Неточные совпадения
Войницкий. Двадцать пять лет я вот
с этою матерью, как крот, сидел в четырех стенах… Все наши мысли и
чувства принадлежали тебе одному. Днем мы говорили о тебе, о твоих работах, гордились тобою,
с благоговением произносили твое имя; ночи мы губили на то, что
читали журналы и книги, которые я теперь глубоко презираю!
Еще бы меньше я удивлялся, ежели бы я поверил, что наши домашние — Авдотья Васильевна, Любочка и Катенька — были такие же женщины, как и все, нисколько не ниже других, и вспомнил бы, что по целым вечерам говорили, весело улыбаясь, Дубков, Катенька и Авдотья Васильевна; как почти всякий раз Дубков, придравшись к чему-нибудь,
читал с чувством стихи: «Au banquet de la vie, infortuné convive…» [«На жизненном пиру несчастный сотрапезник…» (фр.)] или отрывки «Демона», и вообще с каким удовольствием и какой вздор они говорили в продолжение нескольких часов сряду.
Бегушев при этом невольно улыбнулся, воображая, как его высокопочтенный друг перед своей юной подругой
читал с чувством и ударением: «Терек воет, дик и злобен, меж утесистых громад!» [«Терек воет, дик и злобен, меж утесистых громад» — начальные строки стихотворения Лермонтова «Дары Терека» (1839).]
Он очаровал своим приемом обоих нас: начал с того, что разласкал и расцеловал меня, дал мне читать прозу Карамзина и стихи Дмитриева — и пришел в восхищение, находя, что я
читаю с чувством и пониманием; заставил меня что-то написать — и опять пришел в восхищение; в четырех правилах арифметики я также отличился; но Левицкий, как настоящий словесник, тут же отозвался о математике с пренебрежением.
Фанни Александровна почему-то ужасно боялась за роль Верочки. Это было первое новое лицо, в котором она выступала по возвращении из-за границы осенью. Мы с ней проходили роль у нее дома, в ее кабинетике, задолго до начала репетиций. Она очень старалась,
читала с чувством, поправляла себя, выслушивала кротко каждое замечание. Но у ней не было той смеси простой натуры с порывами лиризма и захватывающей правды душевных переживаний Верочки.
Бывало, как скучно станет в дороге, попросишь его прочесть что-нибудь, и он
прочтет с чувством какое-нибудь длинное стихотворение, а то и два.]
Неточные совпадения
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не
читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» —
с большим,
с большим
чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите,
прочту?
И я написал последний стих. Потом в спальне я
прочел вслух все свое сочинение
с чувством и жестами. Были стихи совершенно без размера, но я не останавливался на них; последний же еще сильнее и неприятнее поразил меня. Я сел на кровать и задумался…
Раскольников взял газету и мельком взглянул на свою статью. Как ни противоречило это его положению и состоянию, но он ощутил то странное и язвительно-сладкое
чувство, какое испытывает автор, в первый раз видящий себя напечатанным, к тому же и двадцать три года сказались. Это продолжалось одно мгновение.
Прочитав несколько строк, он нахмурился, и страшная тоска сжала его сердце. Вся его душевная борьба последних месяцев напомнилась ему разом.
С отвращением и досадой отбросил он статью на стол.
Он видел, что Макаров и Лидия резко расходятся в оценке Алины. Лидия относилась к ней заботливо, даже
с нежностью,
чувством, которого Клим раньше не замечал у Лидии. Макаров не очень зло, но упрямо высмеивал Алину. Лидия ссорилась
с ним. Сомова, бегавшая по урокам, мирила их,
читая длинные, интересные письма своего друга Инокова, который, оставив службу на телеграфе, уехал
с артелью сергачских рыболовов на Каспий.
Она ехала и во французский спектакль, но содержание пьесы получало какую-то связь
с ее жизнью;
читала книгу, и в книге непременно были строки
с искрами ее ума, кое-где мелькал огонь ее
чувств, записаны были сказанные вчера слова, как будто автор подслушивал, как теперь бьется у ней сердце.