Неточные совпадения
Если бы Христос говорил о законе писанном, то он и в следующем стихе, составляющем продолжение мысли, употребил бы
слово: «закон и
пророки», а не
слово закон без прибавления, как оно стоит в этом стихе.
Словами: «закон и
пророки до Иоанна» Христос упраздняет закон писанный.
В первых
словах он говорит: закон и
пророки, т. е. писанный закон; во-вторых, он говорит просто: закон, следовательно закон вечный.
Стало быть, ясно, что здесь противополагается закон вечный закону писанному [Мало этого, как бы для того, чтобы уж не было никакого сомнения о том, про какой закон он говорит, он тотчас же в связи с этим приводит пример, самый резкий пример отрицания закона Моисеева — законом вечным, тем, из которого не может выпасть ни одна черточка; он, приводя самое резкое противоречие закону Моисея, которое есть в Евангелии, говорит (Лука XVI, 18): «всякий, кто отпускает жену и женится на другой, прелюбодействует», т. е. в писанном законе позволено разводиться, а по вечному — это грех.] и что точно то же противоположение делается и в контексте Матфея, где закон вечный определяется
словами: закон или
пророки.
Замечательна история текста стихов 17 и 18 по вариантам. В большинстве списков стоит только
слово «закон» без прибавления «
пророки». При таком чтении уже не может быть перетолкования о том, что это значит закон писанный. В других же списках, в Тишендорфовском и в каноническом, стоит прибавка — «
пророки», но не с союзом «и», а с союзом «или», закон или
пророки, что точно так же исключает смысл вечного закона.
В некоторых же списках, не принятых церковью, стоит прибавка: «
пророки» с союзом «и», а не «или»; и в тех же списках при повторении
слова закон прибавляется опять: «и
пророки». Так что смысл всему изречению при этой переделке придается такой, что Христос говорит только о писанном законе.
Эти варианты дают историю толкований этого места. Смысл один ясный тот, что Христос, так же как и по Луке, говорит о законе вечном: но в числе списателей Евангелий находятся такие, которым желательно признать обязательность писанного закона Моисеева, и эти списатели присоединяют к
слову закон прибавку — «и
пророки» — и изменяют смысл.
У древних евреев, у
пророков, у Исаии —
слово закон, тора, всегда употребляется в смысле вечного, единого, невыраженного откровения — научения бога.
И потому Христос, употребляя
слово закон — «тора», употребляет его, то утверждая его, как Исаия и другие
пророки, в смысле закона бога, который вечен, то отрицая его в смысле писанного закона пяти книг. Но для различия, когда он, отрицая его, употребляет это
слово в смысле писанного закона, он прибавляет всегда
слово: «и
пророки», или
слово: «ваш», присоединяя его к
слову закон.
Когда он говорит: «не делай того другому, что не хочешь, чтобы тебе делали, в этом одном — весь закон и
пророки», он говорит о писанном законе, он говорит, что весь писанный закон может быть сведен к одному этому выражению вечного закона, и этими
словами упраздняет писанный закон.
Когда он говорит (Лук. XVI, 16): «закон и
пророки до Иоанна Крестителя», он говорит о писанном законе и
словами этими отрицает его обязательность.
Всякий
пророк — учитель веры, открывая людям закон бога, всегда встречает между людьми уже то, что эти люди считают законом бога, и не может избежать двоякого употребления
слова закон, означающего то, что эти люди считают ложно законом бога ваш закон, и то, что есть истинный, вечный закон бога.
Христос по отношению к закону Моисея и еще более к
пророкам, в особенности Исаии,
слова которого он постоянно приводит, признает, что в еврейском законе и
пророках есть истины вечные, божеские, сходящиеся с вечным законом, и их-то, как изречение — люби бога и ближнего, — берет за основание своего учения.
Христос не мог утверждать весь закон, но он не мог также и отрицать весь закон и
пророков, тот закон, в котором сказано: люби ближнего как самого себя, и тех
пророков,
словами которых он часто высказывает свои мысли.
Будет то царство бога, царство мира, которое обещали все
пророки и которое близилось при Иоанне Крестителе, и которое возвещал и возвестил Христос, говоря
словами Исаии: «Дух господень на мне, ибо он помазал меня благовествовать нищим и послал меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето господне благоприятное» (Лук. IV, 18—19; Исаии LXI, 1—2).
Находя, что приближается в действительности для них решительная минута, которою определится навеки их судьба, мы все еще не хотим сказать себе: в настоящее время не способны они понять свое положение; не способны поступить благоразумно и вместе великодушно, — только их дети и внуки, воспитанные в других понятиях и привычках, будут уметь действовать как честные и благоразумные граждане, а сами они теперь не пригодны к роли, которая дается им; мы не хотим еще обратить на них
слова пророка: «Будут видеть они и не увидят, будут слышать и не услышат, потому что загрубел смысл в этих людях, и оглохли их уши, и закрыли они свои глаза, чтоб не видеть», — нет, мы все еще хотим полагать их способными к пониманию совершающегося вокруг них и над ними, хотим думать, что они способны последовать мудрому увещанию голоса, желавшего спасти их, и потому мы хотим дать им указание, как им избавиться от бед, неизбежных для людей, не умеющих вовремя сообразить своего положения и воспользоваться выгодами, которые представляет мимолетный час.
Неточные совпадения
— Жестокие, сатанинские
слова сказал
пророк Наум. Вот, юноши, куда посмотрите: кары и мести отлично разработаны у нас, а — награды? О наградах — ничего не знаем. Данты, Мильтоны и прочие, вплоть до самого народа нашего, ад расписали подробнейше и прегрозно, а — рай? О рае ничего нам не сказано, одно знаем: там ангелы Саваофу осанну поют.
— Вы говорите об какой-то «тяготеющей связи»… Если это с Версиловым и со мной, то это, ей-Богу, обидно. И наконец, вы говорите: зачем он сам не таков, каким быть учит, — вот ваша логика! И во-первых, это — не логика, позвольте мне это вам доложить, потому что если б он был и не таков, то все-таки мог бы проповедовать истину… И наконец, что это за
слово «проповедует»? Вы говорите:
пророк. Скажите, это вы его назвали «бабьим
пророком» в Германии?
Особенная эта служба состояла в том, что священник, став перед предполагаемым выкованным золоченым изображением (с черным лицом и черными руками) того самого Бога, которого он ел, освещенным десятком восковых свечей, начал странным и фальшивым голосом не то петь, не то говорить следующие
слова: «Иисусе сладчайший, апостолов славо, Иисусе мой, похвала мучеников, владыко всесильне, Иисусе, спаси мя, Иисусе спасе мой, Иисусе мой краснейший, к Тебе притекающего, спасе Иисусе, помилуй мя, молитвами рождшия Тя, всех, Иисусе, святых Твоих,
пророк же всех, спасе мой Иисусе, и сладости райския сподоби, Иисусе человеколюбче!»
— «Ангелов творче и Господи сил, — продолжал он, — Иисусе пречудный, ангелов удивление, Иисусе пресильный, прародителей избавление, Иисусе пресладкий, патриархов величание, Иисусе преславный, царей укрепление, Иисусе преблагий,
пророков исполнение, Иисусе предивный, мучеников крепость, Иисусе претихий, монахов радосте, Иисусе премилостивый, пресвитеров сладость, Иисусе премилосердый, постников воздержание, Иисусе пресладостный, преподобных радование, Иисусе пречистый, девственных целомудрие, Иисусе предвечный, грешников спасение, Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя», добрался он наконец до остановки, всё с большим и большим свистом повторяя
слово Иисусе, придержал рукою рясу на шелковой подкладке и, опустившись на одно колено, поклонился в землю, а хор запел последние
слова: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя», а арестанты падали и подымались, встряхивая волосами, остававшимися на половине головы, и гремя кандалами, натиравшими им худые ноги.
— Пушкин всегда и при всем. Это великий
пророк… Помните его
слова, относящиеся и ко мне, и к вам, и ко многим здесь сидящим… Разве не о нас он сказал: