Уже лет восемь всякий раз без ошибки, как только он доходил до этого места своей очень нравившейся ему речи, он чувствовал спазму в горле, щипание в носу, и из глаз
текли слезы.
Вслед за этими, без остановки,
потекли из ворот такие же бритые, без ножных кандалов, но скованные рука с рукой наручнями люди в таких же одеждах.
Глаза арестанта, как будто испуганно, больше открылись, но положение его не изменилось. По лицу его
текли грязные потоки от пыли, но рот так же равномерно всхлипывал, и всё тело вздрагивало.
В третьей камере слышались крики и возня. Смотритель застучал и закричал: «смирно»! Когда дверь отворили, опять все вытянулись у нар, кроме нескольких больных и двоих дерущихся, которые с изуродованными злобой лицами вцепились друг в друга, один за волосы, другой за бороду. Они только тогда пустили друг друга, когда надзиратель подбежал к ним. У одного был в кровь разбит нос, и
текли сопли, слюни и кровь, которые он утирал рукавом кафтана; другой обирал вырванные из бороды волосы.