Неточные совпадения
Опричники посторонились
с видом почтения, но он, не обращая на них внимания, опять стал смотреть в
глаза Серебряному.
— Полноте вы, пересмешницы! — отвечала Дуняша. — Мне бы хотя век косы не расплетать! А вот знаю я таких, что
глаз не сводят
с боярского ключника!
— Это наши качели, боярин, — промолвил один из них, указывая на виселицы, — видно, они приглянулись тебе, что ты
с них
глаз не сводишь!
В одно мгновение двор опустел, и князь остался один,
глаз на
глаз с медведем.
— Ну, батюшка, Никита Романыч, — сказал Михеич, обтирая полою кафтана медвежью кровь
с князя, — набрался ж я страху! Уж я, батюшка, кричал медведю: гу! гу! чтобы бросил он тебя да на меня бы навалился, как этот молодец, дай бог ему здоровья, череп ему раскроил. А ведь все это затеял вон тот голобородый
с маслеными
глазами, что
с крыльца смотрит, тетка его подкурятина! Да куда мы заехали, — прибавил Михеич шепотом, — виданное ли это дело, чтобы среди царского двора медведей
с цепей спускали?
— Скажи, боярин, — спросил он, — кто этот высокий кудрявый, лет тридцати,
с черными
глазами? Вот уж он четвертый кубок осушил, один за другим, да еще какие кубки! Здоров он пить, нечего сказать, только вино ему будто не на радость. Смотри, как он нахмурился, а глаза-то горят словно молонья. Да что он,
с ума сошел? Смотри, как скатерть поясом порет!
В продолжение этого разговора Борис Годунов не спускал
глаз с Иоанна. Он, казалось, изучал выражение лица его и тихо, никем не замеченный, вышел из столовой.
Молния осветила грозящую старуху, и страшна была она
с подъятою клюкой,
с сверкающими
глазами.
Малюта, по обычаю, слез
с коня. Стоя
с обнаженною головой, он всею ладонью стирал грязь
с лица своего. Казалось, ядовитые
глаза его хотели пронзить царевича.
— Слышишь, слышишь, Борис Федорыч! — вскричал он, сверкая
глазами. — Али ждать еще, чтоб воры перессорились меж собой! — И он бросился
с крыльца.
Прошло дня четыре. Морозов сидел в брусяной избе за дубовым столом. На столе лежала разогнутая книга, оболоченная червчатым бархатом,
с серебряными застежками и жуками. Но боярин думал не о чтении.
Глаза его скользили над пестрыми заголовками и узорными травами страницы, а воображение бродило от жениной светлицы к садовой ограде.
— Князь, — сказал Морозов, — ты послан ко мне от государя. Спешу встретить
с хлебом-солью тебя и твоих! — И сивые волосы боярина пали ему на
глаза от низкого поклона.
Гости благодарили хозяина. Елена
с трепетом стала возле печи и опустила
глаза.
Если бы мог он сказать ей хоть одно слово неприметно, он ободрил бы ее и возвратил бы ей, может быть, потерянную силу, но Елену окружали гости, муж не спускал
с нее
глаз; надо было на что-нибудь решиться.
Серебряный подошел, поклонился Елене, но не знал, смотреть ли ей в
глаза или нарочно не встречать ее взора. Это колебание выдало князя.
С своей стороны, Елена не выдержала пытки, которой подвергал ее Морозов.
Елена
с ужасом взглянула на мужа. В
глазах его была холодная решительность.
— Не трогать его ни пальцем! Приставить к нему сторожевых, чтоб
глаз с него не сводили. Отвезем его милость к Слободе
с почетом. Ведь видели вы, как он князь Афанасья Иваныча хватил? Как наших саблей крошил?
Она
с трудом раскрыла
глаза. Большое колесо, движимое водою, шумя, вертелось перед нею, и далеко летели вокруг него брызги. Отражая луну, они напомнили ей алмазы, которыми девушки украшали ее в саду в тот день, когда приехал Серебряный.
По мере того как старик шептал, кровь текла медленнее и
с последним словом совсем перестала течь. Вяземский вздохнул, но не открыл
глаз.
— Да пошел раз в горы,
с камней лыки драть, вижу, дуб растет, в дупле жареные цыплята пищат. Я влез в дупло, съел цыплят, потолстел, вылезти не могу! Как тут быть? Сбегал домой за топором, обтесал дупло, да и вылез; только тесамши-то, видно, щепками
глаза засорил;
с тех пор ничего не вижу: иной раз щи хлебаю, ложку в ухо сую; чешется нос, а я скребу спину!
Здесь Перстень украдкою посмотрел на Ивана Васильевича, которого, казалось, все более клонило ко сну. Он время от времени, как будто
с трудом, открывал
глаза и опять закрывал их; но всякий раз незаметно бросал на рассказчика испытующий, проницательный взгляд.
Перстень покосился на Иоанна. Царь лежал
с сомкнутыми
глазами; рот его был раскрыт, как у спящего. В то же время, как будто в лад словам своим, Перстень увидел в окно, что дворцовая церковь и крыши ближних строений осветились дальним заревом.
Так, глядя на зелень, на небо, на весь божий мир, Максим пел о горемычной своей доле, о золотой волюшке, о матери сырой дуброве. Он приказывал коню нести себя в чужедальнюю сторону, что без ветру сушит, без морозу знобит. Он поручал ветру отдать поклон матери. Он начинал
с первого предмета, попадавшегося на
глаза, и высказывал все, что приходило ему на ум; но голос говорил более слов, а если бы кто услышал эту песню, запала б она тому в душу и часто, в минуту грусти, приходила бы на память…
Мало-помалу
глаз Максима стал привыкать к полумраку и различать другие подробности храма: над царскими дверьми виден был спаситель в силах,
с херувимами и серафимами, а над ним шестнадцать владычных праздников.
К костру подвели связанного детину в полосатом кафтане. На огромной голове его торчала высокая шапка
с выгнутыми краями. Сплюснутый нос, выдававшиеся скулы, узенькие
глаза свидетельствовали о нерусском его происхождении.
Да как и не перемениться в этакий день, — продолжал Максим
с одушевлением, и
глаза его блистали радостью.
— Не дашь? — вскричал Басманов, и
глаза его снова загорелись, но, вероятно, не вошло в его расчет ссориться
с князем, и, внезапно переменив приемы, он сказал ему весело: — Эх, князь!
Митька посмотрел было на него
с удивлением, но тотчас же усмехнулся и растянул рот до самых ушей, а от
глаз пустил по вискам лучеобразные морщины и придал лицу своему самое хитрое выражение, как бы желая сказать: меня, брат, надуть не так-то легко; я очень хорошо знаю, что ты идешь в Слободу не за ореховою скорлупою, а за чем-нибудь другим! Однако он этого не сказал, а только повторил, усмехаясь...
Мельник между тем, проводив
глазами Басманова, присел на заваленку и принялся считать золотые деньги. Он весело ухмылялся, перекладывая их
с ладони на ладонь, как вдруг почувствовал на плече своем тяжелую руку.
Старик вздрогнул, вскочил на ноги и чуть не обмер от страха, когда
глаза его встретились
с черными
глазами Вяземского.
— Чем драться? — повторил Митька и обернулся назад, отыскивая
глазами гусляра, чтобы
с ним посоветоваться.
— Послушай, князь, ты сам себя не бережешь; такой, видно, уж нрав у тебя; но бог тебя бережет. Как ты до сих пор ни лез в петлю, а все цел оставался. Должно быть, не написано тебе пропасть ни за что ни про что. Кабы ты
с неделю тому вернулся, не знаю, что бы
с тобой было, а теперь, пожалуй, есть тебе надежда; только не спеши на
глаза Ивану Васильевичу; дай мне сперва увидеть его.
Она стояла на крыльце, нагнувшись на клюку, и смотрела на все безжизненными
глазами, ожидая появления Иоанна, быть может,
с тем, чтобы своим присутствием удержать его от новой жестокости.
Так, он, видя в Малюте слишком сильного соперника и потеряв надежду уронить его в
глазах Иоанна, вошел
с ним в тесную дружбу и, чтобы связать сильнее их обоюдные выгоды, женился на его дочери.
Иван Кольцо, шедший во главе посольства, был человек лет под пятьдесят, среднего роста, крепкого сложения,
с быстрыми, проницательными
глазами,
с черною, густою, но короткою бородой, подернутою легкою проседью.