Должно быть, мой возглас был достаточно красноречив, а глаза, открыто смотревшие прямо в глаза деда, подтверждали искренность моего негодования, потому что по
лицу старого горца скользнула чуть приметная, неуловимая, как змейка, улыбка.
Неточные совпадения
Конечно, каждый, кто присмотрелся бы к моему
лицу, мог разглядеть, что это не настоящие усы, но при скудном освещении — в моей запыленной
старой чохе и огромной папахе — я могла сойти за молоденького горца-путника.
Когда глаза мало-помалу привыкли к окружающему, прежде всего я увидела
старых, бородатых горцев с неподвижно суровыми
лицами, в праздничных бешметах, сидящих на подушках, раскуривая кальяны.
Я быстро оглянулась. У горящего очага сидела
старая дама в черном платье, с черным же мечаком, [Мечак — покрывало.] наброшенным на седые, белые, как снег, волосы. Я увидела худое, морщинистое, но на редкость величественное
лицо, орлиный крючковатый нос и проницательные, не по летам живые черные глаза.
— Не твое дело, — сказал один, похожий на Вараксина, а другой, с
лицом старого солдата, миролюбиво объяснил:
— А тот ушел? Я притворился спящим. Тебя давно не видать, — заговорил Леонтий слабым голосом, с промежутками. — А я все ждал — не заглянет ли, думаю.
Лицо старого товарища, — продолжал он, глядя близко в глаза Райскому и положив свою руку ему на плечо, — теперь только одно не противно мне…
Неточные совпадения
На первом месте —
старый князь, // Седой, одетый в белое, //
Лицо перекошенное // И — разные глаза.
Дворовый, что у барина // Стоял за стулом с веткою, // Вдруг всхлипнул! Слезы катятся // По
старому лицу. // «Помолимся же Господу // За долголетье барина!» — // Сказал холуй чувствительный // И стал креститься дряхлою, // Дрожащею рукой. // Гвардейцы черноусые // Кисленько как-то глянули // На верного слугу; // Однако — делать нечего! — // Фуражки сняли, крестятся. // Перекрестились барыни. // Перекрестилась нянюшка, // Перекрестился Клим…
Спустили с возу дедушку. // Солдат был хрупок на ноги, // Высок и тощ до крайности; // На нем сюртук с медалями // Висел, как на шесте. // Нельзя сказать, чтоб доброе //
Лицо имел, особенно // Когда сводило
старого — // Черт чертом! Рот ощерится. // Глаза — что угольки!
— Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да в землю сам ушел по грудь // С натуги! По
лицу его // Не слезы — кровь течет! // Не знаю, не придумаю, // Что будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости
старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
Он прошел вдоль почти занятых уже столов, оглядывая гостей. То там, то сям попадались ему самые разнообразные, и
старые и молодые, и едва знакомые и близкие люди. Ни одного не было сердитого и озабоченного
лица. Все, казалось, оставили в швейцарской с шапками свои тревоги и заботы и собирались неторопливо пользоваться материальными благами жизни. Тут был и Свияжский, и Щербацкий, и Неведовский, и
старый князь, и Вронский, и Сергей Иваныч.