Неточные совпадения
В последнее время в нашей литературе после тщетного искания «новых людей» начали выводить юношей, решившихся во что бы то ни
стало быть свежими… свежими,
как фленсбургские устрицы, привозимые в
С.-Петербург…
— О нет!.. Мне очень скучно вдруг сделалось. Вспомнила я Джиован'Баттиста… свою молодость… Потом,
как это все скоро прошло. Стара я
становлюсь, друг мой, — и не могу я никак
с этим помириться. Кажется, сама я все та же, что прежде… а старость — вот она… вот она! — На глазах фрау Леноры показались слезинки. — Вы, я вижу, смотрите на меня да удивляетесь… Но вы тоже постареете, друг мой, и узнаете,
как это горько!
— Вы дрались сегодня на дуэли, — заговорила она
с живостью и обернулась к нему всем своим прекрасным, стыдливо вспыхнувшим лицом, — а
какой глубокой благодарностью светились ее глаза! — И вы так спокойны?
Стало быть, для вас не существует опасности?
— Я чувствовал, — подхватил Санин, — но не знал. Я полюбил вас
с самого того мгновенья,
как я вас увидел, — но не тотчас понял, чем вы
стали для меня! К тому же я услыхал, что вы обрученная невеста… Что же касается до поручения вашей матушки, — то, во первых,
как бы я мог отказаться? а, во-вторых, — я, кажется, так передал вам это поручение, что вы могли догадаться…
Она снова обратилась к Санину и
стала его расспрашивать о том,
какие законы существуют в России насчет браков и нет ли препятствий для вступления в супружество
с католичками —
как в Пруссии? (В то время, в сороковом году, вся Германия еще помнила ссору прусского правительства
с кельнским архиепископом из-за смешанных браков.) Когда же фрау Леноре услыхала, что, выйдя замуж за русского дворянина, ее дочь сама
станет дворянкой, — она выказала некоторое удовольствие.
— Не может быть! — воскликнула она также вполголоса, погрозила ему пальцем и тотчас же
стала прощаться — и
с ним и
с длинным секретарем, который, по всем признакам, был смертельно в нее влюблен, ибо даже рот раскрывал всякий раз, когда на нее взглядывал. Дöнгоф удалился немедленно,
с любезной покорностью,
как друг дома, который
с полуслова понимает, чего от него требуют; секретарь заартачился было, но Марья Николаевна выпроводила его без всяких церемоний.
Он немедленно лег в постель и постарался
как можно скорее заснуть. Оставшись на ногах и бодрствуя, он, наверное,
стал бы думать о Джемме — а ему было почему-то… стыдно думать о ней. Совесть шевелилась в нем. Но он успокоивал себя тем, что завтра все будет навсегда кончено и он навсегда расстанется
с этой взбалмошной барыней — и забудет всю эту чепуху!..
— Ведь это не только смешно, это даже уж бесстыдно. Ну, будь я даже виновен (чего я вовсе не говорю), ну,
с какой стати мне к вам являться с повинною, когда сами вы уж говорите, что я сяду к вам туда на покой?
Вожеватов. А ты полагал, в настоящий? Хоть бы ты немножко подумал. А еще умным человеком считаешь себя! Ну, зачем я тебя туда возьму,
с какой стати? Клетку, что ли, сделать да показывать тебя?
Неточные совпадения
— Филипп на Благовещенье // Ушел, а на Казанскую // Я сына родила. //
Как писаный был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! // Весь гнев
с души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, //
Как солнышко весеннее // Сгоняет снег
с полей… // Не
стала я тревожиться, // Что ни велят — работаю, //
Как ни бранят — молчу.
Теперь дворец начальника //
С балконом,
с башней,
с лестницей, // Ковром богатым устланной, // Весь
стал передо мной. // На окна поглядела я: // Завешаны. «В котором-то // Твоя опочиваленка? // Ты сладко ль спишь, желанный мой, //
Какие видишь сны?..» // Сторонкой, не по коврику, // Прокралась я в швейцарскую.
Служивого задергало. // Опершись на Устиньюшку, // Он поднял ногу левую // И
стал ее раскачивать, //
Как гирю на весу; // Проделал то же
с правою, // Ругнулся: «Жизнь проклятая!» — // И вдруг на обе
стал.
Уж налились колосики. // Стоят столбы точеные, // Головки золоченые, // Задумчиво и ласково // Шумят. Пора чудесная! // Нет веселей, наряднее, // Богаче нет поры! // «Ой, поле многохлебное! // Теперь и не подумаешь, //
Как много люди Божии // Побились над тобой, // Покамест ты оделося // Тяжелым, ровным колосом // И
стало перед пахарем, //
Как войско пред царем! // Не столько росы теплые, //
Как пот
с лица крестьянского // Увлажили тебя!..»
Усоловцы крестилися, // Начальник бил глашатая: // «Попомнишь ты, анафема, // Судью ерусалимского!» // У парня, у подводчика, //
С испуга вожжи выпали // И волос дыбом
стал! // И,
как на грех, воинская // Команда утром грянула: // В Устой, село недальное, // Солдатики пришли. // Допросы! усмирение! — // Тревога! по спопутности // Досталось и усоловцам: // Пророчество строптивого // Чуть в точку не сбылось.