Неточные совпадения
Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы
Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием
императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания
императора Александра с
Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с
Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ
Наполеона, сам
император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав
императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l’empereur! [да здравствует!] бежали за ним. Приказ
Наполеона был следующий...
Сказав это,
Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к
императору.
— Вы командир кавалергардского полка
императора Александра? — спросил
Наполеон.
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза
императору, не мог не привлечь его внимания.
Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека — jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания
императоров; он видел плоты с вензелями, проезд
Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо
императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия
Наполеона; видел, как оба
императора сели в лодки и как
Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне.
Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а
Наполеон Андрея 1-й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии.
Александр и
Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к
императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
— A celui qui s’est le plus vaillament conduit dans cette dernière guerre, [ — Тому, кто храбрее всех вел себя в эту войну,] — прибавил
Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего
императора.
Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на
императора Александра, показывая этим, что то, что̀ он делал теперь, он делал для своего союзника.
В 1809-м году близость двух властелинов мира, как называли
Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда
Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за-границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского
императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между
Наполеоном и одною из сестер
императора Александра.
Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом —
император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги.
И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось
Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского
императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностию приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
29-го мая
Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного
императора.
Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и
императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был недоволен, одарил своими собственными, т. е. взятыми у других королей жемчугами и бриллиантами императрицу Австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию-Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она — эта Мария-Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга — казалось не в силах была перенести.
13-го июня в 2 часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к
Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому
императору.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал-адъютант
императора Александра и даже представитель его перед
Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и значение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
Император, государь мой,] — начал Балашев давно приготовленную речь, когда
Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз
императора смутил его.
Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые
император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать
Наполеону.
Наполеон знал, как желал
император Александр быть полководцем.
В конце речи Балашева,
Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал
императору шляпу и перчатки, другой подал носовой платок.
Наполеон, не глядя на них, обратился к Балашеву...
— Уверьте от моего имени
императора Александра, — сказал он взяв шляпу, — что я ему предан по-прежнему: я знаю его совершенно и весьма высоко ценю его высокие качества. Je ne vous retiens plus, général, vous recevrez ma lettre à l’Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] — И
Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной всё бросилось вперед и вниз по лестнице.
После всего того, что̀ сказал ему
Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних, сухо сказанных слов: «je ne vous retiens plus, général, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что
Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его — оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил приглашение в этот день к столу
императора.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен, по рассказам Балашева, при дворе
императора Александра и очень мало был оценен теперь за обедом
Наполеона и прошел незаметно.
После обеда перешли пить кофе в кабинет
Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом
императора Александра.
Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подле себя Балашеву.
— Это та же комната, как мне говорили, в которой жил
император Александр. Странно, неправда ли, генерал? — сказал он, очевидно не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его,
Наполеона, над Александром.
— Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, с тою же насмешливою, уверенною улыбкой продолжал
Наполеон. — Чего я не могу понять, — сказал он, — это того, что
император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? — с вопросом обратился он к Балашеву, и очевидно это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
— Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l’Empereur Alexandre? [Ну-с, чтό ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный
императора Александра?] — сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим-нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем] кроме его,
Наполеона.
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо
Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому
императору, и война началась.
Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux, [сорок два] т. е. предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666-ти, из чего выходит, что предел власти
Наполеона наступил в 1812-м году, в котором французскому
императору минуло 42 года.
В исторических сочинениях о 1812-м годе авторы-французы очень любят говорить о том, как
Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы-русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план Скифской войны заманиванья
Наполеона в глубь России и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому-то французу, кто Толю, кто самому
императору Александру, указывая на записки, на проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий.
Проехав несколько шагов молча,
Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам
император, тот самый
император, который написал на пирамидах бессмертно-победоносное имя.
Переодевшись в придворный мундир, m-r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им
императору посылку и вошел в первое отделение палатки
Наполеона, где, переговариваясь с окружившими его адъютантами
Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча то, чтò говорил Фабвье о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль — быть достойными своего
императора, и один страх — не угодить ему.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от
Наполеона и дочери австрийского
императора, которого почему-то все называли королем Рима.
Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости
императора и его маршалов, и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать
Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие
Наполеона, и он сам, думали иначе.
Когда они слушали приказ
Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали: «Vive l’Empereur!» [Да здравствует
император!] точно так же, как они кричали: «Vive l’Empereur», при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке, точно так же, они кричали бы «Vive l’Empereur» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту, и проходя мимо высокого гвардейца, в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки, и как черный столб вытянувшегося при появлении
императора, остановился против него.
В середине разговора, который начинал занимать
Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к
императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели
император даст еще дивизию.
— Просит подкрепления? — с гневным жестом проговорил
Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но
император отвернулся от него, сделал два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. — Надо дать резервы, — сказал он, слегка разводя руками. — Кого послать туда, как вы думаете? — обратился он к Бертье, к этому oison que j’ai fait aigle, [гусенку, которого я сделал орлом,] как он впоследствии называл его.
В отношении дипломатическом,
Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного капитана Яковлева, не знающего как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою политику и свое великодушие и, написав письмо к
императору Александру, в котором он считает своим долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург.
Когда вот-вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого
императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге.
Наполеон, с своим 40-летним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном, и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
Наполеон чувствовал это и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтования остановился в Москве и вместо шпаги противника, увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и
императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существуют какие-то правила для того, чтоб убивать людей).
В России же был
император Александр, который решился восстановить порядок в Европе и потому воевал с
Наполеоном.
И
Наполеон привел 600 тысяч человек в Россию и завоевал Москву; а потом он вдруг убежал из Москвы, и тогда
император Александр, с помощью советов Штейна и других, соединил Европу для ополчения против нарушителя ее спокойствия.
Союзники победили
Наполеона, вступили в Париж, заставили
Наполеона отречься от престола и послали его на остров Эльбу, не лишая его сана
императора и оказывая ему всякое уважение, несмотря на то, что пять лет тому назад, и год после этого, все его считали разбойником вне закона.