобное, высокое и низкое, свободное и рабье, способное к подъему и падению, к великой любви и жертве и к великой жестокости и беспредельному эгоизму.
Социализм превращается в рабье царство вследствие все той же объективации.
Он также есть существо свободное и рабье, склонное к жертве и любви и к эгоизму, высокое и низкое, несущее в себе образ Божий и образ мира, природного и социального.
Это рабье самочувствие противится великой идее Творца о человеке, в нем сказывается пассивная покорность необходимости, трусливое и слабосильное отречение от свободы во имя спокойствия и безопасности.
Ницше признал христианскую мораль рабьей, плебейской, моралью слабости и возненавидел ее.
Он борется против рабьего сознания в христианстве, против унижения человека в аскетически-монашеском понимании христианства.
Это есть духовная победа над рабством человека, над рабьим сознанием.
Отсюда совсем не вытекает той рабьей социальной философии, согласно которой человек должен терпеть внешнее социальное рабство и лишь внутренне освобождать себя.
Жизнь в церкви несовместима с раболепными чувствами и рабьими страхами.
В своем рабьем и бабьем млении перед силой государственности, импонирующей своей далекостью и чуждостью, Розанов доходит до того, что прославляет официальную правительственную власть за ее гонения против славянофилов.
Происходило аскетическое освящение самых дурных, несправедливых и рабьих форм жизни мира на том основании, что человеческая природа греховна и что для нее необходимы стеснения и страдания, насильственная аскеза.
И одним из самых страшных извращений христианства было внешнее и рабье понимание смирения.
Странное существо — двоящееся и двусмысленное, имеющее облик царственный и облик рабий, существо свободное и закованное, сильное и слабое, соединившее в одном бытии величие с ничтожеством, вечное с тленным.
На этой почве рождаются бессмысленные и рабьи бунты, но не рождаются яркие творческие индивидуальности.
«Частный» же взгляд на жизнь, для которого все историческое, мировое, сверхличное — чуждое и инородное, делает рабом, способным лишь на рабий бунт.
Христианская мораль есть в духовном смысле аристократическая, а не рабья мораль, мораль сильных духом, а не слабых.
Окончательная тайна о человеке раскрывается не только в рабьем образе Христа, но и в царственном Его образе, не только в жертвенном его образе, но и в мощном Его образе.
Синонимы к слову «рабий»
Предложения со словом «рабий»
- Но чем больше вы станете освещать его рабский образ, тем в большей и отвратительной пропорции будут проступать в нём рабьи черты.
- То же «ты», и тот же рабий страх.
- Бедный подснежник рабьей свободы, побитый морозным утренником. Мнимая весна – петербургская оттепель.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «рабий»
Значение слова «рабий»
РА́БИЙ, -ья, -ье. 1. Устар. Прил. к раб (в 1 знач.). (Малый академический словарь, МАС)
Афоризмы русских писателей со словом «рабий»
- Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой,
Смеются пушки, разевая рты…
И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой,
Народ, не уважающий святынь! - (все афоризмы русских писателей)
Отправить комментарий
Значение слова «рабий»
РА́БИЙ, -ья, -ье. 1. Устар. Прил. к раб (в 1 знач.).
Все значения слова «рабий»Предложения со словом «рабий»
Но чем больше вы станете освещать его рабский образ, тем в большей и отвратительной пропорции будут проступать в нём рабьи черты.
То же «ты», и тот же рабий страх.
Бедный подснежник рабьей свободы, побитый морозным утренником. Мнимая весна – петербургская оттепель.
- (все предложения)