Неточные совпадения
Странные дела случаются
на свете: с иным человеком и долго живешь вместе и в дружественных отношениях находишься, а ни разу не заговоришь с ним откровенно, от
души; с другим же едва познакомиться успеешь — глядь: либо ты ему, либо он тебе, словно
на исповеди, всю подноготную и проболтал.
Вы не медик, милостивый государь; вы понять не можете, что происходит в
душе нашего брата, особенно
на первых порах, когда он начинает догадываться, что болезнь-то его одолевает.
«Теперь… ну, теперь я могу вам сказать, что я благодарна вам от всей
души, что вы добрый, хороший человек, что я вас люблю…» Я гляжу
на нее, как шальной; жутко мне, знаете…
— Да году-то еще не прошло. А ты посмотри
на нее: в чем
душа держится.
— А что, Павлуша, — промолвил Костя, — не праведная ли это
душа летела
на небо, ась?
Но вот покойник миновал нас, выбрался опять
на дорогу, и опять раздалось ее жалобное, надрывающее
душу пение.
Въезжая в эти выселки, мы не встретили ни одной живой
души; даже куриц не было видно
на улице, даже собак; только одна, черная, с куцым хвостом, торопливо выскочила при нас из совершенно высохшего корыта, куда ее, должно быть, загнала жажда, и тотчас, без лая, опрометью бросилась под ворота.
Вы глядите: та глубокая, чистая лазурь возбуждает
на устах ваших улыбку, невинную, как она сама, как облака по небу, и как будто вместе с ними медлительной вереницей проходят по
душе счастливые воспоминания, и все вам кажется, что взор ваш уходит дальше и дальше, и тянет вас самих за собой в ту спокойную, сияющую бездну, и невозможно оторваться от этой вышины, от этой глубины…
— Поздно узнал, — отвечал старик. — Да что! кому как
на роду написано. Не жилец был плотник Мартын, не жилец
на земле: уж это так. Нет, уж какому человеку не жить
на земле, того и солнышко не греет, как другого, и хлебушек тому не впрок, — словно что его отзывает… Да; упокой Господь его
душу!
— Нет, недавно: года четыре. При старом барине мы всё жили
на своих прежних местах, а вот опека переселила. Старый барин у нас был кроткая
душа, смиренник, царство ему небесное! Ну, опека, конечно, справедливо рассудила; видно, уж так пришлось.
«Эх, Ваня, Ваня», или: «Эх, Саша, Саша, — с чувством говорят они друг другу, —
на юг бы нам,
на юг… ведь мы с тобою греки
душою, древние греки!» Наблюдать их можно
на выставках, перед иными произведениями иных российских живописцев.
То отступят они шага
на два и закинут голову, то снова придвинутся к картине; глазки их покрываются маслянистою влагой… «Фу ты, Боже мой, — говорят они, наконец, разбитым от волнения голосом, — души-то, души-то что! эка, сердца-то, сердца! эка души-то напустил! тьма
души!..
Как нравились тебе тогда всякие стихи и всякие повести, как легко навертывались слезы
на твои глаза, с каким удовольствием ты смеялся, какою искреннею любовью к людям, каким благородным сочувствием ко всему доброму и прекрасному проникалась твоя младенчески чистая
душа!
Об Якове-Турке и рядчике нечего долго распространяться. Яков, прозванный Турком, потому что действительно происходил от пленной турчанки, был по
душе — художник во всех смыслах этого слова, а по званию — черпальщик
на бумажной фабрике у купца; что же касается до рядчика, судьба которого, признаюсь, мне осталось неизвестной, то он показался мне изворотливым и бойким городским мещанином. Но о Диком-Барине стоит поговорить несколько подробнее.
Обалдуй бросился ему
на шею и начал
душить его своими длинными, костлявыми руками;
на жирном лице Николая Иваныча выступила краска, и он словно помолодел; Яков, как сумасшедший, закричал: «Молодец, молодец!» — даже мой сосед, мужик в изорванной свите, не вытерпел и, ударив кулаком по столу, воскликнул: «А-га! хорошо, черт побери, хорошо!» — и с решительностью плюнул в сторону.
Акулина была так хороша в это мгновение: вся
душа ее доверчиво, страстно раскрывалась перед ним, тянулась, ластилась к нему, а он… он уронил васильки
на траву, достал из бокового кармана пальто круглое стеклышко в бронзовой оправе и принялся втискивать его в глаз; но, как он ни старался удержать его нахмуренной бровью, приподнятой щекой и даже носом — стеклышко все вываливалось и падало ему в руку.
Вот как стукнуло мне шестнадцать лет, матушка моя, нимало не медля, взяла да прогнала моего французского гувернера, немца Филиповича из нежинских греков; свезла меня в Москву, записала в университет, да и отдала всемогущему свою
душу, оставив меня
на руки родному дяде моему, стряпчему Колтуну-Бабуре, птице, не одному Щигровскому уезду известной.
Это было существо доброе, умное, молчаливое, с теплым сердцем; но, бог знает отчего, от долгого ли житья в деревне, от других ли каких причин, у ней
на дне
души (если только есть дно у
души) таилась рана, или, лучше сказать, сочилась ранка, которую ничем не можно было излечить, да и назвать ее ни она не умела, ни я не мог.
Отцу Пантелея Еремеича досталось имение уже разоренное; он в свою очередь тоже сильно «пожуировал» и, умирая, оставил единственному своему наследнику Пантелею заложенное сельцо Бессоново, с тридцатью пятью
душами мужеска и семидесятью шестью женска пола да четырнадцать десятин с осьминником неудобной земли в пустоши Колобродовой,
на которые, впрочем, никаких крепостей в бумагах покойника не оказалось.
«Вынула она из меня
душу», — шептал он самому себе, сидя
на своем любимом клеенчатом диванчике и вертя пальцем около пальца.
Как это все укладывалось в его голове и почему это казалось ему так просто — объяснить не легко, хотя и не совсем невозможно: обиженный, одинокий, без близкой
души человеческой, без гроша медного, да еще с кровью, зажженной вином, он находился в состоянии, близком к помешательству, а нет сомнения в том, что в самых нелепых выходках людей помешанных есть,
на их глаза, своего рода логика и даже право.
Неточные совпадения
Голос Земляники. Отпустите, господа, хоть
душу на покаяние — совсем прижали!
Колода есть дубовая // У моего двора, // Лежит давно: из младости // Колю
на ней дрова, // Так та не столь изранена, // Как господин служивенькой. // Взгляните: в чем
душа!
Глеб — он жаден был — соблазняется: // Завещание сожигается! //
На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч
душ закрепил злодей, // С родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!
Довольно демон ярости // Летал с мечом карающим // Над русскою землей. // Довольно рабство тяжкое // Одни пути лукавые // Открытыми, влекущими // Держало
на Руси! // Над Русью оживающей // Святая песня слышится, // То ангел милосердия, // Незримо пролетающий // Над нею,
души сильные // Зовет
на честный путь.
— Филипп
на Благовещенье // Ушел, а
на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! // Весь гнев с
души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… // Не стала я тревожиться, // Что ни велят — работаю, // Как ни бранят — молчу.