Неточные совпадения
Во всем этом я был совершенно подобен разбойнику, но различие мое от разбойника было в том, что он умирал уже, а я еще жил. Разбойник мог поверить тому, что
спасение его будет там, за гробом, а я не мог поверить этому, потому что кроме
жизни за гробом мне предстояла еще и
жизнь здесь. А я не понимал этой
жизни. Она мне казалась ужасна. И вдруг я услыхал слова Христа, понял их, и
жизнь и смерть перестали мне казаться злом, и, вместо отчаяния, я испытал радость и счастье
жизни, не нарушимые смертью.
Поставлено было слишком невозможное отречение от всего, уничтожавшее самую
жизнь, как я понимал ее, и потому отречение от всего, казалось мне, не могло быть непременным условием
спасения.
Спасение состоит в том, что второе лицо троицы, бог-сын, пострадал за людей, искупил перед отцом грех их и дал людям церковь, в которой хранится благодать, передающаяся верующим; но, кроме всего этого, этот бог-сын дал людям и учение и пример
жизни для
спасения.
И
спасение мое не в том, что я разумом могу осветить свою
жизнь и, узнав хорошее и дурное, делать то, что лучше.
В учении искупления два основные положения, на которые всё опирается: 1) законная
жизнь человеческая есть
жизнь блаженная,
жизнь же мирская здесь есть
жизнь дурная, не поправимая усилиями человека, и 2)
спасение от этой
жизни — в вере.
Христос предлагает свое учение о
жизни как
спасение от той губительной
жизни, которою живут люди, не следуя его учению, и вдруг я говорю, что я бы и рад последовать его учению, да мне жалко погубить свою
жизнь.
Христос учит
спасению от погибельной
жизни, а я жалею эту погибельную
жизнь.
Христос учит
спасению от
жизни личной и полагает это
спасение в возвеличении сына человеческого и
жизни в боге.
Если могут найтись люди, которые усомнятся в загробной
жизни и
спасении, основанном на искуплении, то в
спасении людей, всех и каждого отдельно, чрез указание неизбежной погибели личной
жизни и истинного пути
спасения в слиянии своей воли с волею отца, не может быть сомнения. Пусть всякий разумный человек спросит себя: что такое его
жизнь и смерть? И пусть придаст этой
жизни и смерти какой-нибудь другой смысл, кроме того, который указал Христос.
Всякое осмысливание личной
жизни, если она не основывается на отречении от себя для служения людям, человечеству — сыну человеческому, есть призрак, разлетающийся при первом прикосновении разума. В том, что моя личная
жизнь погибает, а
жизнь всего мира по воле отца не погибает и что одно только слияние с ней дает мне возможность
спасения, в этом я уж не могу усомнится. Но это так мало в сравнении с теми возвышенными религиозными верованиями в будущую
жизнь! Хоть мало, но верно.
Я понял, кроме того, что что̀ бы я ни делал, я неизбежно погибну бессмысленною
жизнью и смертью со всем окружающим меня, если я не буду исполнять этой воли отца, и что только в исполнении ее — единственная возможность
спасения.
Я знаю, что выхода другого нет ни для меня, ни для всех тех, которые со мной вместе мучаются в этой
жизни. Я знаю, что всем, и мне с ними вместе, нет другого
спасения, как исполнять те заповеди Христа, которые дают высшее доступное моему пониманию благо всего человечества.
Моя
жизнь и смерть будут служить
спасению и
жизни всех, — а этому-то и учил Христос.
Для того, чтобы иметь веру, не нужно никаких обещаний наград. Нужно понять, что единственное
спасение от неизбежной погибели
жизни есть
жизнь общая по воле хозяина. Всякий, понявший это, не будет искать утверждения, а будет спасаться без всяких увещаний.
Христос учит не
спасению верою, или аскетизму, т. е. обману воображения, или самовольным мучениям в этой
жизни; но он учит
жизни такой, при которой, кроме
спасения от погибели личной
жизни, еще и здесь, в этом мире, меньше страданий и больше радостей, чем при
жизни личной.
Учение Христа устанавливает царство бога на земле. Несправедливо то, чтобы исполнение этого учения было трудно: оно не только не трудно, но неизбежно для человека, узнавшего его. Учение это дает единственно возможное
спасение от неизбежно предстоящей погибели личной
жизни. Наконец, исполнение этого учения не только не призывает к страданиям и лишениям в этой
жизни, но избавляет от девяти десятых страданий, которые мы несем во имя учения мира.
Вместо ответа о себе он говорит об общем состоянии человечества и о церкви, словно его собственная
жизнь не имеет для него никакого значения, а он занят только
спасением всего человечества и тем, что он называет церковью.
Есть даже странное убеждение, что они не нужны, что религия есть только известные слова о будущей
жизни, о боге, известные обряды, очень полезные для
спасения души по мнению одних и ни на что ненужные по мнению других, а что
жизнь идет сама собой и что для нее не нужно никаких основ и правил; нужно только делать то, что велят.
Я верю, что и до тех пор, пока учение это не исполняется, что если бы я был даже один среди всех неисполняющих, мне все-таки ничего другого нельзя делать для
спасения своей
жизни от неизбежной погибели, как исполнять это учение, как ничего другого нельзя делать тому, кто в горящем доме нашел дверь
спасения.
Неточные совпадения
Но то, что он в этой временной, ничтожной
жизни сделал, как ему казалось, некоторые ничтожные ошибки, мучало его так, как будто и не было того вечного
спасения, в которое он верил.
Она знала, что̀ мучало ее мужа. Это было его неверие. Несмотря на то, что, если бы у нее спросили, полагает ли она, что в будущей
жизни он, если не поверит, будет погублен, она бы должна была согласиться, что он будет погублен, — его неверие не делало ее несчастья; и она, признававшая то, что для неверующего не может быть
спасения, и любя более всего на свете душу своего мужа, с улыбкой думала о его неверии и говорила сама себе, что он смешной.
Прежде дело это было для него
спасением от
жизни.
— Это — другое дело, Афанасий Васильевич. Я это делаю для
спасения души, потому что в убеждении, что этим хоть сколько-нибудь заглажу праздную
жизнь, что как я ни дурен, но молитвы все-таки что-нибудь значат у Бога. Скажу вам, что я молюсь, — даже и без веры, но все-таки молюсь. Слышится только, что есть господин, от которого все зависит, как лошадь и скотина, которою пашем, знает чутьем того, <кто> запрягает.
Он с упоением помышлял, в глубочайшем секрете, о девице благонравной и бедной (непременно бедной), очень молоденькой, очень хорошенькой, благородной и образованной, очень запуганной, чрезвычайно много испытавшей несчастий и вполне перед ним приникшей, такой, которая бы всю
жизнь считала его
спасением своим, благоговела перед ним, подчинялась, удивлялась ему, и только ему одному.