Неточные совпадения
В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил
ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в
другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одною, то
другой ногою.
Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими
ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к
другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты.
Ростов не подумал о том, что̀ значит требование носилок; он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под
ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали
другие.
Из-за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а
другое оторвало
ногу ящичному вожатому.
То двигались тысячи
ног и штыков с развевавшимися знаменами, и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя
другие такие же массы пехоты в
других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение.
Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья и он тронулся, сопутствуемый беспорядочно-заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у
других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из-за свиты, окружавшей императоров.
Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна
нога, а
другой совсем не было выше колена.
Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил
другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
После больших усилий я перетащил свое тело так, что
ноги висели на одной, а туловище на
другой стороне.
Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правѝло (хвост), стала тереться о
ноги Николая.
Красный Любим выскочил из-за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних
ног), но в ту же секунду испуганно перескочил на
другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали
ноги, и Данило раза два с одного бока на
другой перевалил волка.
— Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, — пробурчал старик и, осмотрев с головы до
ног Наташу, вышел. М-llе Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели
друг на
друга, и чем дольше они молча смотрели
друг на
друга, не высказывая того, что̀ им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали
друг о
друге.
— Mais charmante! [Очень, очень мила!] — сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались
другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся
ногой в рампу.
Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми
ногами и худыми руками, отделившись от
других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одною
ногой о
другую.
Потом танцовали еще
другие, с голыми
ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что-то под музыку, и все стали петь.
— Убирайся к чорту, — сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в
другую комнату и тотчас же вернулся и с
ногами сел на кресло близко перед Долоховым. — Это чорт знает что́ такое! А? Ты посмотри, как бьется! — Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. — Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une déesse!! [ — Какая ножка, любезный
друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Он молча прошел от одного угла комнаты до
другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении и левая
нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак.] говорил он впоследствии.
В конце речи Балашева, Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза
ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки,
другой подал носовой платок. Наполеон, не глядя на них, обратился к Балашеву...
Драгунский французский офицер одною
ногой прыгал на земле,
другою зацепился в стремени.
Одна часть этой песочной пыли месилась
ногами и колесами,
другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри, и главное в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что̀ был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот и связали
другим платком расходившиеся
ноги.
А завтра меня убьет — и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за
ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для
других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
— Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, — показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. — Эх, нескладная, — укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и
ногу человека. — Ну вы лисицы! — смеялся
другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым. — Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! — кричали на ополченцев, замявшихся пред солдатом с оторванною
ногой. — Тое кое, малый, — передразнивали мужиков. — Страсть не любят!
Два доктора молча — один был бледен и дрожал — что-то делали над
другою, красною
ногой этого человека.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал
ногами, вместе с
другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же, как и
другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одною босою
ногой о
другую.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна
нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за
другую ногу, взглядывая на Пьера.
Пока одна рука вешала бечевку,
другая уже принималась разматывать
другую ногу.
Кутузов сидел, спустив одну
ногу с кровати и навалившись большим животом на
другую, согнутую
ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, чтò занимало его.
— Да я его взял сперва на-перво на зорьке еще, — продолжал Тихон, переставляя пошире плоские вывернутые
ноги в лаптях — да и свел в лес. Вижу не ладен, Думаю дай схожу,
другого поаккуратнее какого возьму.
Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал от того, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и согревая
другую; что, когда он бывало надевал свои бальные, узкие башмаки, он точно так же страдал как и теперь, когда он шел уже совсем босой (обувь его давно растрепалась),
ногами, покрытыми болячками.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал, что невозможно ступить на них; но когда все поднялись, он пошел прихрамывая и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру еще страшнее было смотреть на
ноги. Но он не смотрел на них и думал о
другом.