Хорунжий взволновался и стал делать распоряжения, как казакам разделиться и с какой стороны подъезжать. Но казаки, видимо, не обращали никакого внимания на эти распоряжения, слушали только то, что говорил Лукашка, и смотрели только на него. В лице и фигуре Луки выражалось спокойствие и торжественность. Он вел проездом своего кабардинца, за которым не
поспевали шагом другие лошади, и щурясь всё вглядывался вперед.
Неточные совпадения
Было уже совсем темно, когда дядя Ерошка и трое казаков с кордона, в бурках и с ружьями за плечами прошли вдоль по Тереку на место, назначенное для секрета. Назарка вовсе не хотел итти, но Лука крикнул на него, и они живо собрались. Пройдя молча несколько
шагов, казаки свернули с канавы и по чуть заметной тропинке в камышах подошли к Тереку. У берега лежало толстое черное бревно, выкинутое водой, и камыш вокруг бревна
был свежо примят.
Пройдя несколько
шагов, Лукашка остановился, нагнулся над лужицей и свистнул. — Вот где
пить прошли, видишь, что ль? — чуть слышно сказал он, указывая на свежий след.
Уже начинало светать. Всё чеченское тело, остановившееся и чуть колыхавшееся на отмели,
было теперь ясно видно. Вдруг невдалеке от казака затрещал камыш, послышались
шаги и зашевелились махалки камыша. Казак взвел на второй взвод и проговорил: «Отцу и Сыну». Вслед за щелканьем курка
шаги затихли.
Мерный топот
шагов на конце улицы прервал хохот. Три солдата в шинелях, с ружьями на плечо шли в ногу на смену к ротному ящику. Ефрейтор, старый кавалер, сердито глянув на казаков, провел солдат так, что Лукашка с Назаркой, стоявшие на самой дороге, должны
были посторониться. Назарка отступил, но Лукашка, только прищурившись, оборотил голову и широкую спину и не тронулся с места.
Между тем ночь уже совсем опустилась над станицей. Яркие звезды высыпали на темном небе. По улицам
было темно и пусто. Назарка остался с казачками на завалинке, и слышался их хохот, а Лукашка, отойдя тихим
шагом от девок, как кошка пригнулся и вдруг неслышно побежал, придерживая мотавшийся кинжал, не домой, а по направлению к дому хорунжего. Пробежав две улицы и завернув в переулок, он подобрал черкеску и сел наземь в тени забора. «Ишь, хорунжиха! — думал он про Марьяну: — и не пошутит, чорт! Дай срок».
Старик пошел дальше. Оленин не отставал от него. Пройдя
шагов двадцать и спускаясь книзу, они пришли в чащу к разлапистой груше, под которою земля
была черна и оставался свежий звериный помет.
Действительно, Лукашка быстрыми
шагами, согнувшись, выбежал под окнами на двор и побежал к Ямке; только один Оленин и видел его.
Выпив чапуры две чихиря, они выехали с Назаркой за станицу. Ночь
была теплая, темная и тихая. Они ехали молча, только слышались
шаги коней. Лукашка запел
было песню про казака Мингаля, но, не допев первого стиха, затих и обратился к Назарке...
Марьянка продолжала резать, но беспрестанно взглядывала на постояльца. Он начал
было говорить что-то, но остановился, вздернул плечами и, вскинув ружье, скорыми
шагами пошел из саду.
Всё
было тихо, огней нигде не
было, только слышались
шаги удалявшихся женщин.
Из-за бугра увидал он
шагах в двухстах шапки и ружья. Вдруг показался дымок оттуда, свистнула еще пулька. Абреки сидели под горой в болоте. Оленина поразило место, в котором они сидели. Место
было такое же, как и вся степь, но тем, что абреки сидели в этом месте, оно как будто вдруг отделилось от всего остального и ознаменовалось чем-то. Оно ему показалось даже именно тем самым местом, в котором должны
были сидеть абреки. Лукашка вернулся к лошади, и Оленин пошел за ним.
Казаки с возом сена подходили всё ближе и ближе, и Оленин ежеминутно ждал выстрелов; но тишина нарушалась только заунывною песнью абреков. Вдруг песня прекратилась, раздался короткий выстрел, пулька шлепнула о грядку телеги, послышались чеченские ругательства и взвизги. Выстрел раздавался за выстрелом, и пулька за пулькой шлепала по возу. Казаки не стреляли и
были не дальше пяти
шагов.
Но туча, то белея, то чернея, так быстро надвигалась, что надо было еще прибавить шага, чтобы до дождя поспеть домой. Передовые ее, низкие и черные, как дым с копотью, облака с необыкновенной быстротой бежали по небу. До дома еще
было шагов двести, а уже поднялся ветер, и всякую секунду можно было ждать ливня.
Он даже успел сунуть неприметно в руку; дело, впрочем, было ясное и законное, и, во всяком случае, тут помощь ближе была. Раздавленного подняли и понесли; нашлись помощники. Дом Козеля
был шагах в тридцати. Раскольников шел сзади, осторожно поддерживал голову и показывал дорогу.
Неточные совпадения
Что
шаг, то натыкалися // Крестьяне на диковину: // Особая и странная // Работа всюду шла. // Один дворовый мучился // У двери: ручки медные // Отвинчивал; другой // Нес изразцы какие-то. // «Наковырял, Егорушка?» — // Окликнули с пруда. // В саду ребята яблоню // Качали. — Мало, дяденька! // Теперь они осталися // Уж только наверху, // А
было их до пропасти!
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый
шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе
была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Только тогда Бородавкин спохватился и понял, что шел слишком быстрыми
шагами и совсем не туда, куда идти следует. Начав собирать дани, он с удивлением и негодованием увидел, что дворы пусты и что если встречались кой-где куры, то и те
были тощие от бескормицы. Но, по обыкновению, он обсудил этот факт не прямо, а с своей собственной оригинальной точки зрения, то
есть увидел в нем бунт, произведенный на сей раз уже не невежеством, а излишеством просвещения.
Предстояло атаковать на пути гору Свистуху; скомандовали: в атаку! передние ряды отважно бросились вперед, но оловянные солдатики за ними не последовали. И так как на лицах их,"ради поспешения", черты
были нанесены лишь в виде абриса [Абрис (нем.) — контур, очертание.] и притом в большом беспорядке, то издали казалось, что солдатики иронически улыбаются. А от иронии до крамолы — один
шаг.
Шагом направился этот поезд в правый угол выгона, но так как расстояние
было близкое, то как ни медлили, а через полчаса
поспели.