— Генерала Жигалова? Гм!.. Сними-ка, Елдырин, с меня пальто… Ужас как жарко! Должно полагать, перед дождем… Одного только я не понимаю: как она могла тебя укусить? — обращается Очумелов к Хрюкину. — Нешто она достанет до пальца? Она маленькая, а ты ведь вон какой здоровила! Ты,
должно быть, расковырял палец гвоздиком, а потом и пришла в твою голову идея, чтоб соврать. Ты ведь… известный народ! Знаю вас, чертей!
Артемий Филиппович. Позвольте, я прочитаю. (Надевает очки и читает).«Почтмейстер точь-в-точь департаментский сторож Михеев;
должно быть, также, подлец, пьет горькую».
«Скучаешь, видно, дяденька?» // — Нет, тут статья особая, // Не скука тут — война! // И сам, и люди вечером // Уйдут, а к Федосеичу // В каморку враг: поборемся! // Борюсь я десять лет. // Как выпьешь рюмку лишнюю, // Махорки как накуришься, // Как эта печь накалится // Да свечка нагорит — // Так тут устой… — // Я вспомнила // Про богатырство дедово: // «Ты, дядюшка, — сказала я, — //
Должно быть, богатырь».
— Об этом мы неизвестны, — отвечали глуповцы, — думаем, что много всего
должно быть, однако допытываться боимся: как бы кто не увидал да начальству не пересказал!
Всё это было ужасно гадко, но Левину это представлялось совсем не так гадко, как это
должно было представляться тем, которые не знали Николая Левина, не знали всей его истории, не знали его сердца.
Неточные совпадения
Хлестаков. Для такой прекрасной особы, как вы. Осмелюсь ли
быть так счастлив, чтобы предложить вам стул? Но нет, вам
должно не стул, а трон.
— У нас забота
есть. // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от еды. // Ты дай нам слово крепкое // На нашу речь мужицкую // Без смеху и без хитрости, // По правде и по разуму, // Как
должно отвечать, // Тогда свою заботушку // Поведаем тебе…
Нет спора, что можно и даже
должно давать народам случай вкушать от плода познания добра и зла, но нужно держать этот плод твердой рукою и притом так, чтобы можно
было во всякое время отнять его от слишком лакомых уст.
Пускай рассказ летописца страдает недостатком ярких и осязательных фактов, — это не
должно мешать нам признать, что Микаладзе
был первый в ряду глуповских градоначальников, который установил драгоценнейший из всех административных прецедентов — прецедент кроткого и бесскверного славословия.
Конечно, с первого взгляда может показаться странным, что Бородавкин девять дней сряду кружит по выгону; но не
должно забывать, во-первых, что ему незачем
было торопиться, так как можно
было заранее предсказать, что предприятие его во всяком случае окончится успехом, и, во-вторых, что всякий администратор охотно прибегает к эволюциям, дабы поразить воображение обывателей.