— Видите, как он лжет, — сказал Передонов, — его наказать надо хорошенько. Надо, чтоб он открыл,
кто говорит гадости, а то на нашу гимназию нарекания пойдут, а мы ничего не можем сделать.
Неточные совпадения
— Вот и Марта только-что вернулась, — рассказывала Вершина. — Она часто в нашу церковь ходит. Уж я и то смеюсь: для
кого это,
говорю, вы, Марта, в нашу церковь ходите? Краснеет, молчит. Пойдемте, в беседке посидимте, — сказала она быстро и без всякого перехода от того, что
говорила раньше.
— Смотрите, —
говорила она, — влюбите вы в себя Варвару Дмитриевну,
кто тогда Ардалъону Борисычу сладкие пирожки станет печь?
— Барыня милая, Софья Ефимовна, простите вы меня, бабу пьяную. А только, что я вам скажу, послушайте-ка. Вот вы к ним ходите, а знаете, что она про вашу сестрицу
говорит? И
кому же? Мне, пьяной сапожнице! Зачем? Чтобы я всем рассказала, вот зачем!
— Уйдет иногда к ночи, а я заснуть не могу, —
говорила Варвара. —
Кто его знает, может быть, венчается где-нибудь. Иногда всю ночь промаешься. Все на него зарятся: и Рутиловские три кобылы, — ведь они всем на шею вешаются, — и Женька толсторожая.
— Что, что вы
говорите? — сипло зашептал он, —
кто,
кто такая?
Передонов
говорил иногда «ты» гимназистам не из дворян; дворянам же он всегда
говорил «вы». Он узнавал в канцелярии,
кто какого сословия, и его память цепко держалась за эти различия.
—
Кого же подозревать? Я не знаю.
Говорят. А я собственно потому, что это может мне повредить по службе.
Верига подумал, что ему и не надо знать,
кто именно
говорит: ведь он еще не губернатор. Он опять вступил в роль предводителя и произнес речь, которую Передонов выслушал, страшась и тоскуя...
— А
кто из ваших товарищей дурные слова
говорит? — спросил Передонов. Саша опять покраснел и молчал.
Мальчики стали снова запираться. Их отвели в чулан — сечь. Не стерпевши боли, они повинились. Но и признавшись, не хотели было
говорить, от
кого получили за это деньги.
— Я за него буду
говорить, — сказал Передонов, — он скромный, не решается сам. А он человек достойный, не пьющий, добрый. Он мало получает, но это наплевать. Ведь
кому что надо,
кому деньги, а
кому человека. Ну, что ж ты молчишь, — обратился он к Володину, — скажи что-нибудь.
«За меня, — думала она, — всякий посватается, раз — что я с деньгами, и я могу выбрать
кого захочу. Вот хоть этого юношу возьму», — думала она и не без удовольствия остановила свой взор на зеленоватом, нахальном, но все-таки красивом лице Виткевича, который
говорил мало, ел много, посматривал на Вершину и нагло при этом улыбался.
Он делал невинное лицо, а на душе у него было тяжело. Он выспрашивал Коковкину, что же
говорят, и боялся услышать какие-нибудь грубые слова. Что могут
говорить о них? Людмилочкина горница окнами в сад, с улицы ее не видно, да и Людмилочка спускает занавески. А если
кто подсмотрел, то как об этом могут
говорить? Может быть, досадные, оскорбительные слова? Или так
говорят, только о том, что он часто ходит?
Разнесся по городу слух, что актеры здешнего театра устраивают в общественном собрании маскарад с призами за лучшие наряды, женские и мужские. О призах пошли преувеличенные слухи.
Говорили, дадут корову даме, велосипед мужчине. Эти слухи волновали горожан. Каждому хотелось выиграть: вещи такие солидные. Поспешно шили наряды. Тратились не жалея. Скрывали придуманные наряды и от ближайших друзей, чтобы
кто не похитил блистательной мысли.
— Это подло так
говорить. Проверяйте,
кому угодно, — по числу посетителей можно проверить.
— Я не знаю, — отвечал Вронский, — отчего это во всех Москвичах, разумеется, исключая тех, с
кем говорю, — шутливо вставил он, — есть что-то резкое. Что-то они всё на дыбы становятся, сердятся, как будто всё хотят дать почувствовать что-то…
Неточные совпадения
Подозвавши Власа, Петр Иванович и спроси его потихоньку: «
Кто,
говорит, этот молодой человек?» — а Влас и отвечает на это: «Это», —
говорит…
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на
кого… я
говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Хлестаков. Ну, нет, вы напрасно, однако же… Все зависит от той стороны, с которой
кто смотрит на вещь. Если, например, забастуешь тогда, как нужно гнуть от трех углов… ну, тогда конечно… Нет, не
говорите, иногда очень заманчиво поиграть.
Ни с
кем не
говорила я, // А старика Савелия // Я видеть не могла.
— // «Ну,
кто же?
говори!» // — Известно
кто: разбойники!