Неточные совпадения
Пока я плыл по Амуру, у меня
было такое чувство,
как будто я не в России, а где-то в Патагонии или Техасе; не говоря уже об оригинальной, не русской природе, мне всё время казалось, что склад нашей русской жизни совершенно чужд коренным амурцам, что Пушкин и Гоголь тут непонятны и потому не нужны, наша история скучна и мы, приезжие из России, кажемся иностранцами.
Однажды, выйдя на рассвете прогуляться на бак, я увидел,
как солдаты, женщины, дети, два китайца и арестанты в кандалах крепко спали, прижавшись друг к другу; их покрывала роса, и
было прохладно.
Пароход сидит 12 1/2 местами же ему приходится идти 14 фут., и
был даже момент, когда нам послышалось,
как он прополз килем по песку.
Остановившись на глубине двух сажен, он послал к северу для промера своего помощника; этот на пути своем встречал среди мелей глубины, но они постепенно уменьшались и приводили его то к сахалинскому берегу, то к низменным песчаным берегам другой стороны, и при этом получалась такая картина,
как будто оба берега сливались; казалось, залив оканчивался здесь и никакого прохода не
было.
Если они не открыли входа в Амур, то потому, что имели в своем распоряжении самые скудные средства для исследования, а главное, —
как гениальные люди, подозревали и почти угадывали другую правду и должны
были считаться с ней.
Она проводила зиму обыкновенно одна, так
как мужчины
были в командировках, в комнатах с 5° тепла.
В 1710 г. пекинскими миссионерами, по поручению китайского императора,
была начертана карта Татарии; при составлении ее миссионеры пользовались японскими картами, и это очевидно, так
как в то время о проходимости Лаперузова и Татарского проливов могло
быть известно только японцам.
У западного берега Сахалина,
как раз против устья Амура, на карте
есть надпись, сделанная миссионерами: «Saghalien-angahata», что по-монгольски значит «скалы черной реки».
Погода и в этот раз
была тихая, ясная,
какая здесь бывает очень редко.
Тут,
как и в России в подобных случаях, сказалась досадная мужицкая темнота: просили не школ, не правосудия, не заработков, а разных пустяков: кто казенного довольствия, кто усыновления ребенка, — одним словом, подавали прошения, которые могли
быть удовлетворены и местным начальством.
У меня в кармане
был корреспондентский бланок, но так
как я не имел в виду печатать что-либо о Сахалине в газетах, то, не желая вводить в заблуждение людей, относившихся ко мне, очевидно, с полным доверием, я ответил: нет.
— Я разрешаю вам бывать, где и у кого угодно, — сказал барон. — Нам скрывать нечего. Вы осмотрите здесь всё, вам дадут свободный пропуск во все тюрьмы и поселения, вы
будете пользоваться документами, необходимыми для вашей работы, — одним словом, вам двери
будут открыты всюду. Не могу я разрешить вам только одного:
какого бы то ни
было общения с политическими, так
как разрешать вам это я не имею никакого права.
Его похвальное слово не мирилось в сознании с такими явлениями,
как голод, повальная проституция ссыльных женщин, жестокие телесные наказания, но слушатели должны
были верить ему: настоящее в сравнении с тем, что происходило пять лет назад, представлялось чуть ли не началом золотого века.
Река Дуйка, всегда убогая, грязная, с лысыми берегами, а теперь украшенная по обе стороны разноцветными фонарями и бенгальскими огнями, которые отражались в ней,
была на этот раз красива, даже величественна, но и смешна,
как кухаркина дочь, на которую для примерки надели барышнино платье.
Из нашей последней беседы и из того, что я записал под его диктовку, я вынес убеждение, что это великодушный и благородный человек, но что «жизнь несчастных»
была знакома ему не так близко,
как он думал.
Если
есть собаки, то вялые, не злые, которые,
как я говорил уже, лают на одних только гиляков, вероятно, потому, что те носят обувь из собачьей шкуры.
Где
есть женщины и дети, там,
как бы ни
было, похоже на хозяйство и на крестьянство, но всё же и там чувствуется отсутствие чего-то важного; нет деда и бабки, нет старых образов и дедовской мебели, стало
быть, хозяйству недостает прошлого, традиций.
Одни говорили, что, вероятно, высшее начальство хочет распределить пособие между ссыльными, другие — что, должно
быть, уж решили наконец переселять всех на материк, — а здесь упорно и крепко держится убеждение, что рано или поздно каторга с поселениями
будет переведена на материк, — третьи, прикидываясь скептиками, говорили, что они не ждут уже ничего хорошего, так
как от них сам бог отказался, и это для того, чтобы вызвать с моей стороны возражение.
Река Дуйка, или,
как ее иначе называют, Александровка, в 1881 г., когда ее исследовал зоолог Поляков, в своем нижнем течении имела до десяти саженей в ширину, на берега ее
были намыты громадные кучи деревьев, обрушившихся в воду, низина во многих местах
была покрыта старым лесом из пихты, лиственницы, ольхи и лесной ивы, и кругом стояло непроходимое топкое болото.
Выбрать именно это место, а не какое-нибудь другое, побудили,
как пишет Мицуль, роскошные луга, хороший строевой лес, судоходная река, плодородная земля… «По-видимому, — пишет этот фанатик, видевший в Сахалине обетованную землю, — нельзя
было и сомневаться в успешном исходе колонизации, но из 8 человек, высланных с этою целью на Сахалин в 1862 г., только 4 поселились около реки Дуйки».
Каторжные в течение трех лет корчевали, строили дома, осушали болота, проводили дороги и занимались хлебопашеством, но по отбытии срока не пожелали остаться здесь и обратились к генерал-губернатору с просьбой о переводе их на материк, так
как хлебопашество не давало ничего, а заработков не
было.
Из 22 семей, живущих здесь, только 4 незаконные. И по возрастному составу населения Слободка приближается к нормальной деревне; рабочий возраст не преобладает так резко,
как в других селениях; тут
есть и дети, и юноши, и старики старше 65 и даже 75 лет.
Луга и скот
есть только у 8 хозяев, пашут землю 12, и,
как бы ни
было, размеры сельского хозяйства здесь не настолько серьезны, чтобы ими можно
было объяснить исключительно хорошее экономическое положение.
Спирт привозили и в жестянках, имевших форму сахарной головы, и в самоварах, и чуть ли не в поясах, а чаще всего просто в бочках и в обыкновенной посуде, так
как мелкое начальство
было подкуплено, а крупное смотрело сквозь пальцы.
Для новых людей и их канцелярий понадобилось новое место, так
как в Дуэ, где до того времени находилось управление каторгой,
было тесно и мрачно.
Почва вокруг, а также и колодец с водой
были постоянно загрязняемы человеческими испражнениями и всякими отбросами, так
как отхожих мест и мусорных ям не
было вовсе.
Допустим, что хозяева со своими женами и детьми,
как ирландцы, питаются одним картофелем и что им хватает его на круглый год; но что
едят те 241 поселенцев и 358 каторжных обоего пола, которые проживают в избах в качестве сожителей, сожительниц, жильцов и работников?
Глядя на нее, не верится, что еще недавно она
была красива до такой степени, что очаровывала своих тюремщиков,
как, например, в Смоленске, где надзиратель помог ей бежать и сам бежал вместе с нею.
На Сахалине она в первое время,
как и все присылаемые сюда женщины, жила вне тюрьмы, на вольной квартире; она пробовала бежать и нарядилась для этого солдатом, но
была задержана.
Как бы то ни
было, 56 тысяч еще не найдены и служат пока сюжетом для самых разнообразных фантастических рассказов.
В 1872 г. на Каре,
как писал г. Власов в своем отчете, при одной из казарм совсем не
было отхожего места, и преступники выводились для естественной надобности на площадь, и это делалось не по желанию каждого из них, а в то время, когда собиралось несколько человек.
При системе общих камер соблюдение чистоты в тюрьме невозможно, и гигиена никогда не выйдет здесь из той тесной рамки,
какую ограничили для нее сахалинский климат и рабочая обстановка каторжного, и
какими бы благими намерениями ни
была проникнута администрация, она
будет бессильна и никогда не избавится от нареканий.
Она отучает его мало-помалу от домовитости, то
есть того самого качества, которое нужно беречь в каторжном больше всего, так
как по выходе из тюрьмы он становится самостоятельным членом колонии, где с первого же дня требуют от него, на основании закона и под угрозой наказания, чтобы он
был хорошим хозяином и добрым семьянином.
Майданщик, то
есть хозяин майдана, официально называется парашечником, так
как берет на себя обязанность выносить из камер параши, если они
есть, и следить за чистотою.
Однажды во время выгрузки парохода я слышал,
как смотритель тюрьмы сказал: «У меня люди целый день не
ели».
Генерал Гинце,
как бы в отмену генерал-губернаторского предписания, разрешил в 1885 г. (приказ № 95) чиновникам брать себе в прислуги ссыльнокаторжных женщин с платою по два рубля в месяц, и чтобы деньги
были обращаемы в казну.
На горе же, в виду моря и красивых оврагов, всё это становится донельзя пошло и грубо,
как оно и
есть на самом деле.
Здесь,
как и в богатой Александровской слободке, мы находим высокий процент старожилов, женщин и грамотных, большое число женщин свободного состояния и почти ту же самую «историю прошлого», с тайною продажей спирта, кулачеством и т. п.; рассказывают, что в
былое время тут в устройстве хозяйств также играл заметную роль фаворитизм, когда начальство легко давало в долг и скот, и семена, и даже спирт, и тем легче, что корсаковцы будто бы всегда
были политиканами и даже самых маленьких чиновников величали вашим превосходительством.
Но я не успел побывать в этом средневековом учреждении, так
как в сентябре оно
было закрыто молодым военным врачом, исправлявшим временно должность тюремного врача.
Если бы здесь сумасшедших сожигали на кострах по распоряжению тюремных врачей, то и это не
было бы удивительно, так
как местные больничные порядки отстали от цивилизации по крайней мере лет на двести.
Залетела,
как птица, — и
была такова, ни слуху ни духу.
В Ново-Михайловке телеграфная станция, школа, казарма для богадельщиков и остов недостроенной деревянной церкви.
Есть пекарня, где пекут хлеб для каторжных, занятых дорожными работами в районе Ново-Михайловки; пекут, должно
быть, без всякого контроля со стороны начальства, так
как хлеб здесь отвратительный.
Стал он чахнуть с того дня,
как по приказанию начальства за какую-то провинность
был наказан теперешним александровским палачом Комелевым.
Как бы ни
был красив и оригинален сахалинский пейзаж, но если он по неделям прячется в тумане или в дожде, то трудно оценить его по достоинству.]
А так
как долина здесь узка и с обеих сторон стиснута горами, на которых ничего не родится, и так
как администрация не останавливается ни перед
какими соображениями, когда ей нужно сбыть с рук людей, и, наверное, ежегодно
будет сажать сюда на участки десятки новых хозяев, то пахотные участки останутся такими же,
как теперь, то
есть в 1/8, 1/4 и 1/2 дес., а пожалуй, и меньше.
Но Сахалин — не Финляндия, климатические, а главным образом почвенные условия исключают
какую бы то ни
было культуру на здешних горах.
Из Александровска в Арковскую долину ведут две дороги: одна — горная, по которой при мне не
было проезда, так
как во время лесных пожаров на ней сгорели мосты, и другая — по берегу моря; по этой последней езда возможна только во время отлива.
В домике живет каторжный столяр, поляк, со своею сожительницей, которая, по рассказам, родила, когда ей
было 12 лет, после того,
как какой-то арестант изнасиловал ее в этапе.
В одной избе, состоящей чаще всего из одной комнаты, вы застаете семью каторжного, с нею солдатскую семью, двух-трех каторжных жильцов или гостей, тут же подростки, две-три колыбели по углам, тут же куры, собака, а на улице около избы отбросы, лужи от помоев, заняться нечем,
есть нечего, говорить и браниться надоело, на улицу выходить скучно —
как всё однообразно уныло, грязно,
какая тоска!
Глядя на его мутные оловянные глаза и большой, наполовину бритый, угловатый,
как булыжник, череп, я готов
был верить всем этим рассказам.