Неточные совпадения
Она скромно
рассказывала о Париже,
о своих путешествиях,
о Бадене; раза два рассмешила Марью Дмитриевну и всякий раз потом слегка вздыхала и как будто мысленно упрекала себя в неуместной веселости; выпросила позволение привести Аду; снявши перчатки, показывала
своими гладкими, вымытыми мылом à la guimauve [Алфейным (фр.).] руками, как и где носятся воланы, рюши, кружева, шу; обещалась принести стклянку с новыми английскими духами: Victoria’s Essence, [Духи королевы Виктории (фр.).] и обрадовалась, как дитя, когда Марья Дмитриевна согласилась принять ее в подарок; всплакнула при воспоминании
о том, какое
чувство она испытала, когда в первый раз услыхала русские колокола: «Так глубоко поразили они меня в самое сердце», — промолвила она.
Неточные совпадения
Рассказывая Спивак
о выставке,
о ярмарке, Клим Самгин почувствовал, что умиление, испытанное им, осталось только в памяти, но как
чувство — исчезло. Он понимал, что говорит неинтересно. Его стесняло желание найти
свою линию между неумеренными славословиями одних газет и ворчливым скептицизмом других, а кроме того, он боялся попасть в тон грубоватых и глумливых статеек Инокова.
Тогда-то узнал наш кружок и то, что у него были стипендиаты, узнал большую часть из того
о его личных отношениях, что я
рассказал, узнал множество историй, далеко, впрочем, не разъяснявших всего, даже ничего не разъяснявших, а только делавших Рахметова лицом еще более загадочным для всего кружка, историй, изумлявших
своею странностью или совершенно противоречивших тому понятию, какое кружок имел.
о нем, как
о человеке, совершенно черством для личных
чувств, не имевшем, если можно так выразиться, личного сердца, которое билось бы ощущениями личной жизни.
Повторять эти вещи почти невозможно. Я передам, как сумею, один из его рассказов, и то в небольшом отрывке. Речь как-то шла в Париже
о том неприятном
чувстве, с которым мы переезжаем нашу границу. Галахов стал нам
рассказывать, как он ездил в последний раз в
свое именье — это был chef d'oeuvre.
Она забыла осторожность и хотя не называла имен, но
рассказывала все, что ей было известно
о тайной работе для освобождения народа из цепей жадности. Рисуя образы, дорогие ее сердцу, она влагала в
свои слова всю силу, все обилие любви, так поздно разбуженной в ее груди тревожными толчками жизни, и сама с горячей радостью любовалась людьми, которые вставали в памяти, освещенные и украшенные ее
чувством.
Слышав похвалу членов новому вице-губернатору, он пришел даже в какое-то умиление и, не могши утерпеть от полноты
чувств, тотчас
рассказал о том всей канцелярии, которая, в
свою очередь, разнесла это по деревянным домишкам, где жила и питалась, а вечером по трактирам и погребкам, где выпивала.