«Где недавно
кипела жизнь, давая пищу инородцам-аинцам и солидные барыши промышленникам, — писал в 1880 г. Л. Дейтер, [«Морская газета», 1880 г., № 3.] — там теперь почти пустыня».
Года в три раз этот замок вдруг наполнялся народом,
кипел жизнью, праздниками, балами; в длинных галереях сияли по ночам огни.
Город О… мало изменился в течение этих восьми лет; но дом Марьи Дмитриевны как будто помолодел: его недавно выкрашенные стены белели приветно и стекла раскрытых окон румянились и блестели на заходившем солнце; из этих окон неслись на улицу радостные легкие звуки звонких молодых голосов, беспрерывного смеха; весь дом, казалось,
кипел жизнью и переливался весельем через край.
За мной возвышалось полотно той же самой дороги, и на нем
кипела жизнь: снизу лезли на насыпь, стаскивали стоящих на ней, те падали на головы спаянных ниже, кусались, грызлись.
Ширь, даль, зелень. По обе стороны этого многолюдного экстренного лагеря
кипела жизнь, вагоны всех классов от товарных до министерских, населенные всяким людом, начиная от прокурора палаты и разных инженер-генералов до рабочих депо и землекопов. Город на колесах.
Неточные совпадения
Сердцеведением и мудрым познаньем
жизни отзовется слово британца; легким щеголем блеснет и разлетится недолговечное слово француза; затейливо придумает свое, не всякому доступное, умно-худощавое слово немец; но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы
кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово.
Недвижим он лежал, и странен // Был томный мир его чела. // Под грудь он был навылет ранен; // Дымясь, из раны кровь текла. // Тому назад одно мгновенье // В сем сердце билось вдохновенье, // Вражда, надежда и любовь, // Играла
жизнь,
кипела кровь; // Теперь, как в доме опустелом, // Всё в нем и тихо и темно; // Замолкло навсегда оно. // Закрыты ставни, окна мелом // Забелены. Хозяйки нет. // А где, Бог весть. Пропал и след.
В Петрограде он чувствовал себя гораздо [более] на месте, в Петрограде
жизнь кипела все более круто, тревожно, вздымая густую пену бешенства страстей человеческих и особенно яростно — страсть к наживе.
Он ждал с замирающим сердцем ее шагов. Нет, тихо. Природа жила деятельною
жизнью; вокруг
кипела невидимая, мелкая работа, а все, казалось, лежит в торжественном покое.
Все юношество
кипело около него
жизнью, строя великолепные планы будущего; один он не мечтал, не играл ни в полководцы, ни в сочинители, а говорил одно: «Буду учителем в провин — ции», — считая это скромное назначение своим призванием.