Неточные совпадения
«Нет, это
не так, я
не успела
прочесть, в письме вовсе нет этого!» И она опять подняла руку с письмом.
Но это все-таки ничего:
читай, добрейшая публика!
прочтешь не без пользы.
И глаз
не запускает за корсет, и лицо бесчувственное, и божественные книги дает
читать, — кажется, довольно бы.
Но нет, Марья Алексевна
не удовлетворилась надзором, а устроила даже пробу, будто учила «логику», которую и я учил наизусть, говорящую: «наблюдение явлений, каковые происходят сами собою, должно быть поверяемо опытами, производимыми по обдуманному плану, для глубочайшего проникновения в тайны таковых отношений», — и устроила она эту пробу так, будто
читала Саксона Грамматика, рассказывающего, как испытывали Гамлета в лесу девицею.
Легла она спать, лежит,
читает книжку; только слышу через перегородку-то, — на меня тоже что-то сна
не было, — слышу, встает.
С давнего времени это был первый случай, когда Лопухов
не знал, что ему делать. Нудить жалко, испортишь все веселое свиданье неловким концом. Он осторожно встал, пошел по комнате,
не попадется ли книга. Книга попалась — «Chronique de L'Oeil de Boeuf» — вещь, перед которою «Фоблаз» вял; он уселся на диван в другом конце комнаты, стал
читать и через четверть часа сам заснул от скуки.
Сделав свои распоряжения, она принималась
читать вслух,
читала полчаса, час, если раньше
не перерывала ее надобность опять заняться распоряжениями.
После обеда сидит еще с четверть часа с миленьким, «до свиданья» и расходятся по своим комнатам, и Вера Павловна опять на свою кроватку, и
читает, и нежится; частенько даже спит, даже очень часто, даже чуть ли
не наполовину дней спит час — полтора, — это слабость, и чуть ли даже
не слабость дурного тона, но Вера Павловна спит после обеда, когда заснется, и даже любит, чтобы заснулось, и
не чувствует ни стыда, ни раскаяния в этой слабости дурного тона.
Телемак, да повести г-жи Жанлис, да несколько ливрезонов нашего умного журнала Revue Etrangere, — книги все
не очень заманчивые, — взял их, а сам, разумеется, был страшный охотник
читать, да и сказал себе:
не раскрою ни одной русской книги, пока
не стану свободно
читать по — французски; ну, и стал свободно
читать.
И действительно, она порадовалась; он
не отходил от нее ни на минуту, кроме тех часов, которые должен был проводить в гошпитале и Академии; так прожила она около месяца, и все время были они вместе, и сколько было рассказов, рассказов обо всем, что было с каждым во время разлуки, и еще больше было воспоминаний о прежней жизни вместе, и сколько было удовольствий: они гуляли вместе, он нанял коляску, и они каждый день целый вечер ездили по окрестностям Петербурга и восхищались ими; человеку так мила природа, что даже этою жалкою, презренною, хоть и стоившею миллионы и десятки миллионов, природою петербургских окрестностей радуются люди; они
читали, они играли в дурачки, они играли в лото, она даже стала учиться играть в шахматы, как будто имела время выучиться.
«После чаю, поболтавши с «миленьким», пришла она в свою комнату и прилегла, —
не спать, спать еще рано, куда же, только еще половина девятого, нет, она еще
не раздевалась, — а только так, легла
читать.
Вот она и
читает на своей кроватке, только книга опускается от глаз, и думается Вере Павловне: «Что это, в последнее время стало мне несколько скучно иногда? или это
не скучно, а так? да, это
не скучно, а только я вспомнила, что ныне я хотела ехать в оперу, да этот Кирсанов, такой невнимательный, поздно поехал за билетом: будто
не знает, что, когда поет Бозио, то нельзя в 11 часов достать билетов в 2 рубля.
— Нет, ты
не все
читаешь.
Рука новой гостьи дотрагивается до страницы; под рукою выступают новые строки, которых
не было прежде. «
Читай», говорит гостья. У Веры Павловны сжимается сердце, она еще
не смотрела на эти строки,
не знает, что тут написано; но у ней сжимается сердце. Она
не хочет
читать новых строк.
Вера Павловна
читает: «нет, одной теперь скучно. Это прежде
не было скучно. Отчего же это прежде
не было скучно одной, и отчего теперь скучно?»
— Нет, ты
не все
читаешь. А это что? — говорит гостья, и опять сквозь нераскрывающийся полог является дивная рука, опять касается страницы, и опять выступают на странице новые слова, и опять против воли
читает Вера Павловна новые слова: «Зачем мой миленький
не провожает нас чаще?»
— Будто только написано? Меня
не обманешь,
читай… — Опять под рукою гостьи выступают новые слова, и Вера Павловна против воли
читает их...
— Я
не хочу
читать, — в страхе говорит Вера Павловна; она еще
не разобрала, что написано на этих новых строках, но ей уже страшно.
—
Читай же! Видишь, как много на нем написано. — И опять от прикосновения руки гостьи выступили строки, которых
не было.
— Я
не хочу
читать, я
не могу
читать.
— Изволь, мой милый. Мне снялось, что я скучаю оттого, что
не поехала в оперу, что я думаю о ней, о Бозио; ко мне пришла какая-то женщина, которую я сначала приняла за Бозио и которая все пряталась от меня; она заставила меня
читать мой дневник; там было написано все только о том, как мы с тобою любим друг друга, а когда она дотрогивалась рукою до страниц, на них показывались новые слова, говорившие, что я
не люблю тебя.
Он на другой день уж с 8 часов утра ходил по Невскому, от Адмиралтейской до Полицейского моста, выжидая, какой немецкий или французский книжный магазин первый откроется, взял, что нужно, и
читал больше трех суток сряду, — с 11 часов утра четверга до 9 часов вечера воскресенья, 82 часа; первые две ночи
не спал так, на третью выпил восемь стаканов крепчайшего кофе, до четвертой ночи
не хватило силы ни с каким кофе, он повалился и проспал на полу часов 15.
В тысячах других повестей я уже вижу по пяти строкам с пяти разных страниц, что
не найду ничего, кроме испорченного Гоголя, — зачем я стану их
читать?
Если я
прочел Адама Смита, Мальтуса, Рикардо и Милля, я знаю альфу и омегу этого направления и мне
не нужно
читать ни одного из сотен политико — экономов, как бы ни были они знамениты; я по пяти строкам с пяти страниц вижу, что
не найду у них ни одной свежей мысли, им принадлежащей, все заимствования и искажения.
Он
прочитал «Ярмарку суеты» Теккерея с наслаждением начал
читать «Пенденниса», закрыл на 20–й странице: «весь высказался в «Ярмарке суеты», видно, что больше ничего
не будет, и
читать не нужно».
— Успокойтесь, я
не могу сказать, что вы ошибаетесь. Предупредив вас о содержании записки, я прошу вас выслушать вторую причину, по которой я
не мог разуметь под «утешительностью результата» самое получение вами записки, а должен был разуметь ее содержание. Это содержание, характер которого мы определили, так важно, что я могу только показать вам ее, но
не могу отдать вам ее. Вы
прочтете, но вы ее
не получите.
— Саша, какой милый этот NN (Вера Павловна назвала фамилию того офицера, через которого хотела познакомиться с Тамберликом, в своем страшном сне), — он мне привез одну новую поэму, которая еще
не скоро будет напечатана, — говорила Вера Павловна за обедом. — Мы сейчас же после обеда примемся
читать, — да? Я ждала тебя, — все с тобою вместе, Саша. А очень хотелось
прочесть.
Не предвидели, кто писал книгу,
не понимают, кто
читает ее, что нынешние люди
не принимают в число своих знакомых никого,
не имеющего такой души, и
не имеют недостатка в знакомых и
не считают своих знакомых ничем больше, как просто — напросто нынешними людьми, хорошими, но очень обыкновенными людьми.
А простор для нее значил тогда то, чтобы ей
не мешали
читать и мечтать.
Но Катя
читала и мечтала, а искатели руки оставались в отчаянии. А Кате уж было 17 лет. Так,
читала и мечтала, и
не влюблялась, но только стала она вдруг худеть, бледнеть и слегла.
На визитных карточках покупщика было написано Charles Beaumont, но произносилось это
не Шарль Бомон, как
прочли бы незнающие, а Чарльз Бьюмонт; и натурально, что произносилось так: покупщик был агент лондонской фирмы Ходчсона, Лотера и К по закупке сала и стеарина.
— Оно очень прозаично, m-r Бьюмонт, но меня привела к нему жизнь. Мне кажется, дело, которым я занимаюсь, слишком одностороннее дело, и та сторона, на которую обращено оно,
не первая сторона, на которую должны быть обращены заботы людей, желающих принести пользу народу. Я думаю так: дайте людям хлеб,
читать они выучатся и сами. Начинать надобно с хлеба, иначе мы попусту истратим время.
— Я вам сказала: одна, что я могу начать? Я
не знаю, как приняться; и если б знала, где у меня возможность? Девушка так связана во всем. Я независима у себя в комнате. Но что я могу сделать у себя в комнате? Положить на стол книжку и учить
читать. Куда я могу идти одна? С кем я могу видеться одна? Какое дело я могу делать одна?