Неточные совпадения
Ермак стал спрашивать Таузика про его
царя. Далеко ли его город Сибирь? Много ли у Кучума силы, много ли у него богатства? Таузик все рассказал. Говорит: «Кучум первейший
царь на свете. Город его Сибирь — самый большой город на свете. В городе этом, говорит, людей и скотины столько, сколько звезд на
небе. А силы у Кучума-царя счету нет, его все
цари вместе не завоюют».
Гусли, гусли звончаты́е, // Струны, струны золотые, // Говорите, гусли-мысли, // Воспевайте, струны, песни, // Воспевайте
Царя Неба, // Возносите Христа Бога, // Возыграйте духу святу!..
«Спит иль нет моя Людмила? // Помнит друга иль забыла? // Весела иль слезы льет? // Встань, жених тебя зовет». — // «Ты ль? Откуда в час полночи? // Ах! едва прискорбны очи // Не потухнули от слез. // Знать, тронулся
царь небес // Бедной девицы тоскою? // Точно ль милый предо мною? // Где же был? Какой судьбой // Ты опять в стране родной?»
Неточные совпадения
Самгин ярко вспомнил, как на этой площади стояла, преклонив колена пред
царем, толпа «карликовых людей», подумал, что ружья, повозки, собака — все это лишнее, и, вздохнув, посмотрел налево, где возвышался поседевший купол Исакиевского собора, а над ним опрокинута чаша
неба, громадная, но неглубокая и точно выточенная из серого камня.
«Взволнован, этот выстрел оскорбил его», — решил Самгин, медленно шагая по комнате. Но о выстреле он не думал, все-таки не веря в него. Остановясь и глядя в угол, он представлял себе торжественную картину: солнечный день, голубое
небо, на площади, пред Зимним дворцом, коленопреклоненная толпа рабочих, а на балконе дворца, плечо с плечом, голубой
царь, священник в золотой рясе, и над неподвижной, немой массой людей плывут мудрые слова примирения.
День, с утра яркий, тоже заскучал,
небо заволокли ровным слоем сероватые, жидкие облака, солнце, прикрытое ими, стало, по-зимнему, тускло-белым, и рассеянный свет его утомлял глаза. Пестрота построек поблекла, неподвижно и обесцвеченно висели бесчисленные флаги, приличные люди шагали вяло. А голубоватая, скромная фигура
царя, потемнев, стала еще менее заметной на фоне крупных, солидных людей, одетых в черное и в мундиры, шитые золотом, украшенные бляшками орденов.
Чуть брезжилось; звезды погасли одна за другой; побледневший месяц медленно двигался навстречу легким воздушным облачкам. На другой стороне
неба занималась заря. Утро было холодное. В термометре ртуть опустилась до — 39°С. Кругом
царила торжественная тишина; ни единая былинка не шевелилась. Темный лес стоял стеной и, казалось, прислушивался, как трещат от мороза деревья. Словно щелканье бича, звуки эти звонко разносились в застывшем утреннем воздухе.
На земле и на
небе было еще темно, только в той стороне, откуда подымались все новые звезды, чувствовалось приближение рассвета. На землю пала обильная роса — верный признак, что завтра будет хорошая погода. Кругом
царила торжественная тишина. Казалось, природа отдыхала тоже.