Неточные совпадения
Погода стояла прелестная; все кругом — зеленые деревья, светлые дома уютного города, волнистые горы, все празднично, полною чашей раскинулось под лучами благосклонного солнца; все улыбалось как-то слепо, доверчиво и мило, и
та же неопределенная, но хорошая улыбка бродила на человечьих
лицах, старых и молодых, безобразных и красивых.
Минут через пять они все трое поднимались вверх по лестнице гостиницы, где остановился Степан Николаевич Губарев… Высокая стройная дама в шляпке с короткою черною вуалеткой проворно спускалась с
той же лестницы и, увидав Литвинова, внезапно обернулась к нему и остановилась, как бы пораженная изумлением.
Лицо ее мгновенно вспыхнуло и потом так же быстро побледнело под частой сеткой кружева; но Литвинов ее не заметил, и дама проворнее прежнего побежала вниз по широким ступеням.
У Губарева была привычка постоянно расхаживать взад и вперед,
то и дело подергивая и почесывая бороду концами длинных и твердых ногтей. Кроме Губарева, в комнате находилась еще одна дама в шелковом поношенном платье, лет пятидесяти, с чрезвычайно подвижным, как лимон желтым
лицом, черными волосиками на верхней губе и быстрыми, словно выскочить готовыми глазами, да еще какой-то плотный человек сидел, сгорбившись, в уголку.
И среди всего этого гама и чада, по-прежнему переваливаясь и шевеля в бороде, без устали расхаживал Губарев и
то прислушивался, приникая ухом, к чьему-нибудь рассуждению,
то вставлял свое слово, и всякий невольно чувствовал, что он-то, Губарев, всему матка и есть, что он здесь и хозяин, и первенствующее
лицо…
Литвинов с удвоенным вниманием посмотрел на это последнее изо всех
тех новых
лиц, с которыми ему в
тот день пришлось столкнуться, и тотчас же подумал:"Этот не
то, что
те".
Но он не мог заснуть: виденные им
лица, слышанные им речи
то и дело вертелись и кружились, странно сплетаясь и путаясь в его горячей, от табачного дыма разболевшейся голове.
Черты ее
лица, изящно, почти изысканно правильные, не вполне утратили
то простодушное выражение, которое свойственно первой молодости; но в медлительных наклонениях ее красивой шейки, в улыбке, не
то рассеянной, не
то усталой, сказывалась нервическая барышня, а в самом рисунке этих чуть улыбавшихся, тонких губ, этого небольшого, орлиного, несколько сжатого носа было что-то своевольное и страстное, что-то опасное и для других, и для нее.
Ирина тоже заметно похудела за эти дни,
лицо ее пожелтело, щеки осунулись… но встретила она его с большей еще холодностью, с почти злорадным небрежением, точно он еще увеличил
ту тайную обиду, которую ей нанес…
Один из молодых генералов, едва ли не самый изящный изо всех, привстал со стула и чрезвычайно вежливо раскланялся с Литвиновым, между
тем как остальные его товарищи чуть-чуть насупились или не столько насупились, сколько углубились на миг каждый в самого себя, как бы заранее протестуя против всякого сближения с посторонним штатским, а другие дамы, участвовавшие в пикнике, сочли за нужное и прищуриться немного, и усмехнуться, и даже изобразить недоумение на
лицах.
Ратмиров поднес батистовый платок к носу и грациозно умолк; снисходительный генерал повторил:"Шалун! Шалун!"А"Вогis"обратился к даме, кривлявшейся в пустом пространстве, и, не понижая голоса, не изменяя даже выражения
лица, начал расспрашивать ее о
том, когда же она"увенчает его пламя", так как он влюблен в нее изумительно и страдает необыкновенно.
Один вид его остриженной и выглаженной головы, его светлых и безжизненных глаз, его доброкачественного носа возбуждал невольную унылость, а баритонный, медлительный, как бы заспанный его голос казался созданным для
того, чтобы с убеждением и вразумительностью произносить изречения, состоявшие в
том, что дважды два четыре, а не пять и не три, вода мокра, а добродетель похвальна; что частному
лицу, равно как и государству, а государству, равно как и частному
лицу, необходимо нужен кредит для денежных операций.
Глядя на нее со стороны и следя за выражением ее
лица, иной бы, пожалуй, мог подумать, что она вовсе не слушала
того, что Литвинов ей говорил, а только погружалась в созерцание…
За обедом Литвинову довелось сидеть возле осанистого бель-ома с нафабренными усами, который все молчал и только пыхтел да глаза таращил… но, внезапно икнув, оказался соотечественником, ибо тут же с сердцем промолвил по-русски:"А я говорил, что не надо было есть дыни!"Вечером тоже не произошло ничего утешительного: Биндасов в глазах Литвинова выиграл сумму вчетверо больше
той, которую у него занял, но ни только не возвратил ему своего долга, а даже с угрозой посмотрел ему в
лицо, как бы собираясь наказать его еще чувствительнее именно за
то, что он был свидетелем выигрыша.
Он вел за руку нарядно одетую девочку с пушистыми, почти белыми локонами, большими темными глазами на бледном, болезненном личике и с
тем особенным, повелительным и нетерпеливым выражением, которое свойственно избалованным детям. Литвинов провел часа два в горах и возвращался домой по Лихтенталевской аллее…Сидевшая на скамейке дама с синим вуалем на
лице проворно встала и подошла к нему… Он узнал Ирину.
Литвинов взглянул на Ирину. Глаза ее блестели странным блеском, а щеки и губы мертвенно белели сквозь частую сетку вуаля. В выражении ее
лица, в самом звуке ее порывистого шепота было что
то до
того неотразимо скорбное, молящее… Литвинов не мог притворяться долее.
Ну-с, расхаживал я, расхаживал мимо всех этих машин и орудий и статуй великих людей; и подумал я в
те поры: если бы такой вышел приказ, что вместе с исчезновением какого-либо народа с
лица земли немедленно должно было бы исчезнуть из Хрустального дворца все
то, что
тот народ выдумал, — наша матушка, Русь православная, провалиться бы могла в тартарары, и ни одного гвоздика, ни одной булавочки не потревожила бы, родная: все бы преспокойно осталось на своем месте, потому что даже самовар, и лапти, и дуга, и кнут — эти наши знаменитые продукты — не нами выдуманы.
У окна, одетая пастушкой, сидела графиня Ш.,"царица ос", окруженная молодыми людьми; в числе их отличался своей надменной осанкой, совершенно плоским черепом и бездушно-зверским выражением
лица, достойным бухарского хана или римского Гелиогабала, знаменитый богач и красавец Фиников; другая дама, тоже графиня, известная под коротким именем Lisе, разговаривала с длинноволосым белокурым и бледным"спиритом"; рядом стоял господин, тоже бледный и длинноволосый, и значительно посмеивался: господин этот также верил в спиритизм, но, сверх
того, занимался пророчеством и, на основании апокалипсиса и талмуда, предсказывал всякие удивительные события; ни одно из этих событий не совершалось — а он не смущался и продолжал пророчествовать.
Выражение благодарности, глубокой и тихой, не сходило с ее
лица: он не мог не сознаться, что именно благодарность выражали эти улыбки, эти взоры, и сам он весь закипал
тем же чувством, и совестно становилось ему, и сладко, и жутко…
— Как? Раки? Неужели? Ах, это чрезвычайно любопытно! Вот это я бы посмотрела! Мсье Лужин, — прибавила она, обратившись к молодому человеку с каменным, как у новых кукол,
лицом и каменными воротничками (он славился
тем, что оросил это самое
лицо и эти самые воротнички брызгами Ниагары и Нубийского Нила, впрочем ничего не помнил изо всех своих путешествий и любил одни русские каламбуры…), — мсье Лужин, будьте так любезны, достаньте нам рака.
А он сидел как очарованный, ничего не слышал и только ждал, когда сверкнут опять перед ним эти великолепные глаза, когда мелькнет это бледное нежное, злое, прелестное
лицо… Кончилось
тем, что дамы взбунтовались и потребовали прекращения спора… Ратмиров упросил дилетанта повторить свою шансонетку, и самородок снова сыграл свой вальс…
Литвинов говорил, не поднимая глаз; да если б он и взглянул на Ирину, он бы все-таки не мог увидеть, что происходило у ней на
лице, так как она по-прежнему не отнимала рук. А между
тем то, что происходило на этом
лице, вероятно бы его изумило: и страх, и радость выражало оно, и какое-то блаженное изнеможение, и тревогу; глаза едва мерцали из-под нависших век, и протяжное, прерывистое дыхание холодило раскрытые, словно жаждавшие губы…
Литвинов не вернулся домой: он ушел в горы и, забравшись в лесную чащу, бросился на землю
лицом вниз и пролежал там около часа. Он не мучился, не плакал; он как-то тяжело и томительно замирал. Никогда он еще не испытал ничего подобного:
то было невыносимо ноющее и грызущее ощущение пустоты, пустоты в самом себе, вокруг, повсюду… Ни об Ирине, ни о Татьяне не думал он.
В числе
лиц, собравшихся 18 августа к двенадцати часам на площадку железной дороги, находился и Литвинов. Незадолго перед
тем он встретил Ирину: она сидела в открытой карете с своим мужем и другим, уже пожилым, господином. Она увидала Литвинова, и он это заметил; что-то темное пробежало по ее глазам, но она тотчас же закрылась от него зонтиком.
Потугин обратился к Татьяне и начал беседовать с нею тихим и мягким голосом, с ласковым выражением на слегка наклоненном
лице; и она, к собственному изумлению, отвечала ему легко и свободно; ей было приятно говорить с этим чужим, с незнакомцем, между
тем как Литвинов по-прежнему сидел неподвижно, с
тою же неподвижной и нехорошей улыбкой на губах.
Потугин произнес все эти слова с
тем же горьким и скорбным видом, так что даже Литвинов не мог не заметить странного противоречия между выражением его
лица и его речами.
Капитолина Марковна бросилась к Татьяне, но
та отклонила ее объятия и опустила глаза, краска распространилась по ее
лицу, и с словами:"Ну, теперь скорее!" — она вернулась в спальню; Капитолина Марковна последовала за ней, повесив голову.
Литвинов отправился к банкиру и завел обиняком речь о
том, что нельзя ли, при случае, занять денег; но банкиры в Бадене народ травленый и осторожный и в ответ на подобные обиняки немедленно принимают вид преклонный и увялый, ни дать ни взять полевой цветок, которому коса надрезала стебель; некоторые же бодро и смело смеются вам в
лицо, как бы сочувствуя вашей невинной шутке.
"Ты мне даешь пить из золотой чаши, — воскликнул он, — но яд в твоем питье, и грязью осквернены твои белые крылья… Прочь! Оставаться здесь с тобою, после
того как я… прогнал, прогнал мою невесту… бесчестное, бесчестное дело!"Он стиснул горестно руки, и другое
лицо, с печатью страданья на неподвижных чертах, с безмолвным укором в прощальном взоре, возникло из глубины…