Цитаты со словом «лёт»
— Примеч. авт.] исчезнут
лет через пять, а болот и в помине нет; в Калужской, напротив, засеки тянутся на сотни, болота на десятки верст, и не перевелась еще благородная птица тетерев, водится добродушный дупель, и хлопотунья куропатка своим порывистым взлетом веселит и пугает стрелка и собаку.
Мы отправились к нему. Посреди леса, на расчищенной и разработанной поляне, возвышалась одинокая усадьба Хоря. Она состояла из нескольких сосновых срубов, соединенных заборами; перед главной избой тянулся навес, подпертый тоненькими столбиками. Мы вошли. Нас встретил молодой парень,
лет двадцати, высокий и красивый.
Мальчик
лет пятнадцати, кудрявый и краснощекий, сидел кучером и с трудом удерживал сытого пегого жеребца.
Лет двадцать пять тому назад изба у него сгорела; вот и пришел он к моему покойному батюшке и говорит: дескать, позвольте мне, Николай Кузьмич, поселиться у вас в лесу на болоте.
— «Пятьдесят рублев в
год!» — «Извольте».
Мы поехали шагом; за деревней догнал нас человек
лет сорока, высокого роста, худой, с небольшой загнутой назад головкой.
Он много видел, много знал, и от него я многому научился; например: из его рассказов узнал я, что каждое
лето, перед покосом, появляется в деревнях небольшая тележка особенного вида.
— «Да, в прошлом
году гривенник пожаловал».
Вообразите себе человека
лет сорока пяти, высокого, худого, с длинным и тонким носом, узким лбом, серыми глазками, взъерошенными волосами и широкими насмешливыми губами.
Этот человек ходил и зиму и
лето в желтоватом нанковом кафтане немецкого покроя, но подпоясывался кушаком; носил синие шаровары и шапку со смушками, подаренную ему, в веселый час, разорившимся помещиком.
Раз как-то, в юные
годы, он отлучился на два дня, увлеченный любовью; но эта дурь скоро с него соскочила.
— «Да что за вздор!» — «У нас и так в запрошлом
году мельница сгорела: прасолы переночевали, да, знать, как-нибудь и подожгли».
Ей было на вид
лет тридцать; худое и бледное лицо еще хранило следы красоты замечательной; особенно понравились мне глаза, большие и грустные.
— Второй
год пошел с Троицына дня.
Вот-с проезжаем мы раз через нашу деревню,
лет тому будет — как бы вам сказать, не солгать, — лет пятнадцать.
Вот этак она
лет десять у моей жены служила.
Из уцелевших бревен на скорую руку сколотили избенку, покрыли ее барочным тесом, купленным
лет за десять для построения павильона на готический манер, и поселили в ней садовника Митрофана с женой Аксиньей и семью детьми.
У этого садовника мне случилось раза два переночевать; мимоходом забирал я у него огурцы, которые, бог ведает почему, даже
летом отличались величиной, дрянным водянистым вкусом и толстой желтой кожей.
Проживал он
летом в клети, позади курятника, а зимой в предбаннике; в сильные морозы ночевал на сеновале.
Это был человек
лет семидесяти, с лицом правильным и приятным.
Покойный граф — царство ему небесное! — охотником отродясь, признаться, не бывал, а собак держал и раза два в
год выезжать изволил.
Я оглянулся и увидал мужика
лет пятидесяти, запыленного, в рубашке, в лаптях, с плетеной котомкой и армяком за плечами.
— Зачем я к нему пойду?.. За мной и так недоимка. Сын-то у меня перед смертию с
год хворал, так и за себя оброку не взнес… Да мне с полугоря: взять-то с меня нечего… Уж, брат, как ты там ни хитри, — шалишь: безответная моя голова! (Мужик рассмеялся.) Уж он там как ни мудри, Кинтильян-то Семеныч, а уж…
Смотрю: комнатка чистенькая, в углу лампада, на постеле девица
лет двадцати, в беспамятстве.
Чувствую я, что больная моя себя губит; вижу, что не совсем она в памяти; понимаю также и то, что не почитай она себя при смерти, — не подумала бы она обо мне; а то ведь, как хотите, жутко умирать в двадцать пять
лет, никого не любивши: ведь вот что ее мучило, вот отчего она, с отчаянья, хоть за меня ухватилась, — понимаете теперь?
Лет через пятьдесят, много семьдесят, эти усадьбы, «дворянские гнезда», понемногу исчезали с лица земли; дома сгнивали или продавались на своз, каменные службы превращались в груды развалин, яблони вымирали и шли на дрова, заборы и плетни истреблялись.
Ему на вид было
лет семьдесят; длинный нанковый сюртук печально болтался на сухих и костлявых его членах.
За столом Радилов, который
лет десять служил в армейском пехотном полку и в Турцию ходил, пустился в рассказы; я слушал его со вниманием и украдкой наблюдал за Ольгой.
Радилов, по
летам, мог бы быть ее отцом; он говорил ей «ты», но я тотчас догадался, что она не была его дочерью.
Не долго… три
года; моя жена умерла от родов.
На другое утро вошел я к жене, — дело было
летом, солнце освещало ее с ног до головы, да так ярко.
Представьте себе, любезные читатели, человека полного, высокого,
лет семидесяти, с лицом, напоминающим несколько лицо Крылова, с ясным и умным взором под нависшей бровью, с важной осанкой, мерной речью, медлительной походкой: вот вам Овсяников.
Он почитал за грех продавать хлеб — Божий дар, и в 40-м
году, во время общего голода и страшной дороговизны, роздал окрестным помещикам и мужикам весь свой запас; они ему на следующий год с благодарностью взнесли свой долг натурой.
— Да, да, — подтвердил Овсяников. — Ну, и то сказать: в старые-то
годы дворяне живали пышнее. Уж нечего и говорить про вельмож: я в Москве на них насмотрелся. Говорят, они и там перевелись теперь.
— Был, давно, очень давно. Мне вот теперь семьдесят третий
год пошел, а в Москву я ездил на шестнадцатом году.
— Любил бы… точно, — не теперь: теперь моя пора прошла, а в молодых
годах… да знаете, неловко, по причине звания.
Митя, малый
лет двадцати восьми, высокий, стройный и кудрявый, вошел в комнату и, увидев меня, остановился у порога. Одежда на нем была немецкая, но одни неестественной величины буфы на плечах служили явным доказательством тому, что кроил ее не только русский — российский портной.
В Москве на оброке жила в швеях и оброк платила исправно, сто восемьдесят два рубля с полтиной в
год…
— Вот, дети, — сказал он им, — учитель вам сыскан. Вы всё приставали ко мне: выучи-де нас музыке и французскому диалекту: вот вам и француз, и на фортопьянах играет… Ну, мусье, — продолжал он, указывая на дрянные фортепьянишки, купленные им за пять
лет у жида, который, впрочем, торговал одеколоном, — покажи нам свое искусство: жуэ!
Ему на вид было
лет двадцать пять; его длинные русые волосы, сильно пропитанные квасом, торчали неподвижными косицами, небольшие карие глазки приветливо моргали, все лицо, повязанное черным платком, словно от зубной боли, сладостно улыбалось.
Владимир отправился к Сучку с Ермолаем. Я сказал им, что буду ждать их у церкви. Рассматривая могилы на кладбище, наткнулся я на почерневшую четырехугольную урну с следующими надписями: на одной стороне французскими буквами: «Ci gît Théophile Henri, vicomte de Blangy» [Здесь покоится Теофиль Анри, граф Бланжи (фр.).]; на другой: «Под сим камнем погребено тело французского подданного, графа Бланжия; родился 1737, умре 1799
года, всего жития его было 62 года»; на третьей: «Мир его праху», а на четвертой...
Босоногий, оборванный и взъерошенный Сучок казался с виду отставным дворовым,
лет шестидесяти.
— Седьмой
год пошел, — отвечал он, встрепенувшись.
— А Сергея Сергеича Пехтерева. По наследствию ему достались. Да и он нами недолго владел, всего шесть
годов. У него-то вот я кучером и ездил… да не в городе — там у него другие были, а в деревне.
— А вот что в запрошлом
году умерла, под Болховым… то бишь под Карачевым, в девках… И замужем не бывала. Не изволите знать? Мы к ней поступили от ее батюшки, от Василья Семеныча. Она-таки долгонько нами владела… годиков двадцать.
— Да
лет, этак, мне было двадцать с лишком.
— Какое ж тут ученье в двадцать
лет?
Первому, старшему изо всех, Феде, вы бы дали
лет четырнадцать.
И ему и Павлуше на вид было не более двенадцати
лет.
Цитаты из русской классики со словом «лёт»
С весны и в продолжение всего
лета стрепета в местах степных, далеких от жилья, не пуганые и не стреляные, особенно в одиночку или попарно, довольно смирны, но весьма скоро делаются чрезвычайно дики и сторожки, особенно стайками, так что нередко, изъездив за ними десятки верст и ни разу не выстрелив, я принужден бывал бросать их, хотя и видел, что они, перелетев сажен сто или двести, опустились на землю.
Над водой резвились стрекозы. За одной из них гналась азиатская трясогузка; она старалась поймать стрекозу на
лету, но последняя ловко от нее увертывалась.
Нет, не отделяет в уме ни копейки, а отделит разве столько-то четвертей ржи, овса, гречихи, да того-сего, да с скотного двора телят, поросят, гусей, да меду с ульев, да гороху, моркови, грибов, да всего, чтоб к Рождеству послать столько-то четвертей родне, «седьмой воде на киселе», за сто верст, куда уж он посылает десять
лет этот оброк, столько-то в год какому-то бедному чиновнику, который женился на сиротке, оставшейся после погорелого соседа, взятой еще отцом в дом и там воспитанной.
— Опять ежели теперича самим рубить начать, — вновь начал Лукьяныч, — из каждой березы верно полсажонок выйдет. Ишь какая стеколистая выросла — и вершины-то не видать! А под парками-то восемь десятин — одних дров полторы тыщи саженей выпилить можно! А молодятник сам по себе! Молодятник еще лучше после вырубки пойдет! Через десять
лет и не узнаешь, что тут рубка была!
Из станиц Михей Зотыч повернул прямо на Ключевую, где уже не был три года. Хорошего и тут мало было. Народ совсем выбился из всякой силы. Около десяти
лет уже выпадали недороды, но покрывались то степным хлебом, то сибирским. Своих запасов уже давно не было, и хозяйственное равновесие нарушилось в корне. И тут пшеничники плохо пахали, не хотели удобрять землю и везли на рынок последнее. Всякий рассчитывал перекрыться урожаем, а земля точно затворилась.
Предложения со словом «лёт»
- – Я помню такую попытку. Пять лет назад несколько безумцев захватили в заложники двоих охранников. Они думали, что двери перед ними откроются.
- – Ну тогда, двадцать пять лет назад. Мы же снимали там комнату. Теперь их начали сносить.
- Другие уверяют, что он совершенно истаскан, имел уже несколько лет много жён.
- (все предложения)
Афоризмы русских писателей со словом «лёт»
- Человек стареет не столько от старости своих лет, сколько от сознания того, что он стар, что время его ушло, что осталось только доживать свой век…
- Услышь же, древний град наш стольный,
В годину смут и перемен,
Измены вольной и невольной
И полных скорбию измен
Услышь средь осуждений строгих
От русских от людей привет,
Крепись среди страданий многих
И здравствуй ты на много лет.
- Наше священное ремесло
Существует тысячи лет…
С ним и без света миру светло.
Но еще ни один не сказал поэт,
Что мудрости нет, и старости нет,
А может, и смерти нет.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно