Неточные совпадения
Ему бы смешно показалось,
если б ему сказали, что он не получит места с тем жалованьем, которое ему нужно, тем более, что он
и не требовал чего-нибудь чрезвычайного; он хотел
только того, что получали его сверстники, а исполнять такого рода должность мог он не хуже всякого другого.
— Ах перестань! Христос никогда бы не сказал этих слов,
если бы знал, как будут злоупотреблять ими. Изо всего Евангелия
только и помнят эти слова. Впрочем, я говорю не то, что думаю, а то, что чувствую. Я имею отвращение к падшим женщинам. Ты пауков боишься, а я этих гадин. Ты ведь, наверно, не изучал пауков
и не знаешь их нравов: так
и я.
— Я
только того
и желаю, чтобы быть пойманным, — отвечал Вронский с своею спокойною добродушною улыбкой. —
Если я жалуюсь, то на то
только, что слишком мало пойман,
если говорить правду. Я начинаю терять надежду.
—
И мне то же говорит муж, но я не верю, — сказала княгиня Мягкая. —
Если бы мужья наши не говорили, мы бы видели то, что есть, а Алексей Александрович, по моему, просто глуп. Я шопотом говорю это… Не правда ли, как всё ясно делается? Прежде, когда мне велели находить его умным, я всё искала
и находила, что я сама глупа, не видя его ума; а как
только я сказала: он глуп, но шопотом, — всё так ясно стало, не правда ли?
И он от двери спальной поворачивался опять к зале; но, как
только он входил назад в темную гостиную, ему какой-то голос говорил, что это не так
и что
если другие заметили это, то значит, что есть что-нибудь.
В этот день было несколько скачек: скачка конвойных, потом двухверстная офицерская, четырехверстная
и та скачка, в которой он скакал. К своей скачке он мог поспеть, но
если он поедет к Брянскому, то он
только так приедет,
и приедет, когда уже будет весь Двор. Это было нехорошо. Но он дал Брянскому слово быть у него
и потому решил ехать дальше, приказав кучеру не жалеть тройки.
— Опасность в скачках военных, кавалерийских, есть необходимое условие скачек.
Если Англия может указать в военной истории на самые блестящие кавалерийские дела, то
только благодаря тому, что она исторически развивала в себе эту силу
и животных
и людей. Спорт, по моему мнению, имеет большое значение,
и, как всегда, мы видим
только самое поверхностное.
— Как не думала?
Если б я была мужчина, я бы не могла любить никого, после того как узнала вас. Я
только не понимаю, как он мог в угоду матери забыть вас
и сделать вас несчастною; у него не было сердца.
— Я понял, разумеется, — сказал Левин, — что это
только значит то, что вы хотите меня видеть,
и очень рад. Разумеется, я воображаю, что вам, городской хозяйке, здесь дико,
и,
если что нужно, я весь к вашим услугам.
— Я знала
только то, что что-то было, что ее ужасно мучало,
и что она просила меня никогда не говорить об этом. А
если она не сказала мне, то она никому не говорила. Но что же у вас было? Скажите мне.
Министерство, враждебное Алексею Александровичу, доказывало, что положение инородцев было весьма цветущее
и что предполагаемое переустройство может погубить их процветание, а
если что есть дурного, то это вытекает
только из неисполнения министерством Алексея Александровича предписанных законом мер.
И потому я
только предупреждаю вас, что наши отношения должны быть такие, какие они всегда были
и что
только в том случае,
если вы компрометируете себя, я должен буду принять меры, чтоб оградить свою честь.
Стада улучшенных коров, таких же, как Пава, вся удобренная, вспаханная плугами земля, девять равных полей, обсаженных лозинами, девяносто десятин глубоко запаханного навоза, рядовые сеялки,
и т. п., — всё это было прекрасно,
если б это делалось
только им самим или им с товарищами, людьми сочувствующими ему.
— Нет, вы
только говорите; вы, верно, знаете всё это не хуже меня. Я, разумеется, не социальный профессор, но меня это интересовало,
и, право,
если вас интересует, вы займитесь.
«Да, я должен был сказать ему: вы говорите, что хозяйство наше нейдет потому, что мужик ненавидит все усовершенствования
и что их надо вводить властью; но
если бы хозяйство совсем не шло без этих усовершенствований, вы бы были правы; но оно идет,
и идет
только там, где рабочий действует сообразно с своими привычками, как у старика на половине дороги.
Правда, часто, разговаривая с мужиками
и разъясняя им все выгоды предприятия, Левин чувствовал, что мужики слушают при этом
только пение его голоса
и знают твердо, что, что бы он ни говорил, они не дадутся ему в обман. В особенности чувствовал он это, когда говорил с самым умным из мужиков, Резуновым,
и заметил ту игру в глазах Резунова, которая ясно показывала
и насмешку над Левиным
и твердую уверенность, что
если будет кто обманут, то уж никак не он, Резунов.
Он чувствовал, что
если б они оба не притворялись, а говорили то, что называется говорить по душе, т. е.
только то, что они точно думают
и чувствуют, то они
только бы смотрели в глаза друг другу,
и Константин
только бы говорил: «ты умрешь, ты умрешь, ты умрешь!» ― а Николай
только бы отвечал: «знаю, что умру; но боюсь, боюсь, боюсь!»
И больше бы ничего они не говорили,
если бы говорили
только по душе.
Положение было мучительно для всех троих,
и ни один из них не в силах был бы прожить
и одного дня в этом положении,
если бы не ожидал, что оно изменится
и что это
только временное горестное затруднение, которое пройдет.
— Старо, но знаешь, когда это поймешь ясно, то как-то всё делается ничтожно. Когда поймешь, что нынче-завтра умрешь,
и ничего не останется, то так всё ничтожно!
И я считаю очень важной свою мысль, а она оказывается так же ничтожна,
если бы даже исполнить ее, как обойти эту медведицу. Так
и проводишь жизнь, развлекаясь охотой, работой, — чтобы
только не думать о смерти.
— Но
если женщины, как редкое исключение,
и могут занимать эти места, то, мне кажется, вы неправильно употребили выражение «правà». Вернее бы было сказать: обязанности. Всякий согласится, что, исполняя какую-нибудь должность присяжного, гласного, телеграфного чиновника, мы чувствуем, что исполняем обязанность.
И потому вернее выразиться, что женщины ищут обязанностей,
и совершенно законно.
И можно
только сочувствовать этому их желанию помочь общему мужскому труду.
Он считал, что для Анны было бы лучше прервать сношения с Вронским, но,
если они все находят, что это невозможно, он готов был даже вновь допустить эти сношения,
только бы не срамить детей, не лишаться их
и не изменить своего положения.
— Мне вас ужасно жалко!
И как бы я счастлив был,
если б устроил это! — сказал Степан Аркадьич, уже смелее улыбаясь. — Не говори, не говори ничего!
Если бы Бог дал мне
только сказать так, как я чувствую. Я пойду к нему.
«Что как она не любит меня? Что как она выходит за меня
только для того, чтобы выйти замуж? Что
если она сама не знает того, что делает? — спрашивал он себя. — Она может опомниться
и,
только выйдя замуж, поймет, что не любит
и не могла любить меня».
И странные, самые дурные мысли о ней стали приходить ему. Он ревновал ее к Вронскому, как год тому назад, как будто этот вечер, когда он видел ее с Вронским, был вчера. Он подозревал, что она не всё сказала ему.
— Я понимаю, друг мой, — сказала графиня Лидия Ивановна. — Я всё понимаю. Помощь
и утешение вы найдете не во мне, но я всё-таки приехала
только затем, чтобы помочь вам,
если могу.
Если б я могла снять с вас все эти мелкие унижающие заботы… Я понимаю, что нужно женское слово, женское распоряжение. Вы поручаете мне?
— Да я не хочу знать! — почти вскрикнула она. — Не хочу. Раскаиваюсь я в том, что сделала? Нет, нет
и нет.
И если б опять то же, сначала, то было бы то же. Для нас, для меня
и для вас, важно
только одно: любим ли мы друг друга. А других нет соображений. Для чего мы живем здесь врозь
и не видимся? Почему я не могу ехать? Я тебя люблю,
и мне всё равно, — сказала она по-русски, с особенным, непонятным ему блеском глаз взглянув на него, —
если ты не изменился. Отчего ты не смотришь на меня?
Вронский в первый раз испытывал против Анны чувство досады, почти злобы за ее умышленное непонимание своего положения. Чувство это усиливалось еще тем, что он не мог выразить ей причину своей досады.
Если б он сказал ей прямо то, что он думал, то он сказал бы: «в этом наряде, с известной всем княжной появиться в театре — значило не
только признать свое положение погибшей женщины, но
и бросить вызов свету, т. е. навсегда отречься от него».
—
Если б это была вспышка или страсть,
если б я испытывал
только это влечение — это взаимное влечение (я могу сказать взаимное), но чувствовал бы, что оно идет в разрез со всем складом моей жизни,
если б я чувствовал, что, отдавшись этому влечению, я изменяю своему призванию
и долгу… но этого нет.
—
Только если он не приедет,
и я прощусь с вами, дети, — грустно вздохнув, сказала княгиня.
«Ну, так
если он хочет этого, я сделаю, но я за себя уже не отвечаю теперь», подумала она
и со всех ног рванулась вперед между кочек. Она ничего уже не чуяла теперь
и только видела
и слышала, ничего не понимая.
—
Только эти два существа я люблю,
и одно исключает другое. Я не могу их соединить, а это мне одно нужно. А
если этого нет, то всё равно. Всё, всё равно.
И как-нибудь кончится,
и потому я не могу, не люблю говорить про это. Так ты не упрекай меня, не суди меня ни в чем. Ты не можешь со своею чистотой понять всего того, чем я страдаю.
― Вы говорите ― нравственное воспитание. Нельзя себе представить, как это трудно!
Только что вы побороли одну сторону, другие вырастают,
и опять борьба.
Если не иметь опоры в религии, ― помните, мы с вами говорили, ― то никакой отец одними своими силами без этой помощи не мог бы воспитывать.
Вопрос для него состоял в следующем: «
если я не признаю тех ответов, которые дает христианство на вопросы моей жизни, то какие я признаю ответы?»
И он никак не мог найти во всем арсенале своих убеждений не
только каких-нибудь ответов, но ничего похожего на ответ.