Неточные совпадения
Впрочем,
как он умен
ни был, водились и за ним многие предрассудки и предубеждения.
Всякий человек имеет хоть
какое бы то
ни было положение в обществе, хоть какие-нибудь да связи; всякому дворовому выдается если не жалованье, то по крайней мере так называемое «отвесное...
В людях, которых сильно и постоянно занимает одна мысль или одна страсть, заметно что-то общее, какое-то внешнее сходство в обращенье,
как бы
ни были, впрочем, различны их качества, способности, положение в свете и воспитание.
— А тебе говорят, не забывайся…
Как ты там барыне, по-твоему,
ни нужен, а коли из нас двух ей придется выбирать, — не удержишься ты, голубчик! Бунтовать никому не позволяется, смотри! (Павел дрожал от бешенства.) А девке Татьяне поделом… Погоди, не то ей еще
будет!
По их словам, не бывало еще на свете такого мастера своего дела: «Вязанки хворосту не даст утащить; в
какую бы
ни было пору, хоть в самую полночь, нагрянет,
как снег на голову, и ты не думай сопротивляться, — силен, дескать, и ловок,
как бес…
Мардарий Аполлоныч только что донес к губам налитое блюдечко и уже расширил
было ноздри, без чего,
как известно,
ни один коренной русак не втягивает в себя чая, — но остановился, прислушался, кивнул головой, хлебнул и, ставя блюдечко на стол, произнес с добрейшей улыбкой и
как бы невольно вторя ударам: «Чюки-чюки-чюк!
Трудно
было решить с первого разу, к
какому сословию принадлежал этот Геркулес; он не походил
ни на дворового,
ни на мещанина,
ни на обеднявшего подьячего в отставке,
ни на мелкопоместного разорившегося дворянина — псаря и драчуна: он
был уж точно сам по себе.
В этом человеке
было много загадочного; казалось, какие-то громадные силы угрюмо покоились в нем,
как бы зная, что раз поднявшись, что сорвавшись раз на волю, они должны разрушить и себя и все, до чего
ни коснутся; и я жестоко ошибаюсь, если в жизни этого человека не случилось уже подобного взрыва, если он, наученный опытом и едва спасшись от гибели, неумолимо не держал теперь самого себя в ежовых рукавицах.
Посередине кабака Обалдуй, совершенно «развинченный» и без кафтана, выплясывал вперепрыжку перед мужиком в сероватом армяке; мужичок, в свою очередь, с трудом топотал и шаркал ослабевшими ногами и, бессмысленно улыбаясь сквозь взъерошенную бороду, изредка помахивал одной рукой,
как бы желая сказать: «куда
ни шло!» Ничего не могло
быть смешней его лица;
как он
ни вздергивал кверху свои брови, отяжелевшие веки не хотели подняться, а так и лежали на едва заметных, посоловелых, но сладчайших глазках.
Акулина
была так хороша в это мгновение: вся душа ее доверчиво, страстно раскрывалась перед ним, тянулась, ластилась к нему, а он… он уронил васильки на траву, достал из бокового кармана пальто круглое стеклышко в бронзовой оправе и принялся втискивать его в глаз; но,
как он
ни старался удержать его нахмуренной бровью, приподнятой щекой и даже носом — стеклышко все вываливалось и падало ему в руку.
Это
было существо доброе, умное, молчаливое, с теплым сердцем; но, бог знает отчего, от долгого ли житья в деревне, от других ли
каких причин, у ней на дне души (если только
есть дно у души) таилась рана, или, лучше сказать, сочилась ранка, которую ничем не можно
было излечить, да и назвать ее
ни она не умела,
ни я не мог.
— Нет, ради Бога, — прервал он меня, — не спрашивайте моего имени
ни у меня,
ни у других. Пусть я останусь для вас неизвестным существом, пришибленным судьбою Васильем Васильевичем. Притом же я,
как человек неоригинальный, и не заслуживаю особенного имени… А уж если вы непременно хотите мне дать какую-нибудь кличку, так назовите… назовите меня Гамлетом Щигровского уезда. Таких Гамлетов во всяком уезде много, но, может
быть, вы с другими не сталкивались… Засим прощайте.
Как бы то
ни было, только в один прекрасный летний вечер Маша, завязав кое-какие тряпки в небольшой узелок, отправилась вон из чертопхановского дома.
— Я тебя любил, я люблю тебя без ума, без памяти — и
как подумаю я теперь, что ты этак,
ни с того
ни с сего, здорово живешь, меня покидаешь да по свету скитаться станешь — ну, и представляется мне, что не
будь я голяк горемычный, не бросила ты бы меня!
Но
каким образом умудрился вор украсть ночью, из запертой конюшни, Малек-Аделя? Малек-Аделя, который и днем никого чужого к себе не подпускал, — украсть его без шума, без стука? И
как растолковать, что
ни одна дворняжка не пролаяла? Правда, их
было всего две, два молодых щенка, и те от холоду и голоду в землю зарывались — но все-таки!
Оказалось, что жид о краже Малек-Аделя не имел
ни малейшего понятия. Да и с
какой стати
было ему красть лошадь, которую он сам достал для «почтеннейшего Пантелея Еремеича»?
А для тебя, Порфирий, одна инструкция:
как только ты, чего Боже оборони, завидишь в окрестностях казака, так сию же секунду,
ни слова не говоря, беги и неси мне ружье, а я уж
буду знать,
как мне поступить!
И запах я всякий чувствовать могу, самый
какой ни на
есть слабый!
— Только вот беда моя: случается, целая неделя пройдет, а я не засну
ни разу. В прошлом году барыня одна проезжала, увидела меня, да и дала мне сткляночку с лекарством против бессонницы; по десяти капель приказала принимать. Очень мне помогало, и я спала; только теперь давно та сткляночка выпита… Не знаете ли, что это
было за лекарство и
как его получить?
В тот же день, прежде чем отправиться на охоту,
был у меня разговор о Лукерье с хуторским десятским. Я узнал от него, что ее в деревне прозывали «Живые мощи», что, впрочем, от нее никакого не видать беспокойства;
ни ропота от нее не слыхать,
ни жалоб. «Сама ничего не требует, а напротив — за все благодарна; тихоня,
как есть тихоня, так сказать надо. Богом убитая, — так заключил десятский, — стало
быть, за грехи; но мы в это не входим. А чтобы, например, осуждать ее — нет, мы ее не осуждаем. Пущай ее!»
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (
Ест.)Боже мой,
какой суп! (Продолжает
есть.)Я думаю, еще
ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай,
какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То
есть, не то уж говоря, чтоб
какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не
будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь,
ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Анна Андреевна. Ну вот, уж целый час дожидаемся, а все ты с своим глупым жеманством: совершенно оделась, нет, еще нужно копаться…
Было бы не слушать ее вовсе. Экая досада!
как нарочно,
ни души!
как будто бы вымерло все.
Городничий. Чш! (Закрывает ему рот.)Эк
как каркнула ворона! (Дразнит его.)
Был по приказанию!
Как из бочки, так рычит. (К Осипу.)Ну, друг, ты ступай приготовляй там, что нужно для барина. Все, что
ни есть в долге, требуй.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл…
как сам Шалашников! // Да тот
был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, //
Ни дать
ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по миру, // Не отойдя сосет!