Неточные совпадения
Каторжного, несомненно, стесняет его звание;
на вопрос, какого он звания, он
отвечает: «рабочий».
На вопрос, кто он, поселенец обыкновенно
отвечает так: «вольный».
На вопрос, какого он звания, крестьянин
отвечает не без достоинства, как будто уж не может идти в счет с прочими и отличается от них чем-то особенным: «Я крестьянин».
Случается, что православный русский мужичок
на вопрос, как его зовут,
отвечает не шутя: «Карл».
На этот
вопрос мне
отвечали без малейшего затруднения, и только бродяги
отвечали каким-нибудь острожным каламбуром или «не помню».
Редкий сахалинец
отвечал на этот
вопрос сразу, без напряжения.
А
на постели сидит вавилонская блудница, сама хозяйка Лукерья Непомнящая, лохматая, тощая, с веснушками; она старается посмешнее
отвечать на мои
вопросы и болтает при этом ногами.
Если я заставал дома одну только сожительницу, то обыкновенно она лежала в постели,
отвечала на мои
вопросы, зевая и потягиваясь, и, когда я уходил, опять ложилась.
На вопрос он сразу не
отвечает, а сначала искоса посмотрит и спросит: «Чаво?» или «Кого ты?» Величает вашим высокоблагородием, но говорит ты.
На мой
вопрос, женат ли он, молодой человек
отвечает, что за ним
на Сахалин прибыла добровольно его жена с дочерью, но что вот уже два месяца, как она уехала с ребенком в Николаевск и не возвращается, хотя он послал ей уже несколько телеграмм.
Кроме надзирателя,
на Станке живут еще писарь, рассыльный, конюх, два хлебопека, три дровотаска и еще четыре работника, которые
на вопрос, что они тут делают,
ответили мне: «Ношу сено».
Он словоохотлив,
на вопросы отвечает с видимым удовольствием и старчески длинно; память уже стала изменять ему, так что отчетливо помнит он только давнопрошедшее.
На вопрос, чем они занимаются и чем живут, хозяева
отвечали: работишка, торговлишка…
Один поселенец
на вопрос, женат ли он,
ответил мне со скукой: «Был женат и убил жену».
Коренное население Южного Сахалина, здешние инородцы,
на вопрос, кто они, не называют ни племени, ни нации, а
отвечают просто: айно.
На наре обыкновенно сидит хозяин и, не переставая, курит трубочку, и если вы задаете ему
вопросы, то
отвечает неохотно и коротко, хотя и вежливо.
На вопрос, может ли воспользоваться льготой и вообще получить крестьянские права поселенец, который не имеет своего хозяйства, потому что служит поваром у чиновника или подмастерьем у сапожника, в Корсаковском округе
ответили мне утвердительно, а в обоих северных — неопределенно.
В Дубках один крестьянин-картежник
на вопрос, поедет ли он
на материк,
ответил мне, глядя надменно в потолок: «Постараюсь уехать».
[
На вопрос: «Какой губернии?» — мне
ответили 5791 человек...
На вопрос, как им живется, поселенец и его сожительница обыкновенно
отвечают: «Хорошо живем». А некоторые каторжные женщины говорили мне, что дома в России от мужей своих они терпели только озорства, побои да попреки куском хлеба, а здесь,
на каторге, они впервые увидели свет. «Слава богу, живу теперь с хорошим человеком, он меня жалеет». Ссыльные жалеют своих сожительниц и дорожат ими.
На вопрос, сколько ее сожителю лет, баба, глядя вяло и лениво в сторону,
отвечает обыкновенно: «А чёрт его знает!» Пока сожитель
на работе или играет где-нибудь в карты, сожительница валяется в постели, праздная, голодная; если кто-нибудь из соседей войдет в избу, то она нехотя приподнимется и расскажет, зевая, что она «за мужа пришла», невинно пострадала: «Его, чёрта, хлопцы убили, а меня в каторгу».
Сами ссыльные
на вопрос, как идут дела,
отвечали нервно, безнадежно, с горькою усмешкой.
Отвечая на главный пункт
вопроса, касающийся удешевления порций, они предложили свои собственные табели, которые, однако, обещали совсем не те сбережения, каких хотело тюремное ведомство. «Сбережения материального не будет, — писали они, — но взамен того можно ожидать улучшения количества и качества арестантского труда, уменьшения числа больных и слабосильных, подымется общее состояние здоровья арестантов, что отразится благоприятно и
на колонизации Сахалина, дав для этой цели полных сил и здоровья поселенцев».
В квартирах надзирателей я заставал девушек-подростков, которые
на мой
вопрос, кто они,
отвечали: «Я — сожительница».
Он же
на вопрос, что за вещь черемша,
ответил: «Во-первых, это не вещь, а растение, и, во-вторых, растение преполезное и вкусное; брюхо пучит от него, правда, да нам это наплевать, мы с дамами не бываем».
На мой
вопрос, зачем он таскает в кармане это громоздкое оружие, он
ответил серьезно: — А меня тут два чиновника собираются побить и уже раз нападали.
Бабы-каторжные, когда я обходил избы,
на мой
вопрос, где сожитель, часто мне
отвечали: «А кто же его знает?
Когда его нашли и вытащили из ямы, то он
на все
вопросы отвечал только одно: «Дайте воды, я не пил пять дней».