Неточные совпадения
Накануне, в 9-м часу вечера, приехал господин
с чемоданом, занял нумер, отдал для прописки свой паспорт, спросил себе чаю и котлетку, сказал, чтоб
его не тревожили вечером, потому что
он устал и хочет спать, но чтобы завтра непременно разбудили в 8 часов, потому что у
него есть спешные дела, запер дверь нумера и, пошумев ножом и вилкою, пошумев чайным прибором, скоро притих, — видно, заснул.
«Как же это? ведь
он в Москве?» Она торопливо развернула письмо и побледнела; рука ее
с письмом опустилась.
Молодой человек долго стоял, потирая лоб, потом стал крутить усы, потом посмотрел на рукав своего пальто; наконец,
он собрался
с мыслями.
Он сделал шаг вперед к молодой женщине, которая сидела по-прежнему неподвижно, едва дыша, будто в летаргии.
Он взял ее руку...
Но лишь коснулась
его рука ее руки, она вскочила
с криком ужаса, как поднятая электрическим ударом, стремительно отшатнулась от молодого человека, судорожно оттолкнула
его...
Он долго не мог отыскать свою шляпу; хоть раз пять брал ее в руки, но не видел, что берет ее.
Он был как пьяный; наконец понял, что это под рукою у
него именно шляпа, которую
он ищет, вышел в переднюю, надел пальто; вот
он уже подходит к воротам: «кто это бежит за мною? верно, Маша… верно
с нею дурно!»
Он обернулся — Вера Павловна бросилась
ему на шею, обняла, крепко поцеловала.
Читатель не ограничивается такими легкими заключениями, — ведь у мужчины мыслительная способность и от природы сильнее, да и развита гораздо больше, чем у женщины;
он говорит, — читательница тоже, вероятно, думает это, но не считает нужным говорить, и потому я не имею основания спорить
с нею, — читатель говорит: «я знаю, что этот застрелившийся господин не застрелился».
На тебя нельзя положиться, что ты
с первых страниц можешь различить, будет ли содержание повести стоить того, чтобы прочесть ее, у тебя плохое чутье,
оно нуждается в пособии, а пособий этих два: или имя автора, или эффектность манеры.
Я говорю, что мой рассказ очень слаб по исполнению сравнительно
с произведениями людей, действительно одаренных талантом;
с прославленными же сочинениями твоих знаменитых писателей ты смело ставь наряду мой рассказ по достоинству исполнения, ставь даже выше
их — не ошибешься!
Так говорила надпись; но Иван Захарыч Сторешников умер еще в 1837 году, и
с той поры хозяин дома был сын
его, Михаил Иванович, — так говорили документы.
Выручив рублей полтораста, она тоже пустила
их в оборот под залоги, действовала гораздо рискованнее мужа, и несколько раз попадалась на удочку: какой-то плут взял у нее 5 руб. под залог паспорта, — паспорт вышел краденый, и Марье Алексевне пришлось приложить еще рублей 15, чтобы выпутаться из дела; другой мошенник заложил за 20 рублей золотые часы, — часы оказались снятыми
с убитого, и Марье Алексевне пришлось поплатиться порядком, чтобы выпутаться из дела.
Неделю гостила смирно, только все ездил к ней какой-то статский, тоже красивый, и дарил Верочке конфеты, и надарил ей хороших кукол, и подарил две книжки, обе
с картинками; в одной книжке были хорошие картинки — звери, города; а другую книжку Марья Алексевна отняла у Верочки, как уехал гость, так что только раз она и видела эти картинки, при
нем:
он сам показывал.
А через два дня после того, как она уехала, приходил статский, только уже другой статский, и приводил
с собою полицию, и много ругал Марью Алексевну; но Марья Алексевна сама ни в одном слове не уступала
ему и все твердила: «я никаких ваших делов не знаю.
Марья Алексевна на другой же день подарила дочери фермуар, оставшийся невыкупленным в закладе, и заказала дочери два новых платья, очень хороших — одна материя стоила: на одно платье 40 руб., на другое 52 руб., а
с оборками да лентами, да фасоном оба платья обошлись 174 руб.; по крайней мере так сказала Марья Алексевна мужу, а Верочка знала, что всех денег вышло на
них меньше 100 руб., — ведь покупки тоже делались при ней, — но ведь и на 100 руб. можно сделать два очень хорошие платья.
Платья не пропали даром: хозяйкин сын повадился ходить к управляющему и, разумеется, больше говорил
с дочерью, чем
с управляющим и управляющихой, которые тоже, разумеется, носили
его на руках. Ну, и мать делала наставления дочери, все как следует, — этого нечего и описывать, дело известное.
— Верочка, ты неблагодарная, как есть неблагодарная, — шепчет Марья Алексевна дочери: — что рыло-то воротишь от
них? Обидели
они тебя, что вошли? Честь тебе, дуре, делают. А свадьба-то по — французски — марьяж, что ли, Верочка? А как жених
с невестою, а венчаться как по — французски?
Странен показался Верочке голос матери:
он в самом деле был мягок и добр, — этого никогда не бывало. Она
с недоумением посмотрела на мать. Щеки Марьи Алексевны пылали, и глаза несколько блуждали.
Чай, наполовину налитый густыми, вкусными сливками, разбудил аппетит. Верочка приподнялась на локоть и стала пить. — «Как вкусен чай, когда
он свежий, густой и когда в
нем много сахару и сливок! Чрезвычайно вкусен! Вовсе не похож на тот спитой,
с одним кусочком сахару, который даже противен. Когда у меня будут свои деньги, я всегда буду пить такой чай, как этот».
Ты не помнишь, как мы
с твоим отцом жили, когда
он еще не был управляющим!
Только мы
с тобой до
них не доживем, больно глуп народ — где
с таким народом хорошие-то порядки завести!
— Экая бешеная француженка, — сказал статский, потягиваясь и зевая, когда офицер и Жюли ушли. — Очень пикантная женщина, но это уж чересчур. Очень приятно видеть, когда хорошенькая женщина будирует, но
с нею я не ужился бы четыре часа, не то что четыре года. Конечно, Сторешников, наш ужин не расстраивается от ее каприза. Я привезу Поля
с Матильдою вместо
них. А теперь пора по домам. Мне еще нужно заехать к Берте и потом к маленькой Лотхен, которая очень мила.
— Одевайся, Верочка! чать, скоро придет. — Она очень заботливо осмотрела наряд дочери. — Если ловко поведешь себя, подарю серьги
с большими-то изумрудами, —
они старого фасона, но если переделать, выйдет хорошая брошка. В залоге остались за 150 р.,
с процентами 250, а стоят больше 400. Слышишь, подарю.
Явился Сторешников.
Он вчера долго не знал, как
ему справиться
с задачею, которую накликал на себя;
он шел пешком из ресторана домой и все думал. Но пришел домой уже спокойный — придумал, пока шел, — и теперь был доволен собой.
Он справился о здоровье Веры Павловны — «я здорова»;
он сказал, что очень рад, и навел речь на то, что здоровьем надобно пользоваться, — «конечно, надобно», а по мнению Марьи Алексевны, «и молодостью также»;
он совершенно
с этим согласен, и думает, что хорошо было бы воспользоваться нынешним вечером для поездки за город: день морозный, дорога чудесная.
—
С кем же
он думает ехать?
— Я говорю
с вами, как
с человеком, в котором нет ни искры чести. Но, может быть, вы еще не до конца испорчены. Если так, я прошу вас: перестаньте бывать у нас. Тогда я прощу вам вашу клевету. Если вы согласны, дайте вашу руку, — она протянула
ему руку:
он взял ее, сам не понимая, что делает.
Он опять похлопал глазами. Она уже обернулась к нотам и продолжала «Тройку». Жаль, что не было знатоков: любопытно было послушать: верно, не часто
им случалось слушать пение
с таким чувством; даже уж слишком много было чувства, не артистично.
Конечно, не очень-то приняла к сердцу эти слова Марья Алексевна; но утомленные нервы просят отдыха, и у Марьи Алексевны стало рождаться раздумье: не лучше ли вступить в переговоры
с дочерью, когда она, мерзавка, уж совсем отбивается от рук? Ведь без нее ничего нельзя сделать, ведь не женишь же без ней на ней Мишку дурака! Да ведь еще и неизвестно, что она
ему сказала, — ведь
они руки пожали друг другу, — что ж это значит?
— Милое дитя мое, вы удивляетесь и смущаетесь, видя человека, при котором были вчера так оскорбляемы, который, вероятно, и сам участвовал в оскорблениях. Мой муж легкомыслен, но
он все-таки лучше других повес. Вы
его извините для меня, я приехала к вам
с добрыми намерениями. Уроки моей племяннице — только предлог; но надобно поддержать
его. Вы сыграете что-нибудь, — покороче, — мы пойдем в вашу комнату и переговорим. Слушайте меня, дитя мое.
Серж пояснил, что
его жена довольна игрою Верочки, но хочет потолковать
с нею, потому что нужно знать и характер учительницы и т. д., и продолжал наводить разговор на Сторешникова.
— Ваша дочь нравится моей жене, теперь надобно только условиться в цене и, вероятно, мы не разойдемся из — за этого. Но позвольте мне докончить наш разговор о нашем общем знакомом. Вы
его очень хвалите. А известно ли вам, что
он говорит о своих отношениях к вашему семейству, — например,
с какою целью
он приглашал нас вчера в вашу ложу?
— Я не сплетница, — отвечала она
с неудовольствием: — сама не разношу вестей и мало
их слушаю. — Это было сказано не без колкости, при всем ее благоговении к посетителю. — Мало ли что болтают молодые люди между собою; этим нечего заниматься.
— Хорошо —
с; ну, а вот это вы назовете сплетнями. —
Он стал рассказывать историю ужина. Марья Алексевна не дала
ему докончить: как только произнес
он первое слово о пари, она вскочила и
с бешенством закричала, совершенно забывши важность гостей...
Потом
он уладится деньгами
с Марьей Алексевною, — ведь ей уж нечего будет делать.
И тем же длинным, длинным манером официального изложения она сказала, что может послать Жану письмо, в котором скажет, что после вчерашней вспышки передумала, хочет участвовать в ужине, но что нынешний вечер у нее уже занят, что поэтому она просит Жана уговорить Сторешникова отложить ужин — о времени
его она после условится
с Жаном.
— «Полина, я не виделась нынче
с мсье Сторешником,
он не был здесь, — вы понимаете?» — Около часа тянулось это мучительное спасание.
Как женщина прямая, я изложу вам основания такого моего мнения
с полною ясностью, хотя некоторые из
них и щекотливы для вашего слуха, — впрочем, малейшего вашего слова будет достаточно, чтобы я остановилась.
Женитьба на ней несмотря на низкость ее происхождения и, сравнительно
с вами, бедность, очень много двинула бы вперед вашу карьеру: она, будучи введена в большой свет, при ваших денежных средствах, при своей красоте, уме и силе характера, заняла бы в
нем блестящее место; выгоды от этого для всякого мужа понятны.
Кокетство, — я говорю про настоящее кокетство, а не про глупые, бездарные подделки под
него:
они отвратительны, как всякая плохая подделка под хорошую вещь, — кокетство — это ум и такт в применении к делам женщины
с мужчиною.
Жюли стала объяснять выгоды: вы избавитесь от преследований матери, вам грозит опасность быть проданной,
он не зол, а только недалек, недалекий и незлой муж лучше всякого другого для умной женщины
с характером, вы будете госпожею в доме.
Показавши приятелям любовницу своей фантазии,
он увидел, что любовница гораздо лучше, что всякое другое достоинство, большинство людей оценивает
с точностью только по общему отзыву.
о, это человек
с самым тонким вкусом! — а Жюли? — ну, нет, когда наклевывается такое счастье, тут нечего разбирать, под каким званием «обладать»
им.
Самолюбие было раздражено вместе
с сладострастием. Но
оно было затронуто и
с другой стороны: «она едва ли пойдет за вас» — как? не пойдет за
него, при таком мундире и доме? нет, врешь, француженка, пойдет! вот пойдет же, пойдет!
Словом, Сторешников
с каждым днем все тверже думал жениться, и через неделю, когда Марья Алексевна, в воскресенье, вернувшись от поздней обедни, сидела и обдумывала, как ловить
его,
он сам явился
с предложением. Верочка не выходила из своей комнаты,
он мог говорить только
с Марьею Алексевною. Марья Алексевна, конечно, сказала, что она
с своей стороны считает себе за большую честь, но, как любящая мать, должна узнать мнение дочери и просит пожаловать за ответом завтра поутру.
Перед Марьею Алексевною, Жюли, Верочкою Михаил Иваныч пасовал, но ведь
они были женщины
с умом и характером; а тут по части ума бой был равный, и если по характеру был небольшой перевес на стороне матери, то у сына была под ногами надежная почва;
он до сих пор боялся матери по привычке, но
они оба твердо помнили, что ведь по настоящему-то, хозяйка-то не хозяйка, а хозяинова мать, не больше, что хозяйкин сын не хозяйкин сын, а хозяин.
Видя, что сын ушел, Анна Петровна прекратила обморок. Сын решительно отбивается от рук! В ответ на «запрещаю!»
он объясняет, что дом принадлежит
ему! — Анна Петровна подумала, подумала, излила свою скорбь старшей горничной, которая в этом случае совершенно разделяла чувства хозяйки по презрению к дочери управляющего, посоветовалась
с нею и послала за управляющим.
— Так было, ваше превосходительство, что Михаил Иванович выразили свое намерение моей жене, а жена сказала
им, что я вам, Михаил Иванович, ничего не скажу до завтрего утра, а мы
с женою были намерены, ваше превосходительство, явиться к вам и доложить обо всем, потому что как в теперешнее позднее время не осмеливались тревожить ваше превосходительство. А когда Михаил Иванович ушли, мы сказали Верочке, и она говорит: я
с вами, папенька и маменька, совершенно согласна, что нам об этом думать не следует.
— Садитесь, Михаил Иваныч, и мы поговорим, — и долго смотрела за
него с улыбкою; наконец, произнесла: — Я очень довольна, Михаил Иваныч; отгадайте, чем я довольна?
— Я и не употребляла б
их, если бы полагала, что она будет вашею женою. Но я и начала
с тою целью, чтобы объяснить вам, что этого не будет и почему не будет. Дайте же мне докончить. Тогда вы можете свободно порицать меня за те выражения, которые тогда останутся неуместны по вашему мнению, но теперь дайте мне докончить. Я хочу сказать, что ваша любовница, это существо без имени, без воспитания, без поведения, без чувства, — даже она пристыдила вас, даже она поняла все неприличие вашего намерения…
Марья Алексевна вошла в комнату и в порыве чувства хотела благословить милых детей без формальности, то есть без Павла Константиныча, потом позвать
его и благословить парадно. Сторешников разбил половину ее радости, объяснив ей
с поцелуями, что Вера Павловна, хотя и не согласилась, но и не отказала, а отложила ответ. Плохо, но все-таки хорошо сравнительно
с тем, что было.
И
он с удвоенным усердием гонял на корде свою родительницу, — занятие, доставлявшее
ему немало удовольствия.