Неточные совпадения
5) Души человеческие, отделенные телами
друг от
друга и от бога, стремятся к соединению с тем, от чего они отделены, и достигают этого соединения с душами
других людей
любовью, с богом — сознанием своей божественности. В этом всё большем и большем соединении с душами
других людей —
любовью и с богом — сознанием своей божественности заключается и смысл и благо человеческой жизни.
6) Большее и большее соединение души человеческой с
другими существами и богом, и потому и большее и большее благо человека, достигается освобождением души от того, что препятствует
любви к людям и сознанию своей божественности: грехи, т. е. потворство похотям тела, соблазны, т. е. ложные представления о благе, и суеверия, т. е. ложные учения, оправдывающие грехи и соблазны.
11) И худшие из всех грехов, грехи разъединения с людьми: зависти, страха, осуждения, враждебности, гнева, вообще — недоброжелательства к людям. Таковы грехи, препятствующие соединению
любовью души человеческой с богом и
другими существами.
28) Усилия самоотречения, смирения и правдивости, уничтожая в человеке препятствия к соединению
любовью его души с
другими существами и богом, дают ему всегда доступное ему благо, и потому то, что представляется человеку злом, есть только указание того, что человек ложно понимает свою жизнь и не делает того, что дает ему свойственное ему благо. Зла нет.
Всё, что мы познаем, мы познаем или нашими пятью чувствами, то есть тем, что видим, слышим, ощупываем вещи, или тем, что переносимся в
другие существа, живем их жизнью. Если бы мы познавали вещи только пятью чувствами, мир был бы нам совсем непонятен. То, что мы знаем о мире, мы знаем только потому, что мы можем посредством
любви переноситься в
другие существа и жить их жизнью. Люди телами своими разделены и не могут понимать
друг друга.
Любовью же они все соединены, и в этом великое благо.
Любовь вызывает
любовь. И это не может быть иначе оттого, что бог, проснувшись в тебе, пробуждает себя и в
другом человеке.
Душа человеческая, будучи отделена телом от бога и душ
других существ, стремится к соединению с тем, от чего она отделена. Соединяется душа с богом всё большим и большим сознанием в себе бога, с душами же
других существ — всё большим и большим проявлением
любви.
Бог есть
любовь; пребывающий в
любви пребывает в боге, и бог в нем. Бога никто не видит нигде; но если мы любим
друг друга, то он пребывает в нас, и
любовь его в нас совершилась. Если кто говорит: люблю бога, но брата своего ненавидит, тот лжец, ибо нелюбящий брата своего, которого видит, как может он любить бога, которого не видит? Братья, будем любить
друг друга,
любовь от бога, и любящий каждый от бога и знает бога, потому что бог есть
любовь.
«Братья, будем любить
друг друга.
Любовь от бога, и любящий рожден от бога и знает бога. Нелюбящий не знает бога, потому что бог есть
любовь», — сказал Иоанн апостол.
И выучиться этому нетрудно, потому что
любовь людей
друг к
другу вложена нам в душу.
Человеку, пока он живет животной жизнью, кажется, что если он отделен от
других людей, то это так и надо и не может быть иначе. Но как только человек начнет жить духовно, так ему становится странно, непонятно, даже больно, зачем он отделен от
других людей, и он старается соединиться с ними. А соединяет людей только
любовь.
Бог хотел, чтобы мы были счастливы, и для того вложил в нас потребность счастья, но он хотел, чтобы мы были счастливы все, а не отдельные люди, и для того вложил в нас потребность
любви. Оттого и счастливы могут быть люди только тогда, когда они все будут любить
друг друга.
Человек любит себя. Но если он любит в себе свое тело, то он ошибается, и от этой
любви ему ничего не будет, кроме страданий.
Любовь к себе только тогда хороша, когда человек любит в себе свою душу. Душа же одна и та же во всех людях. И потому, если человек любит свою душу, он будет любить и души
других людей.
Оно всё в том, что все люди живут одним и тем же духом, что все люди одно и то же, но все разделены в этой жизни своими телами, и потому, если они понимают, что живут одним и тем же во всех духом, то им надо соединяться
друг с
другом любовью. Если же люди не понимают этого и думают, что живут только своими отдельными телами, то враждуют
друг с
другом и бывают несчастливы.
Когда слепой, глухой и немой девочке, которую выучили читать и писать по-ощупи, учительница объясняла, что такое
любовь, она сказала: да, я понимаю — это то, что все люди всегда чувствуют
друг к
другу.
Один только есть у всех существ верный руководитель. Руководитель этот — всемирный дух, который заставляет каждое существо делать то, что ему должно делать: дух этот в дереве велит ему расти к солнцу, в цветке велит ему переходить в семя, в семени велит ему упасть в землю и прорасти. В человеке дух этот велит ему соединяться
любовью с
другими существами.
Правы ли те или
другие вероучители, я не знаю и не могу верно знать, но то, что лучшее, что я могу сделать, это то, чтобы увеличивать в себе
любовь, — это я знаю наверное и никак не могу в этом сомневаться. Не могу сомневаться потому, что увеличение
любви тотчас же увеличивает мое благо.
Благо телесное, всякие удовольствия мы добываем, только отнимая это у
других. Благо духовное, благо
любви мы добываем, напротив, только тогда, когда увеличиваем благо
других.
Не смотрите на мир и на дела людей, а взгляните в свою душу, и вы найдете в ней то благо, которого ищете там, где его нет, — найдете
любовь, а найдя
любовь, узнаете, что благо это так велико, что тот, кто имеет его, не будет желать уже ничего
другого.
Закон бога в том, чтобы любить бога и ближнего, то есть всех людей без различия. В половой же
любви мужчина любит больше всех
других одну женщину и женщина одного мужчину, и потому половая
любовь чаще всего отвлекает человека от исполнения закона бога.
Человеку, как животному, нужно бороться с
другими существами и плодиться, чтобы увеличить свою породу; но как разумному, любящему существу, ему нужно не бороться с
другими существами, а любить всех, и не плодиться, чтобы увеличить свою породу, а быть целомудренным. Из соединения этих двух противных стремлений: стремления к борьбе и к половой похоти и стремления к
любви и целомудрию, и слагается жизнь человека такою, какою она должна быть.
Проповедовать в наше время всемирного общения народов
любовь к одному своему народу и готовность к нападению на
другой народ или к ограждению себя войною от нападения в наше время почти что то же, что проповедовать деревенским жителям исключительную
любовь к своей деревне и в каждой деревне собирать войска и строить крепости.
То, что представлялось прежде хорошим и высоким —
любовь к отечеству, к своему народу, к своему государству, служение им в ущерб благу
других людей, военные подвиги, — всё это представляется христианину уже не высоким и прекрасным, а, напротив, низким и дурным.
Когда человек одних людей любит больше, чем
других, он любит
любовью человеческой. Для
любви божеской все люди равны.
Любовь очень часто в представлении таких людей, признающих жизнь в животной личности, то самое чувство, вследствие которого для блага своего ребенка мать отнимает, посредством найма кормилицы, у
другого ребенка молоко его матери; то чувство, по которому отец отнимает последний кусок у голодающих людей, чтобы обеспечить своих детей; это то чувство, по которому любящий женщину страдает от этой
любви и заставляет ее страдать, соблазняя ее, или из ревности губит себя и ее; это то чувство, по которому люди одного, любимого ими товарищества наносят вред чуждым или враждебным его товариществу людям; это то чувство, по которому человек мучит сам себя над «любимым» занятием и этим же занятием причиняет горе и страдания окружающим его людям; это то чувство, по которому люди не могут стерпеть оскорбления любимому отечеству и устилают поля убитыми и ранеными, своими и чужими.
Нельзя соединить неравенство с
любовью.
Любовь только тогда
любовь, когда она, как лучи солнца, падает одинаково на всё, что подпадает под лучи ее. Когда же она может обращаться на одно, а исключать
другое, то это показывает только то, что это уже не
любовь, а нечто только похожее на нее.
Другие же люди, также поняв учение в его истинном смысле, шли и идут на распятие, всё ближе и ближе подвигая время нового устройства мира на законе
любви.
Заповедь о
любви показывает два пути: путь истины, путь Христов, добра — путь жизни, и
другой путь: путь обмана, путь лицемерия — путь смерти. И пусть страшно отречься от всякой защиты себя насилием, но мы знаем, что в этом отречении дорога спасения.
Отказаться от насилия не значит, что нужно отказаться и от охраны жизни и трудов своих и
других людей, а значит только, что охранять всё это надо так, чтобы охрана эта не была противна разуму и
любви.
Чтобы понять в учении Христа то, что надо платить добром за зло, надо понять всё учение по-настоящему, а не так, как его толкуют церкви, с урезками и прибавками. Всё же учение Христа в том, что человек живет не для своего тела, а для души, для того, чтобы исполнить волю бога. Воля же бога в том, чтобы люди любили
друг друга, любили всех. Как же может человек любить всех и делать зло людям? Верующий в учение Христа, что бы с ним ни делали, не может делать того, что противно
любви, не может делать зла людям.
Это работа зародыша, готового развиться, работа
любви, которая снимет грех с мира, оживит слабеющую жизнь, утешит огорченных, разобьет оковы заключенных, откроет народам новый путь жизни, внутренний закон которой будет уже не насилие, а
любовь людей
друг к
другу.
Надо не думать о будущем, а только в настоящем стараться делать жизнь радостной для себя и
других. «Завтрашний день печется сам о себе». Это великая правда. Тем-то и хороша жизнь, что никак не знаешь, что нужно для будущего. Одно наверное нужно и годится всегда — в настоящую минуту
любовь к людям.
И
любовь не только слово, но это дела, которые мы делаем для блага
других.
Если человек решает, что ему лучше воздержаться от требований настоящей самой малой
любви во имя
другой будущей большей
любви, то он обманывает или себя, или
других и никого не любит, кроме себя одного.
Скрывать недостатки
других и говорить о том, что есть в них доброго, есть признак
любви и лучший способ привлечь к себе
любовь ближних.
Заставить себя любить
других нельзя. Можно только откинуть то, что мешает
любви. А мешает
любви любовь к своему животному я.
Как трудно любить, жалеть людей самоуверенных, гордых, хвастливых! Уж поэтому видно, как не только хорошо, но выгодно смирение. Оно сильнее всего
другого вызывает самое драгоценное в жизни:
любовь людей.
Тот, кто обожает высшего, у того гордость исчезает из сердца так же, как свет костра при свете солнца. Тот, чье сердце чисто и в ком нет гордости, кто кроток, постоянен и прост, кто смотрит на всякое существо, как на своего
друга, и любит каждую душу, как свою, кто одинаково обращается с каждым с нежностью и
любовью, кто желает творить добро и оставил тщеславие, — в сердце того человека живет владыка жизни.
Только принимай всякий труд и всякую обиду с
любовью к тому, кто накладывает труд и делает обиду, и всякий труд и всякая обида превращаются в радость. И радость эта совершенная, потому что всякая
другая радость может быть уничтожена, эта же радость ничем не может быть уничтожена, потому что она всегда в нашей власти.
Мы здесь в положении пассажиров на каком-то большом корабле, у капитана которого есть неизвестный нам список, где и когда кого высадить. Пока же нас не высаживают, что же мы можем делать
другое, как только то, чтобы, исполняя закон, установленный на корабле, стараться в мире, согласии и
любви с товарищами провести определенное нам время.
Для того, чтобы заставить себя поступать хорошо, почаще вспоминай о том, что непременно очень скоро умрешь. Только представь себе живо, что ты накануне смерти, и ты наверное не будешь ни хитрить, ни обманывать, ни лгать, ни осуждать, ни бранить, ни злобствовать, ни отнимать чужое. Накануне смерти можно делать только самые простые добрые дела: помочь
другому, утешить, оказать ему
любовь. А эти дела и всегда самые нужные и радостные. От этого хорошо всегда, а особенно, когда запутался, думать о смерти.
Только тогда и радостно умирать, когда устанешь от своей отделенности от мира, когда почувствуешь весь ужас отделенности и радость если не соединения со всем, то хотя бы выхода из тюрьмы здешней отделенности, где только изредка общаешься с людьми перелетающими искрами
любви. Так хочется сказать: — Довольно этой клетки. Дай
другого, более свойственного моей душе, отношения к миру. — И я знаю, что смерть даст мне его. А меня в виде утешения уверяют, что и там я буду личностью.
Жизнь человека и благо его во все большем соединении души, отделенной телом от
других душ и от бога, с тем, от чего она отделена. Соединение это делается тем, что душа, проявляясь
любовью, всё больше и больше освобождается от тела. И потому, если человек понимает то, что в этом освобождении души от тела и жизнь и ее благо, то жизнь его, несмотря ни на какие бедствия, страдания и болезни, не может быть не чем иным, как только ненарушимым благом.
Если же нет бога, то давайте сами жить так, чтобы нам было хорошо. Для того же, чтобы нам было хорошо, нам надо любить
друг друга, надо, чтобы была
любовь. А бог и есть
любовь, так что мы опять придем к богу.