Неточные совпадения
— Vous m'avez sauvé la vie! Vous êtes Français, [ — Вы спасли мне
жизнь. Вы француз,] — сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение
жизни его, m-r Ramball'я, capitaine du 13-me léger [мосье Рамбаля,
капитана 13-го легкого полка] — было без сомнения самым великим делом.
На утверждение Пьера, что он не француз,
капитан, очевидно, не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он всё-таки, несмотря на то, всё так же на веки связан с ним чувством благодарности за спасение
жизни.
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти
капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас
жизнь одному поляку (вообще в рассказах
капитана эпизод спасения
жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de coeur) [парижанку сердцем] в то время, как сам поступил во французскую службу.
Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием,
капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: je vous ai sauvé la vie, et je sauve votre honneur! [я спас вашу
жизнь и спасаю вашу честь!]
Неточные совпадения
— Ну, брат Грушницкий, жаль, что промахнулся! — сказал
капитан, — теперь твоя очередь, становись! Обними меня прежде: мы уж не увидимся! — Они обнялись;
капитан едва мог удержаться от смеха. — Не бойся, — прибавил он, хитро взглянув на Грушницкого, — все вздор на свете!.. Натура — дура, судьба — индейка, а
жизнь — копейка!
— Николай Ильич Снегирев-с, русской пехоты бывший штабс-капитан-с, хоть и посрамленный своими пороками, но все же штабс-капитан. Скорее бы надо сказать: штабс-капитан Словоерсов, а не Снегирев, ибо лишь со второй половины
жизни стал говорить словоерсами. Словоерс приобретается в унижении.
— Не надо,
капитан, — ответил мне тихонько гольд, усиленно подчеркивая слово «не надо», и при этом сказал, что в таких случаях, когда человек вспоминает свою
жизнь, его нельзя беспокоить.
У
капитана была давняя слабость к «науке» и «литературе». Теперь он гордился, что под соломенной крышей его усадьбы есть и «литература» (мой брат), и «наука» (студент), и вообще — умная новая молодежь. Его огорчало только, что умная молодежь как будто не признает его и
жизнь ее идет особой струей, к которой ему трудно примкнуть.
Над всем этим проносятся с шумом ветры и грозы, идет своя
жизнь, и ни разу еще к обычным звукам этой
жизни не примешалась фамилия нашего
капитана или «всемирно известного» писателя.