Как ни сильно желала Анна свиданья с сыном, как ни давно думала о том и готовилась к тому, она никак не ожидала, чтоб это свидание так сильно подействовало на нее. Вернувшись в свое одинокое отделение в гостинице, она долго не могла понять, зачем она здесь. «Да, всё это кончено, и я опять одна», сказала она себе и,
не снимая шляпы, села на стоявшее у камина кресло. Уставившись неподвижными глазами на бронзовые часы, стоявшие на столе между окон, она стала думать.
Неточные совпадения
—
Не знаю, вспомните ли вы меня, но я должен напомнить себя, чтобы поблагодарить зa вашу доброту к моей дочери, — сказал он ей,
сняв шляпу и
не надевая её.
Он пожал руку мужику и присел на стул,
не снимая пальто и
шляпы.
— Мама, душечка, голубушка! — закричал он, бросаясь опять к ней и обнимая ее. Как будто он теперь только, увидав ее улыбку, ясно понял, что случилось. — Это
не надо, — говорил он,
снимая с нее
шляпу. И, как будто вновь увидав ее без
шляпы, он опять бросился целовать ее.
— Вы угадали, что мне хотелось поговорить с вами? — сказал он, смеющимися глазами глядя на нее. — Я
не ошибаюсь, что вы друг Анны. — Он
снял шляпу и, достав платок, отер им свою плешивевшую голову.
«Неужели я нашел разрешение всего, неужели кончены теперь мои страдания?» думал Левин, шагая по пыльной дороге,
не замечая ни жару, ни усталости и испытывая чувство утоления долгого страдания. Чувство это было так радостно, что оно казалось ему невероятным. Он задыхался от волнення и,
не в силах итти дальше, сошел с дороги в лес и сел в тени осин на нескошенную траву. Он
снял с потной головы
шляпу и лег, облокотившись на руку, на сочную, лопушистую лесную траву.
Вдруг раздался с колокольни ближайшего монастыря благовест, и все — экипажи, пешеходы — мгновенно стало и оцепенело. Мужчины сняли шляпы, женщины стали креститься, многие тагалки преклонили колени. Только два англичанина или американца промчались в коляске в кругу,
не снимая шляп. Через минуту все двинулось опять. Это «Angelus». Мы объехали раз пять площадь. Стало темно; многие разъезжались. Мы поехали на Эскольту есть сорбетто, то есть мороженое.
Они ехали в отдельном купе. Обоим было грустно и неловко. Она сидела в углу,
не снимая шляпы, и делала вид, что дремлет, а он лежал против нее на диване, и его беспокоили разные мысли: об отце, об «особе», о том, понравится ли Юлии его московская квартира. И, поглядывая на жену, которая не любила его, он думал уныло: «Зачем это произошло?»
Неточные совпадения
Купцы, и приезжие и туземные, стоя у дверей лавок, почтительно
снимали шляпы, и Чичиков,
не без достоинства, приподнимал им в ответ свою.
В это время, когда экипаж был таким образом остановлен, Селифан и Петрушка, набожно
снявши шляпу, рассматривали, кто, как, в чем и на чем ехал, считая числом, сколько было всех и пеших и ехавших, а барин, приказавши им
не признаваться и
не кланяться никому из знакомых лакеев, тоже принялся рассматривать робко сквозь стеклышка, находившиеся в кожаных занавесках: за гробом шли,
снявши шляпы, все чиновники.
Миллионщик имеет ту выгоду, что может видеть подлость, совершенно бескорыстную, чистую подлость,
не основанную ни на каких расчетах: многие очень хорошо знают, что ничего
не получат от него и
не имеют никакого права получить, но непременно хоть забегут ему вперед, хоть засмеются, хоть
снимут шляпу, хоть напросятся насильно на тот обед, куда узнают, что приглашен миллионщик.
— Кстати, о девочках, — болтал Тагильский,
сняв шляпу, обмахивая ею лицо свое. — На днях я был в компании с товарищем прокурора — Кучиным, Кичиным? Помните керосиновый скандал с девицей Ветровой, — сожгла себя в тюрьме, — скандал, из которого пытались сделать историю? Этому Кичину приписывалось неосторожное обращение с Ветровой, но, кажется, это чепуха, он —
не ветреник.
Гусаров сбрил бородку, оставив сердитые черные усы, и стал похож на армянина. Он
снял крахмаленную рубашку, надел суконную косоворотку, сапоги до колена, заменил
шляпу фуражкой, и это сделало его человеком, который сразу, издали, бросался в глаза. Он уже
не проповедовал необходимости слияния партий, социал-демократов называл «седыми», социалистов-революционеров — «серыми», очень гордился своей выдумкой и говорил: