Неточные совпадения
С тех пор Пьера
не тревожили, и он целый день
проводил один наверху, в своей комнате.
— Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё-таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще
не взят и, надеюсь,
не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы
с вашею армией
провели бы дурную четверть часа между двух огней.
Из прежнего его холостого общества многих
не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход, Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру
не удавалось ни
проводить ночей, как он прежде любил
проводить их, ни
отводить изредка душу в дружеской беседе
с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия — в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела
с Пьером, который, правда, последнее время
проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил и был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще
не делал предложения.
Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе
с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст
не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, — писал он, — и Анатоль мой
провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она
не сознавала, потому что страх так преобладал, что она
не могла ее чувствовать. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m-lle Bourienne,
проводила с нею дни, просила ее ночевать
с собой и
с нею часто говорила о свекоре и судила его.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка,
заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве
не было, и сапоги, самые модные,
с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами,
проводил время очень весело.
«Так как я в доме у вас бывать более
не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку — приезжай в английскую гостиницу». Ростов в 10-м часу, из театра, где он был вместе
с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостиницу. Его тотчас же
провели в лучшее помещение гостиницы, занятое на эту ночь Долоховым.
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных
с Лысыми Горами, частью потому, что
не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и
проводил в нем бо́льшую часть времени.
Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв
с собой сухарики, двое суток
провела в пещерах
с угодниками. «Помолюся одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить
не хочется».
В тот первый вечер, который Болконский
провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский
с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 50 лет, стóит миллионы и ничего
не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу
с лошади и за руку
провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме,
не оштукатуренном,
с бревенчатыми стенами, было
не очень чисто, —
не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы
не было пятен, но
не было заметно запущенности. В сенях пахло свежими яблоками и висели волчьи и лисьи шкуры.
— Ну ли вы, разлюбезные! — крикнул Николай,
с одной стороны поддергивая вожжу и
отводя с кнутом руку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад.
С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой,
не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они
провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но
не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы. На Наташином столе стояли еще
с вечера приготовленные Дуняшей зеркала.
— Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки — колотовки, ну а уж эта мухи
не обидит. Она меня просила ее
с тобой
свести. Ты завтра
с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой-то приедет, а уж ты и
с сестрой и
с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и
провести с ней полчаса, ничего
не сказав о князе Андрее.
— Хорошие дела, — отвечала Марья Дмитриевна: — пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму
не видала. — И взяв
с Пьера честное слово молчать обо всем, что́ он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин,
с которым
сводила ее жена Пьера, и
с которым Наташа хотела бежать в отсутствие своего отца,
с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор или оттого, что
не имел средств, или оттого, что
не хотел первое время женитьбы разлучаться
с молодою женой,
возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Толпа побежала за государем,
проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего
не ел, и пот лил
с него градом; но он
не уходил домой, и вместе
с уменьшившеюся, но еще довольно большою толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего-то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу — к обеду государя, и камер-лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
Вы слышали верно о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну
с ними, но
не поколеблемся!» И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы
не колебнулись. Мы
проводим время, как можем: но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг,
не достает…» и т. д.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому
не позволял в Лысых Горах ездить
с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка — черная, белая, две старухи, мальчик-казачек, кучера и разные дворовые,
провожали его.
Ночь
с 14 на 15 она
провела, как обыкновенно
не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь.
Ростов,
не желая навязывать свое знакомство княжне,
не пошел к ней, а остался на деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом
провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился
с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
Когда
с левого фланга прискакал Щербинин
с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были
не хорошие, встал, как бы разминая ноги и, взяв под руку Щербинина,
отвел его в сторону.
Французы же
с удивлением
провожали его глазами в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно и любопытно смотревшим на французов,
не обращал на них никакого внимания.
Когда на другой день после своего вечера, губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив
с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, всё-таки можно
свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, княжна Марья испытала
не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее
не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
Пьера
с 13-ю другими
отвели на Крымский Брод в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом.
С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще
не понимал значения сожженной Москвы и
с ужасом смотрел на эти пожары.
Привязанностей, дружбы, любви, как понимал Пьер, Каратаев
не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем,
с чем его
сводила жизнь, и в особенности
с человеком —
не с известным каким-нибудь человеком, а
с теми людьми, которые были перед его глазами.
В Троицкой Лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что ежели бы он был жив, он благодарил бы вечно Бога за свою рану, которая
свела его опять
с нею; но
с тех пор они никогда
не говорили о будущем.
«Могло или
не могло это быть?» думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. «Неужели только за тем так странно
свела меня
с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтоб я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но чтó же делать мне, ежели я люблю ее?» сказал он, и он вдруг невольно застонал по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
— Сказывал мужик-то этот, под Можайским, где страженья то была, их
с десяти деревень согнали, 20 дён
возили,
не свозили всех, мертвых-то. Волкòв этих чтò, говорит…
С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему
не вставать. Графиня,
не раздеваясь, две недели
провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он всхлипивая, молча целовал ее руку.
Она
не могла понять, отчего он бывал так особенно оживлен и счастлив, когда, встав
с зарею и
проведя всё утро в поле или на гумне, он возвращался к ее чаю
с посева, покоса или уборки.
Она
не понимала, чем он так восхищался, рассказывая
с восторгом про богатого хозяйственного мужика Матвея Ермишина, который всю ночь
с семьей
возил снопы, и еще ни у кого ничего
не было убрано, а у него уже стояли одонья.
Подвластность Пьера заключалась в том, что он
не смел
не только ухаживать, но
не смел
с улыбкой говорить
с другою женщиной,
не смел ездить в клубы, на обеды, так, для того чтобы
провести время,
не смел расходовать деньги для прихотей,
не смел уезжать на долгие сроки, исключая как по делам, в число которых жена включала и его занятия науками, в которых она ничего
не понимала, но которым она приписывала большую важность.