Неточные совпадения
Стало быть, ясно, что здесь противополагается закон
вечный закону писанному [Мало этого, как бы для того, чтобы уж не было никакого сомнения
о том, про какой закон он
говорит, он тотчас же в связи с этим приводит пример, самый резкий пример отрицания закона Моисеева — законом
вечным, тем, из которого не может выпасть ни одна черточка; он, приводя самое резкое противоречие закону Моисея, которое есть в Евангелии,
говорит (Лука XVI, 18): «всякий, кто отпускает жену и женится на другой, прелюбодействует», т. е. в писанном законе позволено разводиться, а по
вечному — это грех.] и что точно то же противоположение делается и в контексте Матфея, где закон
вечный определяется словами: закон или пророки.
Эти варианты дают историю толкований этого места. Смысл один ясный тот, что Христос, так же как и по Луке,
говорит о законе
вечном: но в числе списателей Евангелий находятся такие, которым желательно признать обязательность писанного закона Моисеева, и эти списатели присоединяют к слову закон прибавку — «и пророки» — и изменяют смысл.
Чтобы вполне убедиться в том, что в этих стихах Христос
говорит только
о вечном законе, стоит вникнуть в значение того слова, которое подало повод лжетолкованиям. По-русски — закон, по-гречески — νόμος, по-еврейски — тора, как по-русски, по-гречески и по-еврейски имеют два главные значения: одно — самый закон без отношения к его выражению. Другое понятие есть писанное выражение того, что известные люди считают законом. Различие этих двух значений существует и во всех языках.
Когда он
говорит: «не делай того другому, что не хочешь, чтобы тебе делали, в этом одном — весь закон и пророки», он
говорит о писанном законе, он
говорит, что весь писанный закон может быть сведен к одному этому выражению
вечного закона, и этими словами упраздняет писанный закон.
Но когда Христос
говорит: я не нарушить пришел закон, но научить вас исполнять его, потому что ничто не может измениться в законе, а всё должно исполниться, он
говорит не
о законе писанном, а
о законе божественном,
вечном, и утверждает его.
Наше понятие
о воскресении до такой степени чуждо понятию евреев
о жизни, что нельзя себе представить даже, как мог бы
говорить Христос евреям
о воскресении и
вечной личной, свойственной каждому человеку жизни.
Вот на этом-то понятии
о жизни и основывает Христос свое учение
о жизни истинной или
вечной, которую он противуполагает жизни личной и смертной. «Исследуйте писания»,
говорит Христос евреям (Иоан. V, 39), «ибо вы через них думаете иметь жизнь
вечную».
Христос, отвечая ему на вопрос
о жизни
вечной,
говорит: если хочешь войти в жизнь (он не
говорит: жизнь
вечную, а — просто жизнь), соблюди заповеди.
Девушка в розовом платье так и впивается глазами в брюнета… Тот
говорит о вечной любви, о бесполезных и вышедших из моды обрядностях, без которых хорошо люди живут, о взаимном труде, о…
Толстовец долго
говорил о вечной непоколебимости великих истин Евангелия; голос у него был глуховатый, фразы коротки, но слова звучали резко, в них чувствовалась сила искренней веры, он сопровождал их однообразным, как бы подсекающим жестом волосатой левой руки, а правую держал в кармане.
— Я все, мне кажется, вижу. Робкие, слабые намеки на что-то… Помнится, Достоевский
говорит о вечном русском «скитальце» — интеллигенте и его драме. Недавно казалось, что вопрос, наконец, решен, скиталец перестает быть скитальцем, с низов навстречу ему поднимается огромная стихия. Но разве это так? Конечно, сравнительно с прежним есть разница, но разница очень небольшая: мы по-прежнему остаемся царями в области идеалов и бесприютными скитальцами в жизни.
Неточные совпадения
По движениям губ и рук их видно было, что они были заняты живым разговором; может быть, они тоже
говорили о приезде нового генерал-губернатора и делали предположения насчет балов, какие он даст, и хлопотали
о вечных своих фестончиках и нашивочках.
Потом сели кругами все курени вечерять и долго
говорили о делах и подвигах, доставшихся в удел каждому, на
вечный рассказ пришельцам и потомству.
Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце не скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном
вечном спокойствии
говорят нам они,
о том великом спокойствии «равнодушной» природы; они
говорят также
о вечном примирении и
о жизни бесконечной…
— Все,
вечная беготня взапуски,
вечная игра дрянных страстишек, особенно жадности, перебиванья друг у друга дороги, сплетни, пересуды, щелчки друг другу, это оглядыванье с ног до головы; послушаешь,
о чем
говорят, так голова закружится, одуреешь.
— Только подумаем, любезные сестры и братья,
о себе,
о своей жизни,
о том, что мы делаем, как живем, как прогневляем любвеобильного Бога, как заставляем страдать Христа, и мы поймем, что нет нам прощения, нет выхода, нет спасения, что все мы обречены погибели. Погибель ужасная,
вечные мученья ждут нас, —
говорил он дрожащим, плачущим голосом. — Как спастись? Братья, как спастись из этого ужасного пожара? Он объял уже дом, и нет выхода.