Неточные совпадения
Маслова курила уже давно, но в последнее время связи своей с приказчиком и после того,
как он бросил ее, она всё больше и больше приучалась пить. Вино привлекало ее не только потому, что оно казалось ей вкусным, но оно привлекало ее больше всего потому, что давало ей возможность забывать всё то тяжелое, что она пережила, и давало ей развязность и уверенность в своем достоинстве, которых она не имела без вина. Без вина ей
всегда было уныло и стыдно.
«Теперь надо добросовестно,
как я
всегда делаю и считаю должным, исполнить общественную обязанность. Притом же это часто бывает и интересно», сказал он себе и вошел мимо швейцара в сени суда.
И Нехлюдов,
как и
всегда, среди незнакомых людей, принимал это
как должное.
Он
всегда был невыносим Нехлюдову своей фамильярностью, своим самодовольным хохотом, вообще своей «коммунностью»,
как говорила сестра Нехлюдова.
«Ничто так не поддерживает,
как обливание водою и гимнастика», подумал он, ощупывая левой рукой с золотым кольцом на безымяннике напруженный бисепс правой. Ему оставалось еще сделать мулинэ (он
всегда делал эти два движения перед долгим сидением заседания), когда дверь дрогнула. Кто-то хотел отворить ее. Председатель поспешно положил гири на место и отворил дверь.
— Разумеется, я
всегда готов, — сказал товарищ прокурора. —
Какое дело первое?
Приехал он в конце марта, в Страстную пятницу, по самой распутице, под проливным дождем, так что приехал до нитки промокший и озябший, но бодрый и возбужденный,
каким он
всегда чувствовал себя в это время.
То, а не другое решение принято было не потому, что все согласились, а, во-первых, потому, что председательствующий, говоривший так долго свое резюме, в этот раз упустил сказать то, что он
всегда говорил, а именно то, что, отвечая на вопрос, они могут сказать: «да—виновна, но без намерения лишить жизни»; во-вторых, потому, что полковник очень длинно и скучно рассказывал историю жены своего шурина; в-третьих, потому, что Нехлюдов был так взволнован, что не заметил упущения оговорки об отсутствии намерения лишить жизни и думал, что оговорка: «без умысла ограбления» уничтожает обвинение; в-четвертых, потому, что Петр Герасимович не был в комнате, он выходил в то время,
как старшина перечел вопросы и ответы, и, главное, потому, что все устали и всем хотелось скорей освободиться и потому согласиться с тем решением, при котором всё скорей кончается.
Нехлюдов
всегда колебался между двумя отношениями к Мисси: то он,
как бы прищуриваясь или
как бы при лунном свете, видел в ней всё прекрасное: она казалась ему и свежа, и красива, и умна, и естественна…
— А помните,
как вы говорили, что надо
всегда говорить правду, и
как вы тогда всем нам говорили такие жестокие правды. Отчего же теперь вы не хотите сказать? Помнишь, Мисси? — обратилась Катерина Алексеевна к вышедшей к ним Мисси.
— Нет ничего хуже,
как признавать себя не в духе, — сказала Мисси. — Я никогда не признаюсь в этом себе и от этого
всегда бываю в духе. Что ж, пойдемте ко мне. Мы постараемся разогнать вашу mauvaise humeur. [дурное настроение.]
Он вспомнил,
как он когда-то гордился своей прямотой,
как ставил себе когда-то правилом
всегда говорить правду и действительно был правдив, и
как он теперь был весь во лжи — в самой страшной лжи, во лжи, признаваемой всеми людьми, окружающими его, правдой.
Всегда после таких пробуждений Нехлюдов составлял себе правила, которым намеревался следовать уже навсегда: писал дневник и начинал новую жизнь, которую он надеялся никогда уже не изменять, — turning a new leaf, [превернуть страницу,]
как он говорил себе. Но всякий раз соблазны мира улавливали его, и он, сам того не замечая, опять падал, и часто ниже того,
каким он был прежде.
Все лежали, некоторые захрапели, только старушка,
всегда долго молившаяся, всё еще клала поклоны перед иконой, а дочь дьячка,
как только надзирательница ушла, встала и опять начала ходить взад и вперед по камере.
Она решила, что сделает так. Но тут же,
как это и
всегда бывает в первую минуту затишья после волнения, он, ребенок — его ребенок, который был в ней, вдруг вздрогнул, стукнулся и плавно потянулся и опять стал толкаться чем-то тонким, нежным и острым. И вдруг всё то, что за минуту так мучало ее, что, казалось, нельзя было жить, вся злоба на него и желание отомстить ему хоть своей смертью, — всё это вдруг отдалилось. Она успокоилась, оправилась, закуталась платком и поспешно пошла домой.
Но, не будучи в силах разобраться в этом, она поступила и теперь,
как поступала
всегда: отогнала от себя эти воспоминания и постаралась застлать их особенным туманом развратной жизни; так точно она сделала и теперь.
Масленников весь рассиял, увидав Нехлюдова. Такое же было жирное и красное лицо, и та же корпуленция, и такая же,
как в военной службе, прекрасная одежда. Там это был
всегда чистый, по последней моде облегавший его плечи и грудь мундир или тужурка; теперь это было по последней моде статское платье, так же облегавшее его сытое тело и выставлявшее широкую грудь. Он был в вицмундире. Несмотря на разницу лет (Масленникову было под 40), они были на «ты».
— Не знаю, либерал ли я или что другое, — улыбаясь, сказал Нехлюдов,
всегда удивлявшийся на то, что все его причисляли к какой-то партии и называли либералом только потому, что он, судя человека, говорил, что надо прежде выслушать его, что перед судом все люди равны, что не надо мучать и бить людей вообще, а в особенности таких, которые не осуждены. — Не знаю, либерал ли я или нет, но только знаю, что теперешние суды,
как они ни дурны, всё-таки лучше прежних.
Придумав вкратце речь, которую он скажет завтра мужикам, Нехлюдов пошел к управляющему и, обсудив с ним за чаем еще раз вопрос о том,
как ликвидировать всё хозяйство, совершенно успокоившись в этом отношении, вошел в приготовленную для него комнату большого дома,
всегда отводившуюся для приема гостей.
Теперь ему было ясно,
как день, что главная причина народной нужды, сознаваемая и
всегда выставляемая самим народом, состояла в том, что у народа была отнята землевладельцами та земля, с которой одной он мог кормиться.
Он не только вспомнил, но почувствовал себя таким,
каким он был тогда, когда он четырнадцатилетним мальчиком молился Богу, чтоб Бог открыл ему истину, когда плакал ребенком на коленях матери, расставаясь с ней и обещаясь ей быть
всегда добрым и никогда не огорчать ее, — почувствовал себя таким,
каким он был, когда они с Николенькой Иртеневым решали, что будут
всегда поддерживать друг друга в доброй жизни и будут стараться сделать всех людей счастливыми.
— Да, да с первыми пароходами из Нижнего, знаю, — сказал Вольф с своей снисходительной улыбкой,
всегда всё знавший вперед, что только начинали ему говорить. —
Как фамилия подсудимой?
— Они
всегда жалуются, — сказал генерал. — Ведь мы их знаем. — Он говорил о них вообще
как о какой-то особенной, нехорошей породе людей. — А им тут доставляется такое удобство, которое редко можно встретить в местах заключения, — продолжал генерал.
И от этого у него
всегда были грустные глаза. И от этого, увидав Нехлюдова, которого он знал тогда, когда все эти лжи еще не установились в нем, он вспомнил себя таким,
каким он был тогда; и в особенности после того
как он поторопился намекнуть ему на свое религиозное воззрение, он больше чем когда-нибудь почувствовал всё это «не то», и ему стало мучительно грустно. Это же самое — после первого впечатления радости увидать старого приятеля — почувствовал и Нехлюдов.
Ну, а для молодых, невинных —
всегда сначала берут невинных,
как Лидочка, — для этих первый шок ужасен.
Только бы
всегда вовремя успеть увидать бревно в своем глазу,
как бы мы были добрее».
— Ты говоришь о моем намерении жениться на Катюше? Так видишь ли, я решил это сделать, но она определенно и твердо отказала мне, — сказал он, и голос его дрогнул,
как дрожал
всегда, когда он говорил об этом. — Она не хочет моей жертвы и сама жертвует, для нее, в ее положении, очень многим, и я не могу принять этой жертвы, если это минутное. И вот я еду за ней и буду там, где она будет, и буду, сколько могу, помогать, облегчать ее участь.
Стала она революционеркой,
как она рассказывала, потому, что с детства чувствовала отвращение к господской жизни, а любила жизнь простых людей, и ее
всегда бранили за то, что она в девичьей, в кухне, в конюшне, а не в гостиной.
С тех пор
как Катюша узнала ее, она видела, что где бы она ни была, при
каких бы ни было условиях, она никогда не думала о себе, а
всегда была озабочена только тем,
как бы услужить, помочь кому-нибудь в большом или малом.
Одни люди в большинстве случаев пользуются своими мыслями,
как умственной игрой, обращаются с своим разумом,
как с маховым колесом, с которого снят передаточный ремень, а в поступках своих подчиняются чужим мыслям — обычаю, преданию, закону; другие же, считая свои мысли главными двигателями всей своей деятельности, почти
всегда прислушиваются к требованиям своего разума и подчиняются ему, только изредка, и то после критической оценки, следуя тому, что решено другими.
И
как военные живут
всегда в атмосфере общественного мнения, которое не только скрывает от них преступность совершаемых ими поступков, но представляет эти поступки подвигами, — так точно и для политических существовала такая же,
всегда сопутствующая им атмосфера общественного мнения их кружка, вследствие которой совершаемые ими, при опасности потери свободы, жизни и всего, что дорого человеку, жестокие поступки представлялись им также не только не дурными, но доблестными поступками.
Его не занимал вопрос о том,
как произошел мир, именно потому, что вопрос о том,
как получше жить в нем,
всегда стоял перед ним.
Кроме того,
как это
всегда бывает между молодыми мужчинами и женщинами, в особенности когда они насильно соединены,
как были соединены все эти люди, между ними возникли согласные и несогласные, различно переплетающиеся влечения друг к другу.
Она
всегда была мыслями с мужем и
как прежде никого не любила, так и теперь не могла любить никого, кроме своего мужа.