Неточные совпадения
Одна треть государственных людей, стариков,
были приятелями его отца и знали его в рубашечке; другая треть
были с ним на «ты», а третья —
были хорошие знакомые; следовательно, раздаватели земных благ в виде мест, аренд, концессий и тому подобного
были все ему приятели и не могли обойти своего; и Облонскому не нужно
было особенно стараться, чтобы получить выгодное место; нужно
было только не отказываться, не завидовать, не ссориться, не обижаться, чего он, по свойственной ему доброте, никогда и не делал.
Степана Аркадьича не
только любили все знавшие его за его добрый, веселый нрав и несомненную честность, но в нем, в его красивой, светлой наружности, блестящих глазах, черных бровях, волосах, белизне и румянце лица,
было что-то физически действовавшее дружелюбно и весело на людей, встречавшихся
с ним.
Теперь она верно знала, что он затем и приехал раньше, чтобы застать ее одну и сделать предложение. И тут
только в первый раз всё дело представилось ей совсем
с другой, новой стороны. Тут
только она поняла, что вопрос касается не ее одной, —
с кем она
будет счастлива и кого она любит, — но что сию минуту она должна оскорбить человека, которого она любит. И оскорбить жестоко… За что? За то, что он, милый, любит ее, влюблен в нее. Но, делать нечего, так нужно, так должно.
— Когда найдено
было электричество, — быстро перебил Левин, — то
было только открыто явление, и неизвестно
было, откуда оно происходит и что оно производит, и века прошли прежде, чем подумали о приложении его. Спириты же, напротив, начали
с того, что столики им пишут и духи к ним приходят, а потом уже стали говорить, что это
есть сила неизвестная.
«Всех ненавижу, и вас, и себя», отвечал его взгляд, и он взялся за шляпу. Но ему не судьба
была уйти.
Только что хотели устроиться около столика, а Левин уйти, как вошел старый князь и, поздоровавшись
с дамами, обратился к Левину.
Как
только старый князь отвернулся от него, Левин незаметно вышел, и последнее впечатление, вынесенное им
с этого вечера,
было улыбающееся, счастливое лицо Кити, отвечавшей Вронскому на его вопрос о бале.
Она, счастливая, довольная после разговора
с дочерью, пришла к князю проститься по обыкновению, и хотя она не намерена
была говорить ему о предложении Левина и отказе Кити, но намекнула мужу на то, что ей кажется дело
с Вронским совсем конченным, что оно решится, как
только приедет его мать. И тут-то, на эти слова, князь вдруг вспылил и начал выкрикивать неприличные слова.
Но вчера
были особенные причины, —
с значительною улыбкой продолжал Степан Аркадьич, совершенно забывая то искреннее сочувствие, которое он вчера испытывал к своему приятелю, и теперь испытывая такое же,
только к Вронскому.
Я
с воспитанием maman не
только была невинна, но я
была глупа.
Я видела
только его и то, что семья расстроена; мне его жалко
было, но, поговорив
с тобой, я, как женщина, вижу другое; я вижу твои страдания, и мне, не могу тебе сказать, как жаль тебя!
Весь день этот Анна провела дома, то
есть у Облонских, и не принимала никого, так как уж некоторые из ее знакомых, успев узнать о ее прибытии, приезжали в этот же день. Анна всё утро провела
с Долли и
с детьми. Она
только послала записочку к брату, чтоб он непременно обедал дома. «Приезжай, Бог милостив», писала она.
Только что оставив графиню Банину,
с которою он протанцовал первый тур вальса, он, оглядывая свое хозяйство, то
есть пустившихся танцовать несколько пар, увидел входившую Кити и подбежал к ней тою особенною, свойственною
только дирижерам балов развязною иноходью и, поклонившись, даже не спрашивая, желает ли она, занес руку, чтоб обнять ее тонкую талию.
И черное платье
с пышными кружевами не
было видно на ней; это
была только рамка, и
была видна
только она, простая, естественная, изящная и вместе веселая и оживленная.
Левин помнил, как в то время, когда Николай
был в периоде набожности, постов, монахов, служб церковных, когда он искал в религии помощи, узды на свою страстную натуру, никто не
только не поддержал его, но все, и он сам, смеялись над ним. Его дразнили, звали его Ноем, монахом; а когда его прорвало, никто не помог ему, а все
с ужасом и омерзением отвернулись.
Беркут, бык, лежал
с своим кольцом в губе и хотел
было встать, но раздумал и
только пыхнул раза два, когда проходили мимо.
«Ах, да! муж!» Теперь
только в первый раз Вронский ясно понял то, что муж
было связанное
с нею лицо.
Он знал, что у ней
есть муж, но не верил в существование его и поверил в него вполне,
только когда увидел его,
с его головой, плечами и ногами в черных панталонах; в особенности когда он увидал, как этот муж
с чувством собственности спокойно взял ее руку.
— Ах,
с Бузулуковым
была история — прелесть! — закричал Петрицкий. — Ведь его страсть — балы, и он ни одного придворного бала не пропускает. Отправился он на большой бал в новой каске. Ты видел новые каски? Очень хороши, легче.
Только стоит он… Нет, ты слушай.
Он
с особенным удовольствием, казалось, настаивал на том, что девичья стыдливость
есть только остаток варварства и что нет ничего естественнее, как то, чтоб еще не старый мужчина ощупывал молодую обнаженную девушку.
Третий круг наконец, где она имела связи,
был собственно свет, — свет балов, обедов, блестящих туалетов, свет, державшийся одною рукой за двор, чтобы не спуститься до полусвета, который члены этого круга думали, что презирали, но
с которым вкусы у него
были не
только сходные, но одни и те же.
— Я
только того и желаю, чтобы
быть пойманным, — отвечал Вронский
с своею спокойною добродушною улыбкой. — Если я жалуюсь, то на то
только, что слишком мало пойман, если говорить правду. Я начинаю терять надежду.
— Говорят, что это очень трудно, что
только злое смешно, — начал он
с улыбкою. — Но я попробую. Дайте тему. Всё дело в теме. Если тема дана, то вышивать по ней уже легко. Я часто думаю, что знаменитые говоруны прошлого века
были бы теперь в затруднении говорить умно. Всё умное так надоело…
Вронский
был не
только знаком со всеми, но видал каждый день всех, кого он тут встретил, и потому он вошел
с теми спокойными приемами,
с какими входят в комнату к людям, от которых
только что вышли.
Но и после, и на другой и на третий день, она не
только не нашла слов, которыми бы она могла выразить всю сложность этих чувств, но не находила и мыслей, которыми бы она сама
с собой могла обдумать всё, что
было в ее душе.
Так что, несмотря на уединение или вследствие уединения, жизнь eго
была чрезвычайно наполнена, и
только изредка он испытывал неудовлетворенное желание сообщения бродящих у него в голове мыслей кому-нибудь, кроме Агафьи Михайловны хотя и
с нею ему случалось нередко рассуждать о физике, теории хозяйства и в особенности о философии; философия составляла любимый предмет Агафьи Михайловны.
Старания Агафьи Михайловны и повара, чтоб обед
был особенно хорош, имели своим последствием
только то, что оба проголодавшиеся приятеля, подсев к закуске, наелись хлеба
с маслом, полотка и соленых грибов, и еще то, что Левин велел подавать суп без пирожков, которыми повар хотел особенна удивить гостя.
Яшвин, игрок, кутила и не
только человек без всяких правил, но
с безнравственными правилами, — Яшвин
был в полку лучший приятель Вронского.
Когда она думала о сыне и его будущих отношениях к бросившей его отца матери, ей так становилось страшно за то, что она сделала, что она не рассуждала, а, как женщина, старалась
только успокоить себя лживыми рассуждениями и словами,
с тем чтобы всё оставалось по старому и чтобы можно
было забыть про страшный вопрос, что
будет с сыном.
Он не позволял себе думать об этом и не думал; но вместе
с тем он в глубине своей души никогда не высказывая этого самому себе и не имея на то никаких не
только доказательств, но и подозрений, знал несомненно, что он
был обманутый муж, и
был от этого глубоко несчастлив.
Сколько раз во время своей восьмилетней счастливой жизни
с женой, глядя на чужих неверных жен и обманутых мужей, говорил себе Алексей Александрович: «как допустить до этого? как не развязать этого безобразного положения?» Но теперь, когда беда пала на его голову, он не
только не думал о том, как развязать это положение, но вовсе не хотел знать его, не хотел знать именно потому, что оно
было слишком ужасно, слишком неестественно.
Вместе
с путешественником
было доложено о приезде губернского предводителя, явившегося и Петербург и
с которым нужно
было переговорить. После его отъезда нужно
было докончить занятия будничные
с правителем дел и еще надо
было съездить по серьезному и важному делу к одному значительному лицу. Алексей Александрович
только успел вернуться к пяти часам, времени своего обеда, и, пообедав
с правителем дел, пригласил его
с собой вместе ехать на дачу и на скачки.
— А, как это мило! — сказала она, подавая руку мужу и улыбкой здороваясь
с домашним человеком, Слюдиным. — Ты ночуешь, надеюсь? —
было первое слово, которое подсказал ей дух обмана, — а теперь едем вместе.
Только жаль, что я обещала Бетси. Она заедет за мной.
Всё это она говорила весело, быстро и
с особенным блеском в глазах; но Алексей Александрович теперь не приписывал этому тону ее никакого значения. Он слышал
только ее слова и придавал им
только тот прямой смысл, который они имели. И он отвечал ей просто, хотя и шутливо. Во всем разговоре этом не
было ничего особенного, но никогда после без мучительной боли стыда Анна не могла вспомнить всей этой короткой сцены.
— Ну, так до свиданья. Ты заедешь чай
пить, и прекрасно! — сказала она и вышла, сияющая и веселая. Но, как
только она перестала видеть его, она почувствовала то место на руке, к которому прикоснулись его губы, и
с отвращением вздрогнула.
— Здесь столько блеска, что глаза разбежались, — сказал он и пошел в беседку. Он улыбнулся жене, как должен улыбнуться муж, встречая жену,
с которою он
только что виделся, и поздоровался
с княгиней и другими знакомыми, воздав каждому должное, то
есть пошутив
с дамами и перекинувшись приветствиями
с мужчинами. Внизу подле беседки стоял уважаемый Алексей Александровичем, известный своим умом и образованием генерал-адъютант. Алексей Александрович зaговорил
с ним.
Все громко выражали свое неодобрение, все повторяли сказанную кем-то фразу: «недостает
только цирка
с львами», и ужас чувствовался всеми, так что, когда Вронский упал и Анна громко ахнула, в этом не
было ничего необыкновенного. Но вслед затем в лице Анны произошла перемена, которая
была уже положительно неприлична. Она совершенно потерялась. Она стала биться, как пойманная птица: то хотела встать и итти куда-то, то обращалась к Бетси.
Кити
с гордостью смотрела на своего друга. Она восхищалась и ее искусством, и ее голосом, и ее лицом, но более всего восхищалась ее манерой, тем, что Варенька, очевидно, ничего не думала о своем пении и
была совершенно равнодушна к похвалам; она как будто спрашивала
только: нужно ли еще
петь или довольно?
Кити держала ее за руку и
с страстным любопытством и мольбой спрашивала ее взглядом: «Что же, что же это самое важное, что дает такое спокойствие? Вы знаете, скажите мне!» Но Варенька не понимала даже того, о чем спрашивал ее взгляд Кити. Она помнила
только о том, что ей нынче нужно еще зайти к М-me Berthe и
поспеть домой к чаю maman, к 12 часам. Она вошла в комнаты, собрала ноты и, простившись со всеми, собралась уходить.
Жизнь эта открывалась религией, но религией, не имеющею ничего общего
с тою, которую
с детства знала Кити и которая выражалась в обедне и всенощной во Вдовьем Доме, где можно
было встретить знакомых, и в изучении
с батюшкой наизусть славянских текстов; это
была религия возвышенная, таинственная, связанная
с рядом прекрасных мыслей и чувств, в которую не
только можно
было верить, потому что так велено, но которую можно
было любить.
Но зато Варенька, одинокая, без родных, без друзей,
с грустным разочарованием, ничего не желавшая, ничего не жалевшая,
была тем самым совершенством, о котором
только позволяла себе мечтать Кити.
Для Константина народ
был только главный участник в общем труде, и, несмотря на всё уважение и какую-то кровную любовь к мужику, всосанную им, как он сам говорил, вероятно
с молоком бабы-кормилицы, он, как участник
с ним в общем деле, иногда приходивший в восхищенье от силы, кротости, справедливости этих людей, очень часто, когда в общем деле требовались другие качества, приходил в озлобление на народ за его беспечность, неряшливость, пьянство, ложь.
Но любить или не любить народ, как что-то особенное, он не мог, потому что не
только жил
с народом, не
только все его интересы
были связаны
с народом, но он считал и самого себя частью народа, не видел в себе и народе никаких особенных качеств и недостатков и не мог противопоставлять себя народу.
Сработано
было чрезвычайно много на сорок два человека. Весь большой луг, который кашивали два дня при барщине в тридцать кос,
был уже скошен. Нескошенными оставались углы
с короткими рядами. Но Левину хотелось как можно больше скосить в этот день, и досадно
было на солнце, которое так скоро спускалось. Он не чувствовал никакой усталости; ему
только хотелось еще и еще поскорее и как можно больше сработать.
Машкин Верх скосили, доделали последние ряды, надели кафтаны и весело пошли к дому. Левин сел на лошадь и,
с сожалением простившись
с мужиками, поехал домой.
С горы он оглянулся; их не видно
было в поднимавшемся из низу тумане;
были слышны
только веселые грубые голоса, хохот и звук сталкивающихся кос.
Сергей Иванович давно уже отобедал и
пил воду
с лимоном и льдом в своей комнате, просматривая
только что полученные
с почты газеты и журналы, когда Левин,
с прилипшими от пота ко лбу спутанными волосами и почерневшею, мокрою спиной и грудью,
с веселым говором ворвался к нему в комнату.
У него
были холостые вкусы, и
только с ними он соображался.
Но в семье она — и не для того
только, чтобы показывать пример, а от всей души — строго исполняла все церковные требования, и то, что дети около года не
были у причастия, очень беспокоило ее, и,
с полным одобрением и сочувствием Матрены Филимоновны, она решила совершить это теперь, летом.
Как будто мрак надвинулся на ее жизнь: она поняла, что те ее дети, которыми она так гордилась,
были не
только самые обыкновенные, но даже нехорошие, дурно воспитанные дети,
с грубыми, зверскими наклонностями, злые дети.
«
Только при таком решении я поступаю и сообразно
с религией, — сказал он себе, —
только при этом решении я не отвергаю от себя преступную жену, а даю ей возможность исправления и даже — как ни тяжело это мне
будет — посвящаю часть своих сил на исправление и спасение ее».
— Как я рада, что вы приехали, — сказала Бетси. — Я устала и
только что хотела
выпить чашку чаю, пока они приедут. А вы бы пошли, — обратилась она к Тушкевичу, —
с Машей попробовали бы крокет-гроунд там, где подстригли. Мы
с вами успеем по душе поговорить за чаем, we’ll have а cosy chat, [приятно поболтаем,] не правда ли? — обратилась она к Анне
с улыбкой, пожимая ее руку, державшую зонтик.