Неточные совпадения
Но в нем есть справедливая сторона — то, что «прекрасное» есть отдельный живой
предмет, а не отвлеченная мысль; есть и другой справедливый намек на свойство истинно художественных произведений искусства: они всегда имеют содержанием своим что-нибудь интересное вообще для человека, а не для одного художника (намек этот заключается в том, что идея — «нечто общее, действующее всегда и везде»); отчего происходит это,
увидим на своем месте.
«прекрасно то существо, в котором
видим мы жизнь такою, какова должна быть она по нашим понятиям; прекрасен тот
предмет, который выказывает в себе жизнь или напоминает нам о жизни», — кажется, что это определение удовлетворительно объясняет все случаи, возбуждающие в нас чувство прекрасного. Проследим главные проявления прекрасного в различных областях действительности, чтобы проверить это.
Я пересмотрел, сколько позволяло место, главные принадлежности человеческой красоты, и мне кажется, что все они производят на нас впечатление прекрасного потому, что в них мы
видим проявление жизни, как понимаем ее. Теперь надобно посмотреть противоположную сторону
предмета, рассмотреть, отчего человек бывает некрасив.
Так, Монблан или Казбек — возвышенный, величественный
предмет: но никто из нас не думает, в противоречие собственным глазам,
видеть в нем безграничное или неизмеримо великое.
Но если по определениям прекрасного и возвышенного, нами принимаемым, прекрасному и возвышенному придается (независимость от фантазии, то, с другой стороны, этими определениями выставляется на первый план отношение к человеку вообще и к его понятиям тех
предметов и явлений, которые находит человек прекрасными и возвышенными: прекрасное то, в чем мы
видим жизнь так, как мы понимаем и желаем ее, как она радует нас; великое то, что гораздо выше
предметов, с которыми сравниваем его мы.
Но благоприятность случая не только редка и мимолетна, — она вообще должна считаться благоприятностью только относительною: вредная, искажающая случайность всегда оказывается в природе не вполне побежденною, если мы отбросим светлую маску, накидываемую отдаленностью места и времени на восприятие (Wahrnehm ng) прекрасного в природе, и строже всмотримся в
предмет; искажающая случайность вносит в прекрасную, по-видимому, группировку нескольких
предметов много такого, что вредит ее полной красоте; мало того, эта вредящая случайность вторгается и в отдельный
предмет, который казался нам сначала вполне прекрасен, и мы
видим, что ничто не изъято от ее владычества.
Некоторые прекрасные
предметы составляют соединение многих
предметов; в этом случае, всматриваясь внимательнее, мы всегда найдем, во-первых, что мы
видим эти
предметы в такой связи, в таком соотношении только потому, что случайно стали на известное место, случайно смотрим на них с известной точки зрения.
Прекрасное чаще всего мы
видим глазами; а глаза, конечно,
видят только оболочку, абрис, наружность
предмета, а не внутреннее его сложение.
Во-вторых, не всегда и глазами
видим мы только оболочку
предмета: в прозрачных
предметах мы
видим весь
предмет, все его внутреннее сложение; воде и драгоценным камням именно прозрачность и сообщает красоту.
В-третьих, странно говорить, что и в совершенно непрозрачных телах мы
видим только поверхность, а не самый
предмет: воззрение принадлежит не исключительно глазам, известно, что в нем всегда участвует припоминающий и соображающий рассудок; соображение всегда наполняет материей пустую форму, представляющуюся глазу.
Человек
видит движущийся
предмет, хотя орган его глаза сам по себе не
видит движения; человек
видит отдаленность
предмета, хотя сам по себе глаз не
видит отдаления; так точно человек
видит материальный
предмет, хотя глаз его
видит только пустую, нематериальную, отвлеченную поверхность
предмета.
Уже из этого одного
видим, что пение, произведение чувства, и искусство, заботящееся о форме, — два совершенно различные
предмета.
В этом
видят преимущество поэтических картин перед действительностью; но то же самое делает и каждое отдельное слово со своим
предметом: в слове (в понятии) также выпущены все случайные и оставлены одни существенные черты
предмета; может быть, для неопытного соображения слово яснее самого
предмета; но это уяснение есть только ослабление.
2) Истинное определение прекрасного таково: «прекрасное есть жизнь»; прекрасным существом кажется человеку то существо, в котором си
видит жизнь, как он ее понимает; прекрасный
предмет — тот
предмет, который напоминает ему о жизни.
Но как скоро начинает мало-помалу уменьшаться туман страсти или сквозь него невольно начинают пробивать ясные лучи рассудка, и мы
видим предмет нашей страсти в его настоящем виде с достоинствами и недостатками, — одни недостатки, как неожиданность, ярко, преувеличенно бросаются нам в глаза, чувства влечения к новизне и надежды на то, что не невозможно совершенство в другом человеке, поощряют нас не только к охлаждению, но к отвращению к прежнему предмету страсти, и мы, не жалея, бросаем его и бежим вперед, искать нового совершенства.
Предметы мы видим вне себя потому, что мы видим их в своих глазах и жизнь мы знаем вне себя потому только, что мы ее знаем в себе. И
видим предметы мы только так, как мы их видим в своих глазах, и определяем мы жизнь вне себя только так, как мы ее знаем в себе. Знаем же мы жизнь в себе, как стремление к благу. И потому, без определения жизни как стремления к благу, нельзя не только наблюдать, но и видеть жизнь.
Неточные совпадения
Он
видел, что Славянский вопрос сделался одним из тех модных увлечений, которые всегда, сменяя одно другое, служат обществу
предметом занятия;
видел и то, что много было людей с корыстными, тщеславными целями, занимавшихся этим делом.
— Есть, брат! Вот
видишь ли, ты знаешь тип женщин Оссиановских… женщин, которых
видишь во сне… Вот эти женщины бывают на яву… и эти женщины ужасны. Женщина,
видишь ли, это такой
предмет, что, сколько ты ни изучай ее, всё будет совершенно новое.
Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать публике сердечные тайны человека, которого я никогда не знал. Добро бы я был еще его другом: коварная нескромность истинного друга понятна каждому; но я
видел его только раз в моей жизни на большой дороге; следовательно, не могу питать к нему той неизъяснимой ненависти, которая, таясь под личиною дружбы, ожидает только смерти или несчастия любимого
предмета, чтоб разразиться над его головою градом упреков, советов, насмешек и сожалений.
Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо было жить с другом на берегу какой-нибудь реки, потом чрез эту реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, [Бельведер — буквально: прекрасный вид; здесь: башня на здании.] что можно оттуда
видеть даже Москву и там пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных
предметах.
Цитует немедленно тех и других древних писателей и чуть только
видит какой-нибудь намек или просто показалось ему намеком, уж он получает рысь и бодрится, разговаривает с древними писателями запросто, задает им запросы и сам даже отвечает на них, позабывая вовсе о том, что начал робким предположением; ему уже кажется, что он это
видит, что это ясно, — и рассуждение заключено словами: «так это вот как было, так вот какой народ нужно разуметь, так вот с какой точки нужно смотреть на
предмет!» Потом во всеуслышанье с кафедры, — и новооткрытая истина пошла гулять по свету, набирая себе последователей и поклонников.