Неточные совпадения
Чай, наполовину налитый густыми, вкусными сливками, разбудил аппетит. Верочка приподнялась на локоть и стала пить. — «
Как вкусен чай, когда он свежий, густой и когда в нем много сахару и сливок! Чрезвычайно вкусен! Вовсе не похож на тот спитой, с одним кусочком сахару, который даже противен. Когда у меня будут свои деньги, я
всегда буду пить такой чай,
как этот».
— Вера, — начал Павел Константиныч, — Михаил Иваныч делает нам честь, просит твоей руки. Мы отвечали,
как любящие тебя родители, что принуждать тебя не будем, но что с одной стороны рады. Ты
как добрая послушная дочь,
какою мы тебя
всегда видели, положишься на нашу опытность, что мы не смели от бога молить такого жениха. Согласна, Вера?
— Совет
всегда один: рассчитывайте, что для вас полезно;
как скоро вы следуете этому совету — одобрение.
Знаешь, мой милый, об чем бы я тебя просила: обращайся со мною
всегда так,
как обращался до сих пор; ведь это не мешало же тебе любить меня, ведь все-таки мы с тобою были друг другу ближе всех.
— Иду. — Лопухов отправился в комнату Кирсанова, и на дороге успел думать: «а ведь
как верно, что Я
всегда на первом плане — и начал с себя и кончил собою. И с чего начал: «жертва» —
какое плутовство; будто я от ученой известности отказываюсь, и от кафедры —
какой вздор! Не все ли равно, буду так же работать, и так же получу кафедру, и так же послужу медицине. Приятно человеку,
как теоретику, замечать,
как играет эгоизм его мыслями на практике».
— Ах,
как весело будет! Только ты, мой миленький, теперь вовсе не говори со мною, и не гляди на меня, и на фортепьяно не каждый раз будем играть. И не каждый раз буду выходить при тебе из своей комнаты. Нет, не утерплю, выйду
всегда, только на одну минуточку, и так холодно буду смотреть на тебя, неласково. И теперь сейчас уйду в свою комнату. До свиданья, мой милый. Когда?
Лопухов возвратился с Павлом Константинычем, сели; Лопухов попросил ее слушать, пока он доскажет то, что начнет, а ее речь будет впереди, и начал говорить, сильно возвышая голос, когда она пробовала перебивать его, и благополучно довел до конца свою речь, которая состояла в том, что развенчать их нельзя, потому дело со (Сторешниковым — дело пропащее,
как вы сами знаете, стало быть, и утруждать себя вам будет напрасно, а впрочем,
как хотите: коли лишние деньги есть, то даже советую попробовать; да что, и огорчаться-то не из чего, потому что ведь Верочка никогда не хотела идти за Сторешникова, стало быть, это дело
всегда было несбыточное,
как вы и сами видели, Марья Алексевна, а девушку, во всяком случае, надобно отдавать замуж, а это дело вообще убыточное для родителей: надобно приданое, да и свадьба, сама по себе, много денег стоит, а главное, приданое; стало быть, еще надобно вам, Марья Алексевна и Павел Константиныч, благодарить дочь, что она вышла замуж без всяких убытков для вас!
Когда он кончил, то Марья Алексевна видела, что с таким разбойником нечего говорить, и потому прямо стала говорить о чувствах, что она была огорчена, собственно, тем, что Верочка вышла замуж, не испросивши согласия родительского, потому что это для материнского сердца очень больно; ну, а когда дело пошло о материнских чувствах и огорчениях, то, натурально, разговор стал представлять для обеих сторон более только тот интерес, что, дескать, нельзя же не говорить и об этом, так приличие требует; удовлетворили приличию, поговорили, — Марья Алексевна, что она,
как любящая мать, была огорчена, — Лопухов, что она,
как любящая мать, может и не огорчаться; когда же исполнили меру приличия надлежащею длиною рассуждений о чувствах, перешли к другому пункту, требуемому приличием, что мы
всегда желали своей дочери счастья, — с одной стороны, а с другой стороны отвечалось, что это, конечно, вещь несомненная; когда разговор был доведен до приличной длины и по этому пункту, стали прощаться, тоже с объяснениями такой длины,
какая требуется благородным приличием, и результатом всего оказалось, что Лопухов, понимая расстройство материнского сердца, не просит Марью Алексевну теперь же дать дочери позволения видеться с нею, потому что теперь это, быть может, было бы еще тяжело для материнского сердца, а что вот Марья Алексевна будет слышать, что Верочка живет счастливо, в чем, конечно,
всегда и состояло единственное желание Марьи Алексевны, и тогда материнское сердце ее совершенно успокоится, стало быть, тогда она будет в состоянии видеться с дочерью, не огорчаясь.
— Да, когда мне грустно, вы придете тоже
как будто грустная, а
всегда сейчас прогоните грусть; с вами весело, очень весело.
К Вере Павловне они питают беспредельное благоговение, она даже дает им целовать свою руку, не чувствуя себе унижения, и держит себя с ними,
как будто пятнадцатью годами старше их, то есть держит себя так, когда не дурачится, но, по правде сказать, большею частью дурачится, бегает, шалит с ними, и они в восторге, и тут бывает довольно много галопированья и вальсированья, довольно много простой беготни, много игры на фортепьяно, много болтовни и хохотни, и чуть ли не больше всего пения; но беготня, хохотня и все нисколько не мешает этой молодежи совершенно, безусловно и безгранично благоговеть перед Верою Павловною, уважать ее так,
как дай бог уважать старшую сестру,
как не
всегда уважается мать, даже хорошая.
Но — читатель уже знает вперед смысл этого «но»,
как и
всегда будет вперед знать, о чем будет рассказываться после страниц, им прочтенных, — но, разумеется, чувство Кирсанова к Крюковой при их второй встрече было вовсе не то,
как у Крюковой к нему: любовь к ней давным — давно прошла в Кирсанове; он только остался расположен к ней,
как к женщине, которую когда-то любил.
Но ведь я и теперь смотрю на этих студентов,
как на младших братьев, и я не
всегда бы хотела превращаться непременно в Верочку, когда хочу отдыха от серьезных мыслей и труда.
Ведь я уж Вера Павловна; веселиться,
как Верочка, приятно по временам, но не
всегда же.
Это великая заслуга в муже; эта великая награда покупается только высоким нравственным достоинством; и кто заслужил ее, тот вправе считать себя человеком безукоризненного благородства, тот смело может надеяться, что совесть его чиста и
всегда будет чиста, что мужество никогда ни в чем не изменит ему, что во всех испытаниях, всяких,
каких бы то ни было, он останется спокоен и тверд, что судьба почти не властна над миром его души, что с той поры,
как он заслужил эту великую честь, до последней минуты жизни,
каким бы ударам ни подвергался он, он будет счастлив сознанием своего человеческого достоинства.
А теперь, покончив свое (
как эгоист,
всегда прежде всего думающий о себе, и о других лишь тогда, когда уже нечего думать о себе), он мог приняться и за чужое, то есть за ее раздумье.
Кстати, чуть не забыл: так ты, Александр, исполнишь мою просьбу бывать у нас, твоих добрых приятелей, которые
всегда рады тебя видеть, бывать так же часто,
как в прошлые месяцы?
Впрочем,
как скоро вам покажется бесполезно продолжать слышать мои слова, я остановлюсь; мое правило: предлагать мое мнение
всегда, когда я должен, и никогда не навязывать его».
— Вы-то еще слаб, слава богу! Но, Рахметов, вы удивляете меня. Вы совсем не такой,
как мне казалось. Отчего вы
всегда такое мрачное чудовище? А ведь вот теперь вы милый, веселый человек.
Только, Вера Павловна, если уж случилось вам видеть меня в таком духе, в
каком я был бы рад быть
всегда, и дошло у нас до таких откровенностей, — пусть это будет секрет, что я не по своей охоте мрачное чудовище.
Она
всегда была уверена, что в
каком бы случае ни понадобилось ей опереться на его руку, его рука, вместе с его головою, в ее распоряжении.
«Но шли века; моя сестра — ты знаешь ее? — та, которая раньше меня стала являться тебе, делала свое дело. Она была
всегда, она была прежде всех, она уж была,
как были люди, и
всегда работала неутомимо. Тяжел был ее труд, медлен успех, но она работала, работала, и рос успех. Мужчина становился разумнее, женщина тверже и тверже сознавала себя равным ему человеком, — и пришло время, родилась я.