Признаться сказать, ни
в какое время года Колотовка не представляет отрадного зрелища; но особенно грустное чувство возбуждает она, когда июльское сверкающее солнце своими неумолимыми лучами затопляет и бурые, полуразметанные крыши домов, и этот глубокий овраг, и выжженный, запыленный выгон, по которому безнадежно скитаются худые, длинноногие курицы, и серый осиновый сруб с дырами вместо окон, остаток прежнего барского дома, кругом заросший крапивой, бурьяном и полынью и покрытый гусиным пухом, черный, словно раскаленный пруд, с каймой из полувысохшей грязи и сбитой набок плотиной, возле которой, на мелко истоптанной, пепеловидной земле овцы, едва дыша и чихая от жара, печально теснятся друг к дружке и с унылым терпеньем наклоняют головы как можно ниже, как будто выжидая, когда ж пройдет наконец этот невыносимый зной.
Неточные совпадения
Ходили темные слухи, что состоял он когда-то у кого-то
в камердинерах; но кто он, откуда он, чей сын,
как попал
в число шумихинских подданных,
каким образом добыл мухояровый, с незапамятных
времен носимый им кафтан, где живет, чем живет, — об этом решительно никто не имел ни малейшего понятия, да и, правду сказать, никого не занимали эти вопросы.
Улыбался он почти постоянно,
как улыбаются теперь одни люди екатерининского
времени: добродушно и величаво; разговаривая, медленно выдвигал и сжимал губы, ласково щурил глаза и произносил слова несколько
в нос.
— Нет, старого
времени мне особенно хвалить не из чего. Вот хоть бы, примером сказать, вы помещик теперь, такой же помещик,
как ваш покойный дедушка, а уж власти вам такой не будет! да и вы сами не такой человек. Нас и теперь другие господа притесняют; но без этого обойтись, видно, нельзя. Перемелется — авось мука будет. Нет, уж я теперь не увижу, чего
в молодости насмотрелся.
Солнце — не огнистое, не раскаленное,
как во
время знойной засухи, не тускло-багровое,
как перед бурей, но светлое и приветно лучезарное — мирно всплывает под узкой и длинной тучкой, свежо просияет и погрузится
в лиловый ее туман.
— Здесь не место с вами объясняться, — не без волнения возразил главный конторщик, — да и не
время. Только я, признаюсь, одному удивляюсь: с чего вы взяли, что я вас погубить желаю или преследую? Да и
как, наконец, могу я вас преследовать? Вы не у меня
в конторе состоите.
Правда, иногда (особенно
в дождливое
время) не слишком весело скитаться по проселочным дорогам, брать «целиком», останавливать всякого встречного мужика вопросом: «Эй, любезный!
как бы нам проехать
в Мордовку?», а
в Мордовке выпытывать у тупоумной бабы (работники-то все
в поле): далеко ли до постоялых двориков на большой дороге, и
как до них добраться, и, проехав верст десять, вместо постоялых двориков, очутиться
в помещичьем, сильно разоренном сельце Худобубнове, к крайнему изумлению целого стада свиней, погруженных по уши
в темно-бурую грязь на самой середине улицы и нисколько не ожидавших, что их обеспокоят.
—
Как не быть для вашего сиятельства! Пожалуйте, войдите… Петя, Павлина подай! да Похвального чтоб готовили. А с вами, батюшка, — продолжал он, обращаясь ко мне, — мы
в другое
время покончим… Фомка, лавку его сиятельству.
— Удивительное дело, — заметила она мне однажды, —
какие нынче всё песни сочиняют, отчаянные какие-то;
в мое
время иначе сочиняли: и печальные песни были, а все приятно было слушать… Например...
Он осторожен и
в то же
время предприимчив,
как лисица; болтлив,
как старая женщина, и никогда не проговаривается, а всякого другого заставит высказаться; впрочем, не прикидывается простачком,
как это делают иные хитрецы того же десятка, да ему и трудно было бы притворяться: я никогда не видывал более проницательных и умных глаз,
как его крошечные, лукавые «гляделки» [Орловцы называют глаза гляделками, так же
как рот едалом.
Не могу сказать, сколько я
времени проспал, но когда я открыл глаза — вся внутренность леса была наполнена солнцем и во все направленья, сквозь радостно шумевшую листву, сквозило и
как бы искрилось ярко-голубое небо; облака скрылись, разогнанные взыгравшим ветром; погода расчистилась, и
в воздухе чувствовалась та особенная, сухая свежесть, которая, наполняя сердце каким-то бодрым ощущеньем, почти всегда предсказывает мирный и ясный вечер после ненастного дня.
— А между тем, — продолжал он после небольшого молчания, —
в молодости моей
какие возбуждал я ожидания!
Какое высокое мнение я сам питал о своей особе перед отъездом за границу, да и
в первое
время после возвращения! Ну, за границей я держал ухо востро, все особнячком пробирался,
как оно и следует нашему брату, который все смекает себе, смекает, а под конец, смотришь, — ни аза не смекнул!
Не
в состоянии я описать вам, милостивый государь,
как скоро,
как страшно скоро прошло это
время; даже грустно и досадно вспомнить.
— Иным грушам, — начал он опять после небольшого молчания, — нужно некоторое
время полежать под землей
в подвале, для того чтобы войти,
как говорится,
в настоящий свой вкус; моя покойница, видно, тоже принадлежала к подобным произведениям природы.
Все оглянулись.
В дверях стоял Чертопханов.
В качестве четвероюродного племянника покойного откупщика он тоже получил пригласительное письмо на родственный съезд. Во все
время чтения он,
как всегда, держался
в гордом отдалении от прочих.
Вот что думалось иногда Чертопханову, и горечью отзывались
в нем эти думы. Зато
в другое
время пустит он своего коня во всю прыть по только что вспаханному полю или заставит его соскочить на самое дно размытого оврага и по самой круче выскочить опять, и замирает
в нем сердце от восторга, громкое гикание вырывается из уст, и знает он, знает наверное, что это под ним настоящий, несомненный Малек-Адель, ибо
какая другая лошадь
в состоянии сделать то, что делает эта?
—
Как погляжу я, барин, на вас, — начала она снова, — очень вам меня жалко. А вы меня не слишком жалейте, право! Я вам, например, что скажу: я иногда и теперь… Вы ведь помните,
какая я была
в свое
время веселая? Бой-девка!.. так знаете что? Я и теперь песни пою.
— Да чего их жалеть-то? Ведь ворам
в руки они бы не попались. А
в уме я их все
время держал, и теперь держу… во
как. — Филофей помолчал. — Может… из-за них Господь Бог нас с тобой помиловал.
Неточные совпадения
Городничий (
в сторону).Прошу посмотреть,
какие пули отливает! и старика отца приплел! (Вслух.)И на долгое
время изволите ехать?
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и
в то же
время говорит про себя.)А вот посмотрим,
как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и
в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но
в это
время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. Ведь оно,
как ты думаешь, Анна Андреевна, теперь можно большой чин зашибить, потому что он запанибрата со всеми министрами и во дворец ездит, так поэтому может такое производство сделать, что со
временем и
в генералы влезешь.
Как ты думаешь, Анна Андреевна: можно влезть
в генералы?
Хлестаков (провожая).Нет, ничего. Это все очень смешно, что вы говорили. Пожалуйста, и
в другое тоже
время… Я это очень люблю. (Возвращается и, отворивши дверь, кричит вслед ему.)Эй вы!
как вас? я все позабываю,
как ваше имя и отчество.
Хлестаков. Хорошо, хоть на бумаге. Мне очень будет приятно. Я, знаете, этак люблю
в скучное
время прочесть что-нибудь забавное…
Как ваша фамилия? я все позабываю.