Неточные совпадения
И — кто знает? — возвращаясь с
работы по Большой Дворянской, я,
быть может, не раз еще позавидую инженеру Должикову, живущему умственным трудом, но теперь думать обо всех этих будущих моих невзгодах мне
было весело.
Декорации писал я у Ажогиных в сарае или на дворе. Мне помогал маляр, или, как он сам называл себя, подрядчик малярных
работ, Андрей Иванов, человек лет пятидесяти, высокий, очень худой и бледный, с впалою грудью, с впалыми висками и с синевой под глазами, немножко даже страшный на вид. Он
был болен какою-то изнурительною болезнью, и каждую осень и весну говорили про него, что он отходит, но он, полежавши, вставал и потом говорил с удивлением: «А я опять не помер!»
Редька
был непрактичен и плохо умел соображать; набирал он
работы больше, чем мог исполнить, и при расчете тревожился, терялся и потому почти всегда бывал в убытке.
А мои знакомые при встречах со мною почему-то конфузились. Одни смотрели на меня как на чудака и шута, другим
было жаль меня, третьи же не знали, как относиться ко мне, и понять их
было трудно. Как-то днем, в одном из переулков около нашей Большой Дворянской, я встретил Анюту Благово. Я шел на
работу и нес две длинных кисти и ведро с краской. Узнав меня, Анюта вспыхнула.
Кража хозяйской олифы и краски
была у маляров в обычае и не считалась кражей, и замечательно, что даже такой справедливый человек, как Редька, уходя с
работы, всякий раз уносил с собою немножко белил и олифы.
Возвращаясь с
работы, я часто находил у себя записки, короткие и тревожные, в которых сестра писала мне об отце: то он
был за обедом как-то особенно задумчив и ничего не
ел, то пошатнулся, то заперся у себя и долго не выходил.
Все малярные
работы на участке
были сданы подрядчику, этот сдал другому, и уже этот сдал Редьке, выговорив себе процентов двадцать.
Работа сама по себе
была невыгодна, а тут еще дожди; время пропадало даром, мы не работали, а Редька
был обязан платить ребятам поденно.
Погруженные в
работу, мы стояли или сидели неподвижно, как статуи;
была тишина мертвая, какая подобает кладбищу, так что если падал инструмент или трещал огонь в лампадке, то звуки эти раздавались гулко и резко — и мы оглядывались.
До обеда уже не стоило идти на
работу. Я отправился домой спать, но не мог уснуть от неприятного, болезненного чувства, навеянного на меня бойней и разговором с губернатором, и, дождавшись вечера, расстроенный, мрачный, пошел к Марии Викторовне. Я рассказывал ей о том, как я
был у губернатора, а она смотрела на меня с недоумением, точно не верила, и вдруг захохотала весело, громко, задорно, как умеют хохотать только добродушные, смешливые люди.
Тишина, наивная
работа живописцев и позолотчиков, рассудительность Редьки и то, что я наружно ничем не отличался от других мастеровых и работал, как они, в одной жилетке и в опорках, и что мне говорили ты — это
было ново для нее и трогало ее.
Малярной
работы не
было, я опять жил впроголодь, добывая себе по десять-двадцать копеек в день, где придется, тяжелою, неприятною
работой.
А теперь, когда ее не
было возле, Дубечня с ее развалинами, неубранством, с хлопающими ставнями, с ворами, ночными и дневными, представлялась мне уже хаосом, в котором всякая
работа была бы бесполезна.
Я еще раз прочел письмо. В это время в кухню пришел солдат, приносивший нам раза два в неделю, неизвестно от кого, чай, французские булки и рябчиков, от которых пахло духами.
Работы у меня не
было, приходилось сидеть дома по целым дням, и, вероятно, тот, кто присылал нам эти булки, знал, что мы нуждаемся.
Барыня обнаружила тут свою обычную предусмотрительность, чтобы не перепились ни кучера, ни повара, ни лакеи. Все они были нужны: одни готовить завтрак, другие служить при столе, а третьи — отвезти парадным поездом молодых и всю свиту до переправы через реку. Перед тем тоже
было работы немало. Целую неделю возили приданое за Волгу: гардероб, вещи, множество ценных предметов из старого дома — словом, целое имущество.
Неточные совпадения
Помалчивали странники, // Покамест бабы прочие // Не поушли вперед, // Потом поклон отвесили: // «Мы люди чужестранные, // У нас забота
есть, // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С
работой раздружила нас, // Отбила от еды.
— У нас забота
есть. // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С
работой раздружила нас, // Отбила от еды. // Ты дай нам слово крепкое // На нашу речь мужицкую // Без смеху и без хитрости, // По правде и по разуму, // Как должно отвечать, // Тогда свою заботушку // Поведаем тебе…
Крестьяне, как заметили, // Что не обидны барину // Якимовы слова, // И сами согласилися // С Якимом: — Слово верное: // Нам подобает
пить! //
Пьем — значит, силу чувствуем! // Придет печаль великая, // Как перестанем
пить!.. //
Работа не свалила бы, // Беда не одолела бы, // Нас хмель не одолит! // Не так ли? // «Да, бог милостив!» // — Ну,
выпей с нами чарочку!
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с
работой справиться // Да лоб перекрестить. //
Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!