Неточные совпадения
—
Славу Богу, —
сказал Матвей, этим ответом показывая, что он понимает так же, как и барин, значение этого приезда, то есть что Анна Аркадьевна, любимая сестра Степана Аркадьича, может содействовать примирению мужа с женой.
— Ну,
иди, Танчурочка моя. Ах да, постой, —
сказал он, всё-таки удерживая ее и гладя ее нежную ручку.
— Уж прикажите за братом
послать, —
сказала она, — всё он изготовит обед; а то, по вчерашнему, до шести часов дети не евши.
— Ну,
пойдем в кабинет, —
сказал Степан Аркадьич, знавший самолюбивую и озлобленную застенчивость своего приятеля; и, схватив его за руку, он повлек его за собой, как будто проводя между опасностями.
— Я жалею, что
сказал тебе это, —
сказал Сергей Иваныч, покачивая головой на волнение меньшого брата. — Я
посылал узнать, где он живет, и
послал ему вексель его Трубину, по которому я заплатил. Вот что он мне ответил.
Но в это самое время вышла княгиня. На лице ее изобразился ужас, когда она увидела их одних и их расстроенные лица. Левин поклонился ей и ничего не
сказал. Кити молчала, не поднимая глаз. «
Слава Богу, отказала», — подумала мать, и лицо ее просияло обычной улыбкой, с которою она встречала по четвергам гостей. Она села и начала расспрашивать Левина о его жизни в деревне. Он сел опять, ожидая приезда гостей, чтоб уехать незаметно.
— До свиданья, Иван Петрович. Да посмотрите, не тут ли брат, и
пошлите его ко мне, —
сказала дама у самой двери и снова вошла в отделение.
— И я рада, — слабо улыбаясь и стараясь по выражению лица Анны узнать, знает ли она,
сказала Долли. «Верно, знает», подумала она, заметив соболезнование на лице Анны. — Ну,
пойдем, я тебя проведу в твою комнату, — продолжала она, стараясь отдалить сколько возможно минуту объяснения.
— Ну, так
пойдем к ним, —
сказала она. — Вася спит теперь, жалко.
— Ну, разумеется, — быстро прервала Долли, как будто она говорила то, что не раз думала, — иначе бы это не было прощение. Если простить, то совсем, совсем. Ну,
пойдем, я тебя проведу в твою комнату, —
сказала она вставая, и по дороге Долли обняла Анну. — Милая моя, как я рада, что ты приехала. Мне легче, гораздо легче стало.
— Стива, —
сказала она ему, весело подмигивая, крестя его и указывая на дверь глазами. —
Иди, и помогай тебе Бог.
— Отчего же непременно в лиловом? — улыбаясь спросила Анна. — Ну, дети,
идите,
идите. Слышите ли? Мис Гуль зовет чай пить, —
сказала она, отрывая от себя детей и отправляя их в столовую.
Вошел приказчик и
сказал, что всё,
слава Богу, благополучно, но сообщил, что греча в новой сушилке подгорела.
— Кузьма, дай тулуп. А вы велите-ка взять фонарь, я
пойду взгляну, —
сказал он приказчику.
Да,
слава Богу, и нечего говорить»,
сказала она себе.
— Да после обеда нет заслуги! Ну, так я вам дам кофею,
идите умывайтесь и убирайтесь, —
сказала баронесса, опять садясь и заботливо поворачивая винтик в новом кофейнике. — Пьер, дайте кофе, — обратилась она к Петрицкому, которого она называла Пьер, по его фамилии Петрицкий, не скрывая своих отношений с ним. — Я прибавлю.
— Вот как! — проговорил князь. — Так и мне собираться? Слушаю-с, — обратился он к жене садясь. — А ты вот что, Катя, — прибавил он к меньшой дочери, — ты когда-нибудь, в один прекрасный день, проснись и
скажи себе: да ведь я совсем здорова и весела, и
пойдем с папа опять рано утром по морозцу гулять. А?
— Нет, как хотите, —
сказал полковой командир Вронскому, пригласив его к себе, — Петрицкий становится невозможным. Не проходит недели без истории. Этот чиновник не оставит дела, он
пойдет дальше.
— Ты не в постели? Вот чудо! —
сказала она, скинула башлык и не останавливаясь
пошла дальше, в уборную. — Пора, Алексей Александрович, — проговорила она из-за двери.
— Послать-пошлю, — уныло
сказал Василий Федорович. — Да вот и лошади слабы стали.
— Как хотите делайте, только поскорей, —
сказал он и
пошел к приказчику.
— Вот вы хоть похва̀лите, —
сказала Агафья Михайловна, — а Константин Дмитрич, что ему ни подай, хоть хлеба корку, — поел и
пошел.
—
Пошли ко мне на дом, чтобы закладывали поскорей коляску тройкой, —
сказал он слуге, подававшему ему бифстек на серебряном горячем блюде, и, придвинув блюдо, стал есть.
—
Пойдем в бильярдную, —
сказал он.
—
Пойдем, я кончил, —
сказал Вронский и, встав,
пошел к двери. Яшвин встал тоже, растянув свои огромные ноги и длинную спину.
—
Пойдем, — всё так же не открывая рта, нахмурившись
сказал Англичанин и, размахивая локтями,
пошел вперед своею развинченною походкой.
— Ты испугал меня, —
сказала она. — Я одна и жду Сережу, он
пошел гулять; они отсюда придут.
— Не торопитесь, —
сказал Корд Вронскому, — и помните одно: не задерживайте у препятствий и не
посылайте, давайте ей выбирать, как она хочет.
— Я
иду, прощайте! —
сказала Анна и, поцеловав сына, подошла к Алексею Александровичу и протянула ему руку. — Ты очень мил, что приехал.
— Здесь столько блеска, что глаза разбежались, —
сказал он и
пошел в беседку. Он улыбнулся жене, как должен улыбнуться муж, встречая жену, с которою он только что виделся, и поздоровался с княгиней и другими знакомыми, воздав каждому должное, то есть пошутив с дамами и перекинувшись приветствиями с мужчинами. Внизу подле беседки стоял уважаемый Алексей Александровичем, известный своим умом и образованием генерал-адъютант. Алексей Александрович зaговорил с ним.
— Я
пошлю к нему, узнаю и пришлю
сказать, — прошептала ей Бетси.
— Уморительны мне твои engouements, [увлечения,]] —
сказала княгиня, — нет,
пойдём лучше назад, — прибавила она, заметив двигавшегося им навстречу Левина с своею дамой и с немецким доктором, с которым он что-то громко и сердито говорил.
—
Пойдёшь ходить, ну, подойдешь к лавочке, просят купить: «Эрлаухт, эксцеленц, дурхлаухт». [«Ваше сиятельство, ваше превосходительство, ваша светлость».] Ну, уж как
скажут: «Дурхлаухт», уж я и не могу: десяти талеров и нет.
— А знаешь, я о тебе думал, —
сказал Сергей Иванович. — Это ни на что не похоже, что у вас делается в уезде, как мне порассказал этот доктор; он очень неглупый малый. И я тебе говорил и говорю: нехорошо, что ты не ездишь на собрания и вообще устранился от земского дела. Если порядочные люди будут удаляться, разумеется, всё
пойдет Бог знает как. Деньги мы платим, они
идут на жалованье, а нет ни школ, ни фельдшеров, ни повивальных бабок, ни аптек, ничего нет.
— Может быть, всё это хорошо; но мне-то зачем заботиться об учреждении пунктов медицинских, которыми я никогда не пользуюсь, и школ, куда я своих детей не буду
посылать, куда и крестьяне не хотят
посылать детей, и я еще не твердо верю, что нужно их
посылать? —
сказал он.
— Да мою косу
пошлите, пожалуйста, к Титу, чтоб он отбил и вынес завтра; я, может быть, буду сам косить тоже, —
сказал он, стараясь не конфузиться.
Левин не замечал, как проходило время. Если бы спросили его, сколько времени он косил, он
сказал бы, что полчаса, — а уж время подошло к обеду. Заходя ряд, старик обратил внимание Левина на девочек и мальчиков, которые с разных сторон, чуть видные, по высокой траве и по дороге
шли к косцам, неся оттягивавшие им ручонки узелки с хлебом и заткнутые тряпками кувшинчики с квасом.
— Ну, ребята, держись! —
сказал Тит и почти рысью
пошел передом.
— Ну,
иди,
иди, и я сейчас приду к тебе, —
сказал Сергей Иванович, покачивая головой, глядя на брата. —
Иди же скорей, — прибавил он улыбаясь и, собрав свои книги, приготовился итти. Ему самому вдруг стало весело и не хотелось расставаться с братом. — Ну, а во время дождя где ты был?
— Хочешь пройтись,
пойдем вместе, —
сказал он, не желая расставаться с братом, от которого так и веяло свежестью и бодростью. —
Пойдем, зайдем и в контору, если тебе нужно.
«Ничего не нужно»,
сказала она себе и, сложив бювар,
пошла наверх, объявила гувернантке и людям, что она едет нынче в Москву, и тотчас принялась за укладку вещей.
— Как я рада, что вы приехали, —
сказала Бетси. — Я устала и только что хотела выпить чашку чаю, пока они приедут. А вы бы
пошли, — обратилась она к Тушкевичу, — с Машей попробовали бы крокет-гроунд там, где подстригли. Мы с вами успеем по душе поговорить за чаем, we’ll have а cosy chat, [приятно поболтаем,] не правда ли? — обратилась она к Анне с улыбкой, пожимая ее руку, державшую зонтик.
— Я не
пойду, —
сказала Лиза улыбаясь и подсаживаясь к Анне. — Вы тоже не
пойдете? что за охота играть в крокет!
— У меня голова заболела, я
пойду домой, —
сказал он Серпуховскому.
—
Пошел,
пошел! —
сказал он кучеру, высунувшись в окно, и, достав из кармана трехрублевую бумажку, сунул ее оглянувшемуся кучеру. Рука извозчика ощупала что-то у фонаря, послышался свист кнута, и карета быстро покатилась по ровному шоссе.
— Всё равно, —
сказала она, кладя свою руку на его, —
пойдем, мне нужно переговорить.
— Кто это
идет? —
сказал вдруг Вронский, указывая на шедших навстречу двух дам. — Может быть, знают нас, — и он поспешно направился, увлекая ее за собою, на боковую дорожку.
— А вот у нас, помещиков, всё плохо
идет с работниками, —
сказал Левин, подавая ему стакан с чаем.
— Да, у Михаила Петровича
идет, а спросите-ка как? Это разве рациональное хозяйство? —
сказал помещик, очевидно щеголяя словом «рациональное».
— Меня очень занимает вот что, —
сказал Левин. — Он прав, что дело наше, то есть рационального хозяйства, нейдет, что
идет только хозяйство ростовщическое, как у этого тихонького, или самое простое. Кто в этом виноват?