На одной из станций он обогнал обоз
русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что-то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые, молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими
русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Неточные совпадения
Несколько
раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга
русские и австрийские солдаты.
По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов,
русские и австрийские солдаты всех родов войск,
раненые и нераненые.
— Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, — сказал первый, указывая на
раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Толпы
раненых, знакомых и незнакомых Пьеру,
русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то
русские, то французские, мертвые,
раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, чтò делалось на этом месте.
Все те прежние приемы, бывало неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer, [железных людей,] все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия о убитых и
раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить
русских и о расстройстве войск.
Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и
раненых.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели всё навыворот, и всё, чтò они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие
русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до
раненых и т. п.
Чтобы понять степень истощения
русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что потеряв
ранеными и убитыми во всё время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия
русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Через несколько минут входит опять тот же ординарец и говорит: „Извините, ваше высокопревосходительство, раненый офицер неотступно требует доложить вам, что он страдает от раны, и ждать не может, и не верит, чтоб русский военный министр заставил дожидаться
русского раненого офицера“.
— Нечего кичиться твоими трудами!.. Сидишь да потеешь в разных комитетах… Ха, ха!.. А после над тобой же смеются… Лучше бы похлопотать о
русском раненом воине. Чево! Война прошла… Целым батальонам ноги отморозило!.. Калек перехожих наделали, что песку морского… Пущай!.. Глядь — ни холста, ни полушубков, ни денег — ничего!.. Краснопёрого за бока!.. Он христолюбец!..
После ночного отступления 18 июля, паника распространилась глубоко в тыл настолько, что отразилась в Систове, где все население города и
русские раненые бросились бежать к переправе к мосту, спасаясь от воображаемого наступления турок.
Неточные совпадения
Сегодня, в Интерлакене, не сводит глаз с Юнгфрау, а завтра любуется люцернским
раненым львом с надписью: Helvetiorum virtuti ас fidei, [Доблести и верности швейцарцев] каковую надпись, в шутливом
русском тоне, переводит: «Любезно-верным швейцарцам, спасавшим в 1790 году, за поденную плату, французское престол-отечество»1.
Навстречу шел большой обоз
русских мужиков, привозивших провиант в Севастополь, и теперь шедший оттуда, наполненный больными и
ранеными солдатами в серых шинелях, матросами в черных пальто, греческими волонтерами в красных фесках и ополченцами с бородами.
Всем было известно, что весь Даргинский поход, под начальством Воронцова, в котором
русские потеряли много убитых и
раненых и несколько пушек, был постыдным событием, и потому если кто и говорил про этот поход при Воронцове, то говорил только в том смысле, в котором Воронцов написал донесение царю, то есть, что это был блестящий подвиг
русских войск.
— А вот изволишь видеть: вчерась я шел от свата Савельича так около сумерек; глядь — у самых Серпуховских ворот стоит тройка почтовых, на телеге лежит
раненый русской офицер, и слуга около него что-то больно суетится. Смотрю, лицо у слуги как будто бы знакомое; я подошел, и лишь только взглянул на офицера, так сердце у меня и замерло! Сердечный! в горячке, без памяти, и кто ж?.. Помнишь, Андрей Васьянович, месяца три тому назад мы догнали в селе Завидове проезжего офицера?
В самом деле, Зарецкой, атакованный двумя эскадронами латников, после жаркой схватки скомандовал уже: «По три налево кругом — заезжай!», — как дивизион
русских улан подоспел к нему на помощь. В несколько минут неприятельская кавалерия была опрокинута; но в то же самое время Рославлев увидел, что один
русской офицер, убитый или
раненый, упал с лошади.