Неточные совпадения
Он опять похлопал глазами. Она уже обернулась к нотам и продолжала «Тройку». Жаль, что не
было знатоков: любопытно
было послушать: верно, не часто им случалось слушать пение
с таким
чувством; даже уж слишком много
было чувства, не артистично.
— Я и не употребляла б их, если бы полагала, что она
будет вашею женою. Но я и начала
с тою целью, чтобы объяснить вам, что этого не
будет и почему не
будет. Дайте же мне докончить. Тогда вы можете свободно порицать меня за те выражения, которые тогда останутся неуместны по вашему мнению, но теперь дайте мне докончить. Я хочу сказать, что ваша любовница, это существо без имени, без воспитания, без поведения, без
чувства, — даже она пристыдила вас, даже она поняла все неприличие вашего намерения…
Марья Алексевна вошла в комнату и в порыве
чувства хотела благословить милых детей без формальности, то
есть без Павла Константиныча, потом позвать его и благословить парадно. Сторешников разбил половину ее радости, объяснив ей
с поцелуями, что Вера Павловна, хотя и не согласилась, но и не отказала, а отложила ответ. Плохо, но все-таки хорошо сравнительно
с тем, что
было.
Когда он кончил, то Марья Алексевна видела, что
с таким разбойником нечего говорить, и потому прямо стала говорить о
чувствах, что она
была огорчена, собственно, тем, что Верочка вышла замуж, не испросивши согласия родительского, потому что это для материнского сердца очень больно; ну, а когда дело пошло о материнских
чувствах и огорчениях, то, натурально, разговор стал представлять для обеих сторон более только тот интерес, что, дескать, нельзя же не говорить и об этом, так приличие требует; удовлетворили приличию, поговорили, — Марья Алексевна, что она, как любящая мать,
была огорчена, — Лопухов, что она, как любящая мать, может и не огорчаться; когда же исполнили меру приличия надлежащею длиною рассуждений о
чувствах, перешли к другому пункту, требуемому приличием, что мы всегда желали своей дочери счастья, —
с одной стороны, а
с другой стороны отвечалось, что это, конечно, вещь несомненная; когда разговор
был доведен до приличной длины и по этому пункту, стали прощаться, тоже
с объяснениями такой длины, какая требуется благородным приличием, и результатом всего оказалось, что Лопухов, понимая расстройство материнского сердца, не просит Марью Алексевну теперь же дать дочери позволения видеться
с нею, потому что теперь это,
быть может,
было бы еще тяжело для материнского сердца, а что вот Марья Алексевна
будет слышать, что Верочка живет счастливо, в чем, конечно, всегда и состояло единственное желание Марьи Алексевны, и тогда материнское сердце ее совершенно успокоится, стало
быть, тогда она
будет в состоянии видеться
с дочерью, не огорчаясь.
— Нет, Вера Павловна, у меня другое
чувство. Я вам хочу сказать, какой он добрый; мне хочется, чтобы кто-нибудь знал, как я ему обязана, а кому сказать кроме вас? Мне это
будет облегчение. Какую жизнь я вела, об этом, разумеется, нечего говорить, — она у всех таких бедных одинакая. Я хочу сказать только о том, как я
с ним познакомилась. Об нем так приятно говорить мне; и ведь я переезжаю к нему жить, — надобно же вам знать, почему я бросаю мастерскую.
Прошло месяца четыре. Заботы о Крюковой, потом воспоминания о ней обманули Кирсанова: ему казалось, что теперь он безопасен от мыслей о Вере Павловне: он не избегал ее, когда она, навещая Крюкову, встречалась и говорила
с ним, «потом, когда она старалась развлечь его. Пока он грустит, оно и точно, в его сознательных
чувствах к Вере Павловне не
было ничего, кроме дружеской признательности за ее участие.
Услуги его могли бы пригодиться, пожалуй, хоть сейчас же: помогать Вере Павловне в разборке вещей. Всякий другой на месте Рахметова в одну и ту же секунду и
был бы приглашен, и сам вызвался бы заняться этим. Но он не вызвался и не
был приглашен; Вера Павловна только пожала ему руку и
с искренним
чувством сказала, что очень благодарна ему за внимательность.
Что надобно
было бы сделать
с другим человеком за такие слова? вызвать на дуэль? но он говорит таким тоном, без всякого личного
чувства, будто историк, судящий холодно не для обиды, а для истины, и сам
был так странен, что смешно
было бы обижаться, и я только мог засмеяться: — «Да ведь это одно и то же», — сказал я.
Именно меня выбрал он посредником, потому что знал меня, как человека, который
с буквальною точностью исполняет поручение, если берется за него, и который не может
быть отклонен от точного исполнения принятой обязанности никаким
чувством, никакими просьбами.
Его
чувство ко мне
было соединение очень сильной привязанности ко мне, как другу,
с минутными порывами страсти ко мне, как женщине, дружбу он имел лично ко мне, собственно ко мне; а эти порывы искали только женщины: ко мне, лично ко мне, они имели мало отношения.
— Верочка, ты меня задушишь; и согласись, что, кроме силы
чувства, тебе хотелось показать и просто силу? Да, ты очень сильна; да и как не
быть сильною
с такой грудью…
Меня давно тяготит и стыдит воспоминание, что борьба
с чувством тогда отразилась на мне так заметно,
была так невыносима для меня.
Если бы, Верочка, во мне
был какой-нибудь зародыш гениальности, я
с этим
чувством стал бы великим гением.
— Другой, на моем месте, стал бы уже говорить, что
чувство, от которого вы страдаете, хорошо. Я еще не скажу этого. Ваш батюшка знает о нем? Прошу вас помнить, что я не
буду говорить
с ним без вашего разрешения.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем:
есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» —
с большим,
с большим
чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Он не верит и в мою любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое
чувство, но он знает, что я не брошу сына, не могу бросить сына, что без сына не может
быть для меня жизни даже
с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он знает и знает, что я не в силах
буду сделать этого».
Он говорил то самое, что предлагал Сергей Иванович; но, очевидно, он ненавидел его и всю его партию, и это
чувство ненависти сообщилось всей партии и вызвало отпор такого же, хотя и более приличного озлобления
с другой стороны. Поднялись крики, и на минуту всё смешалось, так что губернский предводитель должен
был просить о порядке.
А в душе Алексея Александровича, несмотря на полное теперь, как ему казалось, презрительное равнодушие к жене, оставалось в отношении к ней одно
чувство — нежелание того, чтоб она беспрепятственно могла соединиться
с Вронским, чтобы преступление ее
было для нее выгодно.
Вспомнив об Алексее Александровиче, она тотчас
с необыкновенною живостью представила себе его как живого пред собой,
с его кроткими, безжизненными, потухшими глазами, синими жилами на белых руках, интонациями и треском пальцев и, вспомнив то
чувство, которое
было между ними и которое тоже называлось любовью, вздрогнула от отвращения.