Неточные совпадения
— Должно быть, князь. Но садись, слушай далее.
В другой раз Иван Васильевич, упившись, начал (и подумать срамно!) с своими любимцами
в личинах плясать. Тут был боярин князь Михаило Репнин. Он заплакал с горести. Царь давай и на него личину надевать. «Нет! — сказал Репнин, — не
бывать тому, чтобы я посрамил сан свой боярский!» — и растоптал личину ногами. Дней пять спустя убит он по царскому указу во
храме божием!
— Сын мой! — сказал игумен, глядя с участием на Максима, — должно быть, сатанинское наваждение помрачило твой рассудок; ты клевещешь на себя. Того быть не может, чтобы ты возненавидел царя. Много тяжких преступников исповедовал я
в этом
храме: были и церковные тати, и смертные убойцы, а не
бывало такого, кто повинился бы
в нелюбви к государю!
Андрей Ефимыч сконфузился и приложился к образу, а Михаил Аверьяныч вытянул губы и, покачивая головой, помолился шепотом, и опять у него на глазах навернулись слезы. Затем пошли в Кремль и посмотрели там на царь-пушку и царь-колокол и даже пальцами их потрогали, полюбовались видом на Замоскворечье,
побывали в храме Спасителя и в Румянцевском музее.
Неточные совпадения
Самгин не впервые сидел
в этом
храме московского кулинарного искусства, ему нравилось
бывать здесь, вслушиваться
в разноголосый говор солидных людей, ему казалось, что, хмельные от сытости, они, вероятно, здесь более откровенны, чем где-либо
в другом месте.
Разве не
бывало примеров, что и
в оставленных
храмах вновь раздавались урчания авгуров, что и низверженные кумиры вновь взбирались на старые пьедесталы и начинали вращать алмазными очами?
Ребята подозревали во мне религиозного сектанта и добродушно подшучивали надо мною, говоря, что от меня даже родной отец отказался, и тут же рассказывали, что сами они редко заглядывают
в храм божий и что многие из них по десяти лет на духу не
бывали, и такое свое беспутство оправдывали тем, что маляр среди людей все равно что галка среди птиц.
Стою,
бывало, один во
храме, тьма кругом, а на сердце — светло, ибо
в нём — бог и нет места ни детским печалям, ни обидам моим и ничему, что вокруг, что есть жизнь человеческая.
Лучше всего о Христе Ларион говорил: я,
бывало, плакал всегда, видя горькую судьбу сына божия. Весь он — от спора
в храме с учёными до Голгофы — стоял предо мною, как дитя чистое и прекрасное
в неизречённой любви своей к народу, с доброй улыбкой всем, с ласковым словом утешения, — везде дитя, ослепительное красотою своею!