Неточные совпадения
В третьем, четвертом часу усталое вставанье с грязной постели, зельтерская вода с перепоя, кофе, ленивое шлянье
по комнатам в пенюарах, кофтах, халатах, смотренье из-за занавесок в окна, вялые перебранки друг с другом; потом обмывание, обмазывание, душение тела, волос, примериванье платьев, споры из-за них с хозяйкой, рассматриванье себя в зеркало, подкрашивание лица, бровей, сладкая, жирная пища; потом одеванье в яркое шелковое обнажающее тело платье; потом выход в разукрашенную ярко-освещенную залу, приезд гостей, музыка, танцы, конфеты, вино, куренье и прелюбодеяния с молодыми, средними, полудетьми и разрушающимися стариками, холостыми, женатыми, купцами, приказчиками, армянами, евреями, татарами, богатыми, бедными, здоровыми, больными, пьяными, трезвыми, грубыми, нежными, военными, штатскими, студентами, гимназистами —
всех возможных сословий, возрастов и характеров.
Нехлюдов вспомнил о
всех мучительных минутах, пережитых им
по отношению этого человека: вспомнил, как один раз он думал, что муж узнал, и готовился к дуэли с ним, в которой он намеревался выстрелить на воздух, и о той страшной сцене с нею, когда она в отчаянии выбежала в сад к пруду с намерением утопиться, и он бегал искать ее.
Теперь, сделавшись
по наследству большим землевладельцем, он должен был одно из двух: или отказаться от своей собственности, как он сделал это десять лет тому назад
по отношению 200 десятин отцовской земли, или молчаливым соглашением признать
все свои прежние мысли ошибочными и ложными.
В пользу же в частности женитьбы именно на Мисси (Корчагину звали Мария и, как во
всех семьях известного круга, ей дали прозвище) — было, во-первых, то, что она была породиста и во
всем, от одежды до манеры говорить, ходить, смеяться, выделялась от простых людей не чем-нибудь исключительным, а «порядочностью», — он не знал другого выражения этого свойства и ценил это свойство очень высоко; во-вторых, еще то, что она выше
всех других людей ценила его, стало быть,
по его понятиям, понимала его.
Его слушали с уважением, и некоторые старались вставить свои замечания, но он
всех обрывал, как будто он один мог знать
всё по-настоящему.
Движение
по коридору
все усиливалось.
Когда присяжные
все взошли
по ступенькам на возвышение, священник, нагнув на бок лысую и седую голову, пролез ею в насаленную дыру епитрахили и, оправив жидкие волосы, обратился к присяжным...
— Всё-таки
по крестному отцу как звали?
2)
Весь день накануне и
всю последнюю перед смертью ночь Смельков провел с проституткой Любкой (Екатериной Масловой) в доме терпимости и в гостинице «Мавритания», куда,
по поручению Смелькова и в отсутствии его, Екатерина Маслова приезжала из дома терпимости за деньгами, кои достала из чемодана Смелькова, отомкнув его данным ей Смельковым ключом, в присутствии коридорной прислуги гостиницы «Мавритании» Евфимии Бочковой и Симона Картинкина.
Симон Картинкин встал, вытянув руки
по швам и подавшись вперед
всем телом, не переставая беззвучно шевелить щеками.
Нехлюдов в это лето у тетушек переживал то восторженное состояние, когда в первый раз юноша не
по чужим указаниям, а сам
по себе познает
всю красоту и важность жизни и
всю значительность дела, предоставленного в ней человеку, видит возможность бесконечного совершенствования и своего и
всего мира и отдается этому совершенствованию не только с надеждой, но и с полной уверенностью достижения
всего того совершенства, которое он воображает себе.
Он в первый раз понял тогда
всю жестокость и несправедливость частного землевладения и, будучи одним из тех людей, для которых жертва во имя нравственных требований составляет высшее духовное наслаждение, он решил не пользоваться правом собственности на землю и тогда же отдал доставшуюся ему
по наследству от отца землю крестьянам.
В то время Нехлюдов, воспитанный под крылом матери, в 19 лет был вполне невинный юноша. Он мечтал о женщине только как о жене.
Все же женщины, которые не могли,
по его понятию, быть его женой, были для него не женщины, а люди. Но случилось, что в это лето, в Вознесенье, к тетушкам приехала их соседка с детьми: двумя барышнями, гимназистом и с гостившим у них молодым художником из мужиков.
Катюше было много дела
по дому, но она успевала
всё переделать и в свободные минуты читала.
Народ
всё выходил и, стуча гвоздями сапогов
по плитам, сходил со ступеней и рассыпался
по церковному двору и кладбищу.
И долго после этого он
всё ходил
по своей комнате, и корчился, и даже прыгал, и вслух охал, как от физической боли, как только вспоминал эту сцену.
Но, как на зло ему, дело тянулось долго: после допроса
по одиночке свидетелей и эксперта и после
всех, как обыкновенно, делаемых с значительным видом ненужных вопросов от товарища прокурора и защитников, председатель предложил присяжным осмотреть вещественные доказательства, состоящие из огромных размеров, очевидно, надевавшегося на толстейший указательный палец кольца с розеткой из брильянтов и фильтра, в котором был исследован яд. Вещи эти были запечатаны, и на них были ярлычки.
На четырех страницах
по 27 пунктам шло таким образом описание
всех подробностей наружного осмотра страшного, огромного, толстого и еще распухшего, разлагающегося трупа веселившегося в городе купца.
«188* года февраля 15-го дня я, нижеподписавшийся,
по поручению врачебного отделения, за № 638-м, — опять начал с решительностью, повысив диапазон голоса, как будто желая разогнать сон, удручающий
всех присутствующих, секретарь, — в присутствии помощника врачебного инспектора, сделав исследование внутренностей...
Председатель говорил, а
по бокам его члены с глубокомысленным видом слушали и изредка поглядывали на часы, находя его речь хотя и очень хорошею, т. е. такою, какая она должна быть, но несколько длинною. Такого же мнения был и товарищ прокурора, как и
все вообще судейские и
все бывшие в зале. Председатель кончил резюме.
Все поднялись за ним и с облегченным и приятным чувством совершенного хорошего дела стали выходить или передвигаться
по зале.
«188* года апреля 28 дня,
по указу Его Императорского Величества, Окружный Суд,
по уголовному отделению, в силу решения г-д присяжных заседателей, на основании 3 пункта статьи 771, 3 пункта статьи 776 и статьи 777 Устава уголовного судопроизводства, определил: крестьянина Симона Картинкина, 33 лет, и мещанку Екатерину Маслову, 27 лет, лишив
всех прав состояния, сослать в каторжные работы: Картинкина на 8 лет, а Маслову на 4 года, с последствиями для обоих
по 28 статье Уложения.
Мещанку же Евфимию Бочкову, 43 лет, лишив
всех особенных, лично и
по состоянию присвоенных ей прав и преимуществ, заключить в тюрьму сроком на 3 года, с последствиями
по 49 статье Уложения.
Нехлюдов вернулся в суд, снял пальто и пошел наверх. В первом же коридоре он встретил Фанарина. Он остановил его и сказал, что имеет до него дело. Фанарин знал его в лицо и
по имени и сказал, что очень рад сделать
всё приятное.
Она восьмой год при гостях лежала, в кружевах и лентах, среди бархата, позолоты, слоновой кости, бронзы, лака и цветов и никуда не ездила и принимала, как она говорила, только «своих друзей», т. е.
всё то, что,
по ее мнению, чем-нибудь выделялось из толпы.
Он чувствовал, что формально, если можно так выразиться, он был прав перед нею: он ничего не сказал ей такого, что бы связывало его, не делал ей предложения, но
по существу он чувствовал, что связал себя с нею, обещал ей, а между тем нынче он почувствовал
всем существом своим, что не может жениться на ней.
Была лунная тихая, свежая ночь,
по улице прогремели колеса, и потом
всё затихло.
Остальные женщины, —
все простоволосые и в одних сурового полотна рубахах, — некоторые сидели на нарах и шили, некоторые стояли у окна и смотрели на проходивших
по двору арестантов.
Маслова достала из калача же деньги и подала Кораблевой купон. Кораблева взяла купон, посмотрела и, хотя не знала грамоте, поверила
всё знавшей Хорошавке, что бумажка эта стоит 2 рубля 50 копеек, и полезла к отдушнику за спрятанной там склянкой с вином. Увидав это, женщины — не-соседки
по нарам — отошли к своим местам. Маслова между тем вытряхнула пыль из косынки и халата, влезла на нары и стала есть калач.
— Ведь я знаю,
всё это — вино; вот я завтра скажу смотрителю, он вас проберет. Я слышу — пахнет, — говорила надзирательница. — Смотрите, уберите
всё, а то плохо будет, — разбирать вас некогда.
По местам и молчать.
Все лежали, некоторые захрапели, только старушка, всегда долго молившаяся,
всё еще клала поклоны перед иконой, а дочь дьячка, как только надзирательница ушла, встала и опять начала ходить взад и вперед
по камере.
Так говорили свидетели, сам же обвиняемый во
всем винился и, как пойманный зверок, бессмысленно оглядываясь
по сторонам, прерывающимся голосом рассказывал
всё, как было.
«Такое же опасное существо, как вчерашняя преступница, — думал Нехлюдов, слушая
всё, что происходило перед ним. — Они опасные, а мы не опасные?.. Я — распутник, блудник, обманщик, и
все мы,
все те, которые, зная меня таким, каков я есмь, не только не презирали, но уважали меня? Но если бы даже и был этот мальчик самый опасный для общества человек из
всех людей, находящихся в этой зале, то что же,
по здравому смыслу, надо сделать, когда он попался?
Когда же он, больной и испорченный от нездоровой работы, пьянства, разврата, одурелый и шальной, как во сне, шлялся без цели
по городу и сдуру залез в какой-то сарай и вытащил оттуда никому ненужные половики, мы
все достаточные, богатые, образованные люди, не то что позаботились о том, чтобы уничтожить те причины, которые довели этого мальчика до его теперешнего положения, а хотим поправить дело тем, что будем казнить этого мальчика.
Еще не успели за ним затворить дверь, как опять раздались
всё те же бойкие, веселые звуки, так не шедшие ни к месту, в котором они производились, ни к лицу жалкой девушки, так упорно заучивавшей их. На дворе Нехлюдов встретил молодого офицера с торчащими нафабренными усами и спросил его о помощнике смотрителя. Это был сам помощник. Он взял пропуск, посмотрел его и сказал, что
по пропуску в дом предварительного заключения он не решается пропустить сюда. Да уж и поздно..
Катюша отстала, но
всё бежала
по мокрым доскам платформы; потом платформа кончилась, и она насилу удержалась, чтобы не упасть, сбегая
по ступенькам на землю.
— Или карцера захотели! — закричал надзиратель и хлопнул рыжую
по жирной голой спине так, что щелкнуло на
весь коридор. — Чтоб голосу твоего не слышно было.
Некоторое время в церкви было молчание, и слышались только сморкание, откашливание, крик младенцев и изредка звон цепей. Но вот арестанты, стоявшие посередине, шарахнулись, нажались друг на друга, оставляя дорогу посередине, и
по дороге этой прошел смотритель и стал впереди
всех, посередине церкви.
Кроме того, было прочтено дьячком несколько стихов из Деяний Апостолов таким странным, напряженным голосом, что ничего нельзя было понять, и священником очень внятно было прочтено место из Евангелия Марка, в котором сказано было, как Христос, воскресши, прежде чем улететь на небо и сесть
по правую руку своего отца, явился сначала Марии Магдалине, из которой он изгнал семь бесов, и потом одиннадцати ученикам, и как велел им проповедывать Евангелие
всей твари, причем объявил, что тот, кто не поверит, погибнет, кто же поверит и будет креститься, будет спасен и, кроме того, будет изгонять бесов, будет излечивать людей от болезни наложением на них рук, будет говорить новыми языками, будет брать змей и, если выпьет яд, то не умрет, а останется здоровым.
По улицам, прохладным и влажным еще с левой стороны, в тени, и высохшим посередине, не переставая гремели
по мостовой тяжелые воза ломовых, дребезжали пролетки, и звенели конки. Со
всех сторон дрожал воздух от разнообразного звона и гула колоколов, призывающих народ к присутствованию при таком же служении, какое совершалось теперь в тюрьме. И разряженный народ расходился каждый
по своему приходу.
Так что
все усилия Нехлюдова изменить свою внешнюю жизнь (ему хотелось устроиться просто, по-студенчески) не привели ни к чему.
Мало того, что
всё осталось по-прежнему, в доме началась усиленная работа: проветривания, развешивания и выбивания всяких шерстяных и меховых вещей, в которой принимали участие и дворник, и его помощник, и кухарка, и сам Корней.
Проходя
по двору и глядя из окон, Нехлюдов удивлялся на то, как ужасно много
всего этого было, и как
всё это было несомненно бесполезно.
С вечера
всё это было известно
всем обитателям острога, и
по камерам шли оживленные переговоры о предстоящем наказании.
Масленников
весь рассиял, увидав Нехлюдова. Такое же было жирное и красное лицо, и та же корпуленция, и такая же, как в военной службе, прекрасная одежда. Там это был всегда чистый,
по последней моде облегавший его плечи и грудь мундир или тужурка; теперь это было
по последней моде статское платье, так же облегавшее его сытое тело и выставлявшее широкую грудь. Он был в вицмундире. Несмотря на разницу лет (Масленникову было под 40), они были на «ты».
— Правда, это
по случаю, — сказал помощник смотрителя, — за бесписьменность взяли этих людей, и надо было отослать их в их губернию, а там острог сгорел, и губернское правление отнеслось к нам, чтобы не посылать к ним. Вот мы
всех из других губерний разослали, а этих держим.
— Мы
все по каменной работе,
все одной артели. Говорят, в губернии острог сгорел. Так мы в этом не причинны. Сделайте божескую милость.
Нехлюдов слушал и почти не понимал того, что говорил старый благообразный человек, потому что
всё внимание его было поглощено большой темно-серой многоногой вошью, которая ползла между волос
по щеке благообразного каменщика.
Третье дело, о котором хотела говорить Вера Ефремовна, касалось Масловой. Она знала, как
всё зналось в остроге, историю Масловой и отношения к ней Нехлюдова и советовала хлопотать о переводе ее к политическим или,
по крайней мере, в сиделки в больницу, где теперь особенно много больных и нужны работницы. Нехлюдов поблагодарил ее за совет и сказал, что постарается воспользоваться им.
На другой день Нехлюдов поехал к адвокату и сообщил ему дело Меньшовых, прося взять на себя защиту. Адвокат выслушал и сказал, что посмотрит дело, и если
всё так, как говорит Нехлюдов, что весьма вероятно, то он без всякого вознаграждения возьмется за защиту. Нехлюдов между прочим рассказал адвокату о содержимых 130 человеках
по недоразумению и спросил, от кого это зависит, кто виноват. Адвокат помолчал, очевидно желая ответить точно.