Неточные совпадения
Он был на кубрике, в помещении команды, приказал там открыть несколько матросских чемоданчиков, спускался в трюм и нюхал там трюмную воду, заглянул в подшкиперскую, в крюйт-камеру, в лазарет, где не было ни одного больного, в кочегарную и машинное отделение, и там, не роняя
слова, ни к кому не обращаясь с вопросом, водил пальцем в белоснежной перчатке
по частям машины и глядел потом на перчатку, возбуждая трепет и в
старшем офицере и
старшем механике.
Один только
старший офицер, хлопотун и суета, умеющий из всякого пустяка создать дело,
по обыкновению, носится
по корвету, появляясь то тут, то там, то внизу, то на палубе, отдавая приказания боцманам, останавливаясь около работающих матросов и разглядывая то блочок, то сплетенную веревку, то плотничью работу, и спускается в кают-компанию, чтобы выкурить папироску, бросить одно-другое
слово и снова выбежать наверх и суетиться, радея о любимом своем «Коршуне».
А мы копались! — продолжал адмирал, возвышая голос и, по-видимому, для того, чтобы эти
слова услыхали и капитан, и
старший офицер, и вахтенный мичман.
Неточные совпадения
Герой наш,
по обыкновению, сейчас вступил с нею в разговор и расспросил, сама ли она держит трактир, или есть хозяин, и сколько дает доходу трактир, и с ними ли живут сыновья, и что
старший сын холостой или женатый человек, и какую взял жену, с большим ли приданым или нет, и доволен ли был тесть, и не сердился ли, что мало подарков получил на свадьбе, —
словом, не пропустил ничего.
Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето, отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя
по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй
старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье
по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими
словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.
Кабанова. Знаю я, знаю, что вам не
по нутру мои
слова, да что ж делать-то, я вам не чужая, у меня об вас сердце болит. Я давно вижу, что вам воли хочется. Ну что ж, дождетесь, поживете и на воле, когда меня не будет. Вот уж тогда делайте, что хотите, не будет над вами
старших. А может, и меня вспомянете.
Кажется, чего бы лучше: воспитана девушка «в страхе да в добродетели»,
по словам Русакова, дурных книг не читала, людей почти вовсе не видела, выход имела только в церковь божию, вольнодумных мыслей о непочтении к
старшим и о правах сердца не могла ниоткуда набраться, от претензий на личную самостоятельность была далека, как от мысли — поступить в военную службу…
Возвращаясь сюда, в Петербург, я дал себе
слово непременно увидеть наших первых людей,
старших, исконных, к которым сам принадлежу, между которыми сам из первых
по роду.