Неточные совпадения
— Кто говорил! — пылко подхватила Нина, и большие, выразительные глаза ее загорелись неспокойными огоньками. — Дядя Георгий говорил мне это, моя старшая названная сестра Люда говорила, знакомые, слуги, все… все… Весь
Гори знает твое имя, твои
ужасные подвиги… Весь
Гори говорит о том, как ты проливаешь кровь невинных… Говорят…
И другое известие —
ужасное, неожиданно обрушилось на меня. Моей опекуншей, оказывается, была бабушка, которая жила где-то в
горах, недалеко от Тифлиса (примерно в часе езды), и к этой бабушке-опекунше мне предстояло переехать на жительство вплоть до моего совершеннолетия.
После я узнала, что верная служанка охраняла таким образом замок своей госпожи от горных душманов, которыми кишели окрестные
горы. Но до того, как я это узнала, особенно в первые ночи, этот
ужасный вой внушал мне безотчетный страх.
Первое время ихней жизни в Н., когда Елена Петровна всеми силами стремилась установить в своей жизни культ красоты, эта Сашина бездарность казалась ей
ужасным горем, даже оскорбляла ее, точно ее самое лишили талантов или сказали, что она в своей талантливости ошибается и нет ее совсем.
Кто ж под
ужасною горой // Зажег огонь сторожевой? // Треща, краснея и сверкая, // Кусты вокруг он озарил. // На камень голову склоняя, // Лежит поодаль Измаил: // Его приверженцы хотели // Идти за ним — но не посмели!
Неточные совпадения
Я был в сильном
горе в эту минуту, но невольно замечал все мелочи. В комнате было почти темно, жарко и пахло вместе мятой, одеколоном, ромашкой и гофманскими каплями. Запах этот так поразил меня, что, не только когда я слышу его, но когда лишь вспоминаю о нем, воображение мгновенно переносит меня в эту мрачную, душную комнату и воспроизводит все мельчайшие подробности
ужасной минуты.
— Какой
ужасный город! В Москве все так просто… И — тепло. Охотный ряд, Художественный театр, Воробьевы
горы… На Москву можно посмотреть издали, я не знаю, можно ли видеть Петербург с высоты, позволяет ли он это? Такой плоский, огромный, каменный… Знаешь — Стратонов сказал: «Мы, политики, хотим сделать деревянную Россию каменной».
И бабушку жаль! Какое
ужасное, неожиданное
горе нарушит мир ее души! Что, если она вдруг свалится! — приходило ему в голову, — вон она сама не своя, ничего еще не зная! У него подступали слезы к глазам от этой мысли.
Утром 8 августа мы оставили Фудзин — это
ужасное место. От фанзы Иолайза мы вернулись сначала к
горам Сяень-Лаза, а оттуда пошли прямо на север по небольшой речке Поугоу, что в переводе на русский язык значит «козья долина». Проводить нас немного вызвался 1 пожилой таз. Он все время шел с Дерсу и что-то рассказывал ему вполголоса. Впоследствии я узнал, что они были старые знакомые и таз собирался тайно переселиться с Фудзина куда-нибудь на побережье моря.
Вечер. «Теперь происходит совещание. Лев Алексеевич (Сенатор) здесь. Ты уговариваешь меня, — не нужно, друг мой, я умею отворачиваться от этих
ужасных, гнусных сцен, куда меня тянут на цепи. Твой образ сияет надо мной, за меня нечего бояться, и самая грусть и самое
горе так святы и так сильно и крепко обняли душу, что, отрывая их, сделаешь еще больнее, раны откроются».